There and Almost Back

(Жаркое солнце, большие пушки, неприятные ощущения).

«… сейчас около пяти часов утра, и я нахожусь в городе Хикстон, штат Арканзас. Для уточнения добавлю, что где-то недалеко проходит двадцатое федеральное шоссе. Крупные населенные пункты поблизости: Парагулд, Джонсборо, Мемфис — этих данных должно хватить для пеленгации. Здесь творятся странные дела, но о них чуть позже — сперва нужно собрать воедино всю разрозненную информацию. В каком-то смысле здесь даже неплохо — тишина, чистый воздух и отсутствие змей. Мне посчастливилось обогатить лексикон неизвестным значением слова «перемычка». К минусам можно отнести перебои с электричеством и связью, непонятную ситуацию с водой и едой, резиновых пришельцев по телевизору и агрессивных клонов. И если ты окажешься в Хикстоне, Джейн, избегай Спарки». Дарья нажала на воображаемом диктофоне кнопку «Стоп». Это не Твин Пикс и она не агент Купер, и толку в этих рассуждениях ноль — ни отвлечься, ни развлечься. Они ехали то по относительно неплохой грунтовке, то по каким-то совсем уж убитым просёлкам, очевидно пытаясь срезать путь. Всякий раз, когда Леонард переключал передачи, его локоть тыкался Дарье под рёбра, и она возвращалась из унылой полудрёмы в реальность, хотя по ощущениям одно почти не отличалось от другого: всё так же выл и скрежетал двигатель, всё так же пахло окурками и потом, перекатывалось в бардачке что-то небольшое и громкое. Недавний адреналиновый выброс прошёл, и Дарья чувствовала, что её затягивает в сонное оцепенение как в воронку. Она даже ярко представляла себе эту воронку — как в ванне, но огромную и пугающую. Дарья поморгала и огляделась по сторонам. Леонард молча вёл машину, Бубба, похоже, дремал. Небо светлело на глазах, виргинские тополя отбрасывали длинные тени, с поля поднялась стайка каких-то толстеньких дружных птиц — скорее всего, боболинков, или ещё каких-то трупиаловых, но не факт. Каким-нибудь любителям природы здесь и впрямь могло бы понравиться. «Им бы пришлось подъезжать к барьеру и любоваться издали». Голос прозвучал настолько явственно, что Дарья чуть не подпрыгнула на сиденье, но тут же поникла — ничего особенного, просто она разговаривает сама с собой и сама себе отвечает голосом Джейн. Приплыли, конечно, но уж лучше такая Джейн, чем вовсе никакой. Было бы гораздо хуже, если бы её подсознание заговорило голосом мисс Ли. Машина в очередной раз подпрыгнула, Дарья лязгнула зубами, едва не прикусив язык, Бубба проснулся и со стоном зевнул. — Ну чё там, братик? — Подъезжаем. Чуток осталось. Этот «чуток», однако, растянулся надолго. Бежала вперёд жёлтая разбитая дорога — то вверх, то вниз, бежали назад бесконечные поля, носились над полями птички. Дарья пыталась размышлять. «Война миров?» Не годится — пока пришельцы сдохнут от какой-нибудь синегнойной палочки можно состариться и умереть в безвестности. «Чужие?» Так, там лейтенант Рипли выкинула эту погань в открытый космос… Ещё там, кажется, был кот… Котов и здесь хватает, а открытый космос не завезли. «Флеш Гордон?» Не смешите! Хайнлайн? Тоже не то — он писал про регулярную армию. Старджон? Бестер? Филипп, мать его, Фармер? «Предлагаешь обкуриться?» — в голосе Джейн слышался смех. «Забавно, но не сработает. Ещё у меня в запасе Лем и Филип Дик, но это уже героин», — подумала в ответ Дарья. Ждать, что «Джейн» ответит было бы большой ошибкой, но почему бы и нет? Ответа, конечно же, не последовало, но и так было ясно, что из массовой культуры взять нечего кроме заезженных штампов, берущих начало из сказок, которые восходят, в свою очередь, к мифам и архетипам. А вокруг пока что творятся городские легенды: летающие тарелки, похищения скота, клоны, не хватает только кругов на полях, анального