Чаепитие

      Холодное утро Петербурга началось у следователя с теплой чашечкой чая и приятным осенним видом из окна. Напротив его дома располагался небольшой парк, в котором стояли голые черные деревья, на засохшей зеленой траве лежали маленькие сухие листочки, весь парк был покрыт густым дымом и сквозь него было трудно разглядеть фонари и лампы начинающих свою работу заведений и тем более увидеть людей в такую рань. Мужчина чуть выше среднего роста, с взъерошенными волосами, голубыми холодными слегка насмешливыми глазами, выбритым лицом стоял у окна и мимолетно оглядывал парк, отпивая из чашки чай и о чем-то думая. Недавно было совершено ужасное убийство старухи-процентницы, которое заставило сотрогнуться извилинами многим людям из конторы и особенно самому следователю, проницательному, хитрому, умному и язвительному человеку, который с первого взгляда на студента в конторе понял, что это именно он убийца. Но зачем его сдавать, если можно поэкспериментировать и посмотреть, как поведет молодой человек в этой ситуации? Именно этим в последнее время занимался Порфирий. Он изучал этого человека, интересовался всем, что с ним связано и хотел заставить его самому признаться в убийстве. «Но это не сейчас, сейчас он еще не созрел"—говорил про себя следователь каждый раз, когда видел свой объект изучения. И вот в это одинокое серое утро Порфирий увидел вдали тусклый дергающийся силуэт, бегущий по парку. Прищурившись, он увидел в силуэте знакомую фигуру, неуверенную тяжелую походку, темный поношенный студентеческий плащ и те самые волосы… спутанные, почти до плеч, слегка взъерошенные. Это был сам Родя. Его объект изучения сам бежал к своему субъекту, но… почему? Что его заставило встать в такую рань и так целеустремленно бежать именно к нему, к следователю? Порфирий нервно облизнул губы, отставил чашку на столик, пригладил рукой свои волосы и ровным томным шагом пошел к двери, пройдя из спальнр сквозь большую гостиную и оказался в небольшой прихожей, в которой была неисправна лампа, впрочем, он особо не жаловался и не собирался чинить ее, так как она являлась неким украшением в его большой квартире, которая привлекала гостей. Мужчине не пришлось долго ждать, как только он подошел к двери, послышались гулкие и резкие шаги, затем короткое затишье и один стук… он достал из кармана халата ключ, отпер и отворил дверь. При виде растерянного, раздраженного и расстроенного друга, Порфирий слабо улыбнулся, слегка блеснув полусонными любопытными глазками и сказал мягким, ласковым голосом: —А, это вы, мой друг, не ожидал вас сейчас увидеть. Заходите-с. Он приоткрыл дверь шире и Родион с шумным вздохом вошел внутрь, сразу в сторону гостиной. Гостиная была самой большой в квартире Порфирия Петровича: роскошная богатая мебель раставленная как надо, у стены с обоями желтоватого оттенка стояли высокие шкафы со множеством различных книг в частности психологии; философии и географических открытиях. На полу лежал старый ковер вышитый индийским узором, на котором стоял небольшой столик, подле него стояло кресло и, собственно диван. На стенах также висели картины пейзажей России и под ними висели различные грамоты за заслуги, за которых следователь очень гордился, но не любил этому хвастаться. Осмотрев беглым взглядом знакомую комнату, Раскольников еще раз шумно вздохнул, подошел ближе к дивану и сел, поставив локти на колени и устремив пустой взгляд куда-то в сторону. Мужчина запер дверь на ключ, спрятал его в кармане и вошел в гостиную, окинув легким изучающим взглядом его вид: он был бледен, худощав, взволнован и чем-то раздраженный. Его бледные сухие пальцы, которые на ощупь были шершавыми и грубыми, слегка дрожали, выдавая внутреннее напряжение героя. Это не ускользнуло от глаз следователя. Поняв в каком он находится стрессе, он развернулся и пошел на кухню за чаем, чтобы начать беседу с приятной нотки. Вернувшись примерно через семь минут, Порфирий застал своего друга сидящим на своем месте и читающий книгу, судя по обложке, это было произведение Николая Гоголя «Мертвые души», которую так любил следователь и почитал самого писателя. Он улыбнулся той же светлой обычной улыбкой, поставил на стол одну чашку теплого чая и пододвинул ее ближе к Родиону, сам взял свою чашку, сел в свое излюбленное кресло напротив, облокотился, размешал сахар ложкой, поднес ее к губам и облизнул губами. Этот процесс был для него старой детской привычкой, когда он пытался повторять за взрослыми богатыми аристократами, а потом это перешло в своеобразный ритуал подготовки к важной беседе. Особенно когда твой собеседник—убийца. Спустя короткую паузу, следователь тихонько кашлянул, устремил немного насмешливые тускло-голубые глаза на собеседника и начал диалог сосредоточенным, бархатистым голосом: —Интересная книга, не так ли-с?