зондирования и мигающих огней. Какие-нибудь дурачки-уфологи визжали бы от счастья. — Вот она и ферма, — произнёс Леонард. Ферма издали казалась игрушечной: белые домики с красными крышами утопали в пышной зелени. На обочине показался указатель с изображением довольной жизнью коровы, грунтовку сменил бетон, бетонка упёрлась в массивные ворота, над которыми красовалась всё та же корова. Над коровьими рогами вилась надпись «Ферма Парной воздух», и на коровьем боку было написано весёленькими жёлтыми буквами «Здесь воздух пахнет молоком». По обе стороны тянулся неприветливый железный забор. На самих закрытых створках была грубо намалёвана голая женщина со страшным выражением лица, зато с огромными сиськами. Сбоку неизвестный художник написал: «ВЫМЯ». «Джейн, ты просто должна это видеть», — подумала Дарья. Понятное дело, «Джейн» молчала. За аляпистой вывеской угадывался навес, под которым находился открывающий ворота механизм. — Как мы туда попадём? — спросила Дарья. — Легко, — ответил Леонард, — там эксцентрик отжать надо. Пошли. Они выбрались из машины, и Дарья с наслаждением потянулась. Леонард подёргал створку и плюнул, Бубба подошёл вплотную к воротам и, казалось, чего-то ждал. — Поди сюда, — подозвал её Леонард, и не успела Дарья опомниться, как он схватил её за талию и поставил на плечи Буббе, — вон там, где рейка, повыше чуток, эксцентрик дёрни! — Эй, какого? — Дарья ухватилась за какую-то железку, чтоб не свалиться. — Да не там, чуток левее возьми. Дарья огляделась. Вот эта планка с зубцами –явно реечная передача, вон то — мотор, шестерёнка на валу двигает рейку туда-сюда. На всякий случай она потрогала шестерню, конечно же та сидела как влитая. — Давай, посильней дёрни, как Рэмбо, — пропыхтел снизу Бубба. — Здесь нет эксцентриков, — произнесла Дарья, покопавшись для вида ещё пару минут. Бубба отошёл и Дарья повисла на воротах как тряпка, но тут же спрыгнула на землю. — Чё, вообще нет? — спросил Леонард. Дарья кивнула. — Спилили, что ли? Вот уроды. Дарья ничего не ответила, она пыталась вытереть об траву испачканные маслом руки. Если в этих краях слово «перемычка» обозначает кусок провода, то «эксцентрик» может быть вообще чем угодно, но это уже не её проблемы, она честно попыталась. — Ладно, ща с калитки заехать попробуем. Они снова погрузились в пикап, и Леонард поехал вдоль забора. Всю дорогу Дарья молча негодовала. Какого хера надо было устраивать шоу возле ворот, когда есть калитка? «Гэндальф у ворот Мории, и ворота ведут в первом тайме». «Джейн, при чём тут Мория?» — начала Дарья, но тут же вспомнила, Гэндальф долго мучился, подбирая пароль, а решение оказалось очень простым. Глухой забор кончился, дальше пошли столбы с колючей проволокой. Скоро показалась и та самая калитка — покосившиеся ворота из швеллера и сетки. Естественно, они были открыты, и Дарья этому нисколечки не удивилась. Бубба вышел и распахнул пошире створки, Леонард заехал внутрь. Снова лезть в кабину Бубба не стал — запрыгнул в кузов, и Дарья с удовольствием заняла его место. Вблизи ферма оказалась и не такой уж нарядной: хозяйственные постройки радовали глаз всё тем же выгоревшим сайдингом и облупившейся краской, зато главное здание из всех сил претендовало на звание жемчужины дурного вкуса, пафосная хата родителей Бритни и рядом не стояла. Леонард въехал на газон чуть не вплотную к жаровне для барбекю и остановил машину. — Ну всё, приехали, — сказал он, — теперь чего? Когда Дарья поняла, что вопрос обращён к ней, ей чуть не поплохело. Эти деревенские алкаши на полном серьёзе ждут от неё каких-то решений, действий, и хуже всего то, что отмазаться не получится от слова «совсем». — Предлагаю сперва проверить здание. Леонард кивнул, а Бубба сделал приглашающий жест — вот, мол, дверь, вперёд. В планы Дарьи это совсем не входило, но кто же знает, что на уме у местного Рэмбо, вот он сейчас улыбается, а потом выстрелит. Дарья на цыпочках подошла к двери, потянула на себя и прислушалась. В кустах стрекотали какие-то птицы, а из дома не доносилось ни звука. Дарья махнула рукой, что всё в порядке, и когда братья подошли, распахнула дверь. Внутри было темно — Бубба загородил дверной проём, и единственный свет падал из полукруглого окошка над дверью.  Смутно виднелись какие-то шкафы, ведущая наверх лестница, межкомнатные двери, вешалка, коврик на полу… Вдруг в глубине дома что-то задребезжало и заурчало, Дарья от неожиданности чуть не поперхнулась, а Леонард не икнул, не то выругался. Звук сменился тихим жужжанием. — Это там! — прошептала Дарья, показывая пальцем на дверь под лестницей. Леонард ещё только подкрадывался, наставив ружьё, а Бубба уже открыл дверь, и Дарья всё поняла. Это была кухня, прямо напротив двери стоял высоченный двухкамерный холодильник, когда-то розовый, а ныне весь в сколах и ржавых пятнах. Холодильник работал. Дарья обрадовалась. Если здесь есть электричество, то может оказаться и работающий телефон, вероятность, конечно, мала, но вдруг повезёт… — Мистер Джексон, нам нужно найти телефон. Никто не обратил на Дарью внимание. Братья уже вовсю рылись в холодильнике: Бубба нашёл связку сосисок, и пожирал их одну за одной, запивая молоком прямо из пакета. Леонард не отставал от него, только пил он, судя по запаху, вовсе не молоко. — Мистер Джексон!  — Дарья повысила голос, — здесь есть телефон? — Наверху посмотри, — отозвался Леонард. Судя по всему, отрываться от холодильника он не собирался. Очень аккуратно Дарья подошла к лестнице и ещё раз прислушалась. Никого, будьте уверены. Лысый старик хрипит, Спарки лает, толстяк — Билли Рэй — воняет, да и на звуки разграбления холодильника уже бы кто-нибудь да прибежал. Наверху и впрямь никого не было. Окна в обеих спальнях отчего-то были закрыты и там пахло затхлостью и грязным бельём. На стенах висели чёрно-белые фотографии: какие-то морщинистые бородатые гоблины с ружьями, дамы в чепцах с неестественным выражением лица, улыбающиеся изо всех сил ковбои, коровы, коровы, коровы и единственное цветное фото — девочка с торчащими ушами, торчащими зубами и торчащими косичками. На девочке была чирлидерская форма, ещё более уродливых цветов, чем в Лондейле, и на рамке было написано, что это «Дейзи Мэй зима 96». Вполне современный телефон нашёлся на столике во второй спальне, под грудой шмоток Дейзи Мэй, и, конечно же, он не работал. Со стены на Дарью ехидно глядел особо колоритный старик — из-под полей шляпы виднелись только морщины, борода, пистолет и лучезарная, как у всех святых вместе взятых, улыбка. «Ебать!  — сказала Джейн в голове, — Вот это типаж!» — Телефон не работает, — сообщила Дарья, спустившись, но братьям было не до неё, они были заняты сосисками. — Дарья, будешь «Калифорнию»? — спросил Бубба, протягивая ей бутыль с чем-то настолько ярким и вонючим, что пить это не стала бы даже «Мистическая спираль». — Нет, спасибо. От запаха у Дарьи начала болеть голова, и рот пересох как будто с похмелья. Она открыла окно и с наслаждением высунулась наружу. Солнце уже поднялось над верхушками деревьев и начало ощутимо припекать, где-то замычала корова, и всё так же стрекотали непонятные птички — громко и достаточно противно.  — Будешь? — подошёл Леонард с сосисками. Дарья посмотрела на его грязные руки:  — Нет, спасибо. Кто это так верещит? Птицы, кузнечики? — А, это говнюки. Сосиски нормальные, зря ты. — Дизентерия не входит в мои планы на лето. И вам не советую есть грязными руками. Уточнять про говнюков Дарья не стала. На леонардовском языке «перемычка» означала кусок провода, «эксцентрик» — нечто, что можно дёрнуть, а значит «говнюки» могли быть кем угодно, от кузнечиков до кенгуру. Но руки помыть действительно стоило. Дарья открыла кран, и из него потекла тонкая струйка. Выходит, в трубах что-то осталось, значит, и в туалете может быть вода, в смывном бачке тоже. Струя иссякла, кран захрипел и умолк. Дарья успела к этому времени намылить руки жидкостью для посуды, и теперь стояла как… как неизвестно кто неизвестно где. Пришлось домывать руки ярко-розовой «Калифорнией». — Мы их пожарим, — Бубба воздел грязный палец, — на барбекю! — Точно! — Дарья едва успела понять, что речь идёт о сосисках, а Леонард уже сметал содержимое холодильника в пластиковый мешок для мусора, — Дадим им чуток копоти. Громкая отрыжка прозвучала как свидетельство решимости Леонарда, а Дарья подумала: «Какого хера?» Только что воевал с пришельцами, а теперь барбекю. В голове Леонарда явно вовсю гудел алкогольный пар, забивая гипотетических пришельцев на задний план. А может он вообще немного того? Имея родного брата-олигофрена… «С припиздью, говори как есть». «Верно подмечено, Лейн». Братья вышли из дому и Дарья шагнула за ними. На улице стало уже заметно жарко, вид и запах нечищеной жаровни лишь усиливал это ощущение. Бубба возился с дровами — не с углём, а с реальными деревянными палками, Леонард стоял рядом, покачиваясь на пятках. Ах, да, мы же в гостях у Марка Твена, а в кустах орёт какая-нибудь знаменитая лягушка из Калавераса. Действительно, «говнюки» стрекотали ещё громче, казалось, совсем рядом, не иначе радовались жаре. Дрова никак не хотели гореть, не хотели даже дымить, и Леонард сбегал в дом и вернулся с какой-то банкой. Дарья едва успела отскочить. Столб пламени взлетел выше головы, отлетевшая сосиска ударила Дарью в грудь, а вот братьям достались дрова. Бубба протирал чёрное от сажи лицо, Леонард ругался и тряс головой. Барбекю накрылось, и это понимали даже притихшие говнюки, кем бы они ни были. Проморгавшийся Бубба побрёл куда-то за угол, Леонард последовал за ним, волоча мешок, Дарья пошла следом. За домом оказался сад, приторный, как на картинах Роберта Дункана, для полного счастья не хватало только маленькой пони Эпплджек, поскольку сад был яблоневый, ну и каких-нибудь мелких писклявых эльфов для антуража. Но за эльфов вполне успешно справлялись «говнюки» — писку и стрёкоту было даже слишком много. Бубба сорвал большое красное яблоко, вытер о штаны и протянул Дарье: — На, покушай чуток! Дарья недоверчиво посмотрела на яблоко — мало ли, какой химией его могли опрыскивать. — Это хорошее яблоко, — сказал Бубба. Его поддержал Леонард: — Ага. Ты в своей Пенсильвании хрен найдёшь такие. Дарья взяла яблоко, осмотрела на предмет червей, и впилась зубами. Желудок победил голос разума. Действительно, вкусное, особенно если учесть, что кроме «сникерса» она ничего не ела. Но шарлотка получилась бы неплохая. — Ну как? — Леонард протягивал ей следующее яблоко, — У них яблоки классные, аж из Хаззарда приезжают брать. — Пафыбо, — промычала Дарья с набитым ртом, — Фыкольные. Это была чистая правда, и на какой-то момент показалось, что жизнь налаживается: воспетые Джоном Гришемом края, сочное яблоко, ухоженные стройные деревья, стоящие в глубине сада под яблонями ящики на подставках (что, ульи? И в них сидят, мать его, пчёлы?), задумчиво грызущий яблоко Бубба, Леонард с бутылкой в руке, прислонившийся к дереву… Вот Леонард и нарушил идиллию. Он опорожнил бутылку и устроил её в развилке ствола. Затем снял с пояса пистолет и дал его Дарье. — На, попробуй. В бутылку прямо херачь. Казалось, что в дульное отверстие спокойно мог бы заехать грузовик. Дарья отшатнулась. — Да не ссы, он охотничий, — теперь пистолет направляли рукояткой к ней. «Действительно, что ты теряешь?» — сказал голос Джейн в голове. Ну, блин, спасибо! Пистолет, точнее револьвер (круглый барабан, ага), оказался ещё тяжелее, чем выглядел, и Дарья схватила его двумя руками, как копы в фильмах. Леонард одобрительно хмыкнул. Так, теперь нужно прицелиться, вроде бы, мушка должна смотреть на бутылку… ага, ясно. «Hasta la vista, baby». «Лейн, не говори под руку!» И нажать на курок. БУМ! Пистолет дёрнулся, чуть не вырвав руки из плеч, в ушах звенело, бутылке, как и полагается, осталась целой и невредимой. — Дарья, ты не так держишь, смотри как надо. Вот, как Рэмбо! Бубба достал такую же пушку откуда-то из комбинезона, поднял руку, и не целясь выстрелил. Бутылка разлетелась вдребезги. Ещё бы Рэмбо когда промахивался, он же сраный герой боевиков! Тем более, кому-то с габаритами Буббы отдача не помеха. — Видишь, одной рукой надо. Бубба достал из мешка жестянку с пивом, одним глотком выпил, и поставил банку в развилку яблони. — Давай, как Рэмбо, одной рукой. — Можно я буду Чак Норрис? Банка не пострадала, и экзекуция продолжилась. Под конец, когда пистолет уже плясал в руках, вместо выстрела раздался щелчок. Дарья с облегчением протянула оружие Леонарду. Тот на что-то нажал, высвободив барабан, и начал заталкивать туда патроны, доставая их из поясной сумки-кенгуру. Шлёп! Что-то пролетело мимо Дарьи, и Бубба ойкнул. Шлёп! Шлёп! Дарья готова была поклясться, что это какашки. — Ложись! — заорал Леонард, и выстрелил из ружья куда-то по кустам. Дарья упала ничком. Над головой гремели выстрелы, ругались братья и визжали говнюки. Кем бы они ни были, но они швырялись дерьмом, причём достаточно метко. К ней подполз благоухающий Бубба и протянул всё тот же злополучный револьвер с выгравированной птичкой. — На, Дарья, братик зарядил, — лицо толстяка было перемазано, и он сейчас напоминал своего любимого Джонни Рэмбо. Дарья машинально взяла пистолет. — Пойдёмте отсюда, — крикнула она, — их слишком много. — Ага, — ответил Леонард откуда-то сверху, — в машину! Но это оказалось не так-то просто: их обстреливали со всех сторон. Кусок дерьма попал Дарье в грудь, и она от боли согнулась пополам. Весь мир превратился в сплошной бег с препятствиями, одной рукой Дарья придерживала очки, за другую её тянул Бубба — или Леонард? Они бежали, падали, ползли, прятались за деревьями под непрекращающимся зловонным обстрелом. Через сад, мимо каких-то запертых наглухо сараев, теплиц, брикетов сена… Братья пытались стрелять в ответ, но толку от этого было ноль — говнюки, кем бы они ни были, не показывались, и Леонард с Буббой бестолку шмаляли по кустам. Будку с открытой дверью первой заметила Дарья, она дёрнула Буббу за рукав, и тот кивнул. Действительно, это было какое-никакое укрытие, и можно было попробовать дать говнюкам бой. Внутри было пусто, посреди бетонного пола виднелось узкое сточное отверстие. — Ух, блядь… — выдохнул Леонард, закрывая дверь. Дарья молча согласилась. Какое-то время они пытались отдышаться. Писк и стрёкот говнюков снаружи постепенно умолк, и Дарья отважилась выглянуть в щёлочку. — Ух, блядь, — сказала она. Из-за жестяного сарая показалось существо ростом с этот самый сарай. Массивный чешуйчатый зелёный гигант со шлемом на голове, одетый в подобие бронежилета — тот самый «крокодил» из телевизора. «Крокодил» открыл широченную пасть и зарычал, потом вскинул руку — явно с оружием — и в сторону их будки с шипением и визгом полетела молния. Молния распалась на многолучевые голубые звёзды, звёзды осели на землю. Одна упала совсем рядом, размером с автобусное колесо, она переливалась, и даже, кажется, дрожала, как студень. А потом она взорвалась, и земля ушла из-под ног.