Энди сломает всё

В Насыпном Нагорье было всего два паба, и то, маггловских. Последнее, конечно, не мешало отцу в них частенько наведываться: когда у тебя дома трое неспокойных детей, для снятия стресса не принципиально, осуществлялась ли перегонка с помощью гномьих артефактов. У Аба мало что в памяти из тех времен отложилось, тем более, о пабах… Разве только, о том, что это были небольшие, полутемные помещения, за стойкой которых постоянно присутствовал представительный джентльмен, невозмутимо протирающий стакан полотенцем. В Годриковой Лощине паба было уже три — и один из них даже держал волшебник. Помещения те были разного размера и освещенности, но протирание стаканов почему-то все равно оставалось излюбленным занятием у каждого из тамошних барменов. По наблюдениям Аба, и Розмерту, и Тома, и Джоша так же часто можно было увидеть со стаканом и полотенцем в руке, как и его самого. Несмотря на то, что чистящие чары любой из них знал отлично. Аб никогда не ездил в другие анклавы, но он готов был поставить на кон свою козу, что заокеанские коллеги тоже частенько прибегают к вот этой вот (бессмысленной на чей-то взгляд) полировке. Все потому, что она чрезвычайно удобна. Задает атмосферу. Показывает посетителям, что ты занят делом, успокаивает нервы дотошных ведьм… В абсолютно любой ситуации дает внешне удачный повод куда-то пристроить руки, что просятся кого проклясть еще на входе в паб, и спрятать глаза — когда у тебя нет желания уделять внимание кому-то конкретному. Так и сейчас, Аберфорт елозит по стойке дежурной тряпкой, уж полчаса как пропуская мимо ушей неразборчивые вздохи Ала. Тот сидит под скрывающими чарами (несолидно-то, почтенному директору!), периодически отрывая от стакана с виски отрешенный взгляд. «Оправданная жертва» и «всеобщее благо» — едва различимые фразы, что то и дело слышатся в его невнятном бормотании. К гадалке не ходи, опять задумал очередную многоходовку, фатальную для живых фигур. А теперь ищет ей оправдания — хотя там явно что-то неприятное, раз вообще этим занимается. — Нет другого выхода… Понимаешь, Аб? — Замечает он, нервно теребя бороду. Но нет, Аб не понимает — по правде, никогда не понимал, и отнюдь не оттого, что Альбус подробностями проблемы не поделился. — Да не существует его, — бухтит Аб в очередной раз за свою жизнь, не особо надеясь донести мысль до адресата. — Твоего «общего блага». Век с этой дурацкой идеей носишься, как дитя малое. Есть власть принимать решения за кого-то, есть причина его принять — оно будет принято. А другие оправдания — то всего лишь ради сделки с совестью, себе не ври. Брат поднимает на него строгий взгляд грустных, «всепонимающих» глаз. Только что с того? Аберфорта давно таким взглядом не пронять. — Вон, парнишку видишь? За третьим столиком? — Кивает он в сторону. Альбус оборачивается, присматривается некоторое время к молодому мужчине, что горестно гипнотизирует полупустой стакан. Он хмурится: неужто, Тед? Потрепанный какой-то. Аб и сам с мистером Тонксом знаком шапочно. Однако, с той частотой, что волшебник заходил пропустить стаканчик, тяжело бармену вовсе ничего не знать о его проблемах. — Тед Тонкс его зовут, ежели не упомнишь. — Поясняет он брату. — Целителем в Мунго работает. И твоим птенцам симпатизирует — настолько, что латает иногда по-тихому, коли перетрудятся. — Молодец, хлопец, — хмуро замечает Альбус. Да, колдун слабенький, ну да не силой единой, так же? — Баба от хлопца ушла. — Продолжает Аберфорт свой неожиданный рассказ. — Сегодня окончательно. Раньше знаешь, как бывает… посуду била, ультиматумы ставила, дверьми спальни перед носом хлопала, но рядом оставалась. Уж больше полугода у них совсем разлад, он и зачастил с огневиски посидеть. Да вот, дочка у них подрастает — и не верил наш бравый Тед, что останется в пустом доме. Остался. А все почему? Не хотела его баба, чтобы он в реформы твои ввязывался, говорила, опасно это, семья же. Говорила, он слишком беспечен — а и правда, ведь даже в кабаке болтает. Говорила, не нужны им связи, из-за которых они могут стать интересны Упивающимся. Говорила, уйдет, если он взгляды свои не пересмотрит. Что негоже ему высовываться, только ее подставит, да родителей своих, магглов. Ушла. Страдает теперь «боец», ведь за борьбой за «общее» счастье, собственное упустил. Ошибся… — Есть вещи, — качает головой брат, — посерьезнее, чем эти мелочные драмы. Вещи, за которые не грех жизнь отдать. Если все будут «не высовываться», кто сделает общество лучше? Была б достойная ведьма, понимала бы. — Альбус силится припомнить, знаком ли он с миссис Тонкс в принципе, но ее лицо все никак не желает всплывать в памяти… — Да и мужа бы поддерживала, нехорошо это, семью бросать. Небось, вертихвостка, клятв никаких не давала, раз ушла так легко… — Достойная там, или нет, а дочу свою бережет. — Не соглашается Аб. — Видать, считает, что высоких абстракций, за которых не грех собой пожертвовать — тьма тьмущая, но за ребенка никто, кроме нее, не вступится. Альбус, ожидаемо, опять заводит волынку о доброте и о лучшем. Что-то доказывает, но Аб, вычленяя знакомые лейтмотивы, часть текста пропускает мимо ушей. Его примеры для Альбуса всегда «мелковаты», так что не важно это все на самом деле. Тонкса, вон, пилили — и без толку, раз хочет хлопец идти за Альбусом — пойдет. Сам же Аб просто не из тех, кто ради идей блага Альбуса полезет на рожон, что бы там брат себе не думал. Потому что полагает, тот с тем же успехом сделает общество хуже. Новая возможная власть недостаточно серьезно отнесется к проблеме Завесы — коли вообще ее не учитывать, поломанных судеб будет несметное количество. Что уж говорить о характере братца: тот лицемерно требует от любого союзника абсолютной верности и доверия, но сам не доверяет никому. Альбус уходит из кабака далеко за полночь, захмелевший и все с такой же тяжестью на душе, как и раньше. Но, так или иначе, все уже давно решено.

________________________

Это бесит, думает Энди. До вольницы оставалось всего два экзамена! Но, по закону подлости, все, что может идти не так, идет не так. Все плохое, что может случиться, случается — причем, в самый неподходящий момент. Только Энди так и не может понять, где же она ошиблась. Строить модели будущего каждый день без повода — параноидально, глупо и тратит нервные ресурсы. Но, ради С.О.В. Энди геройски это делает: важно знать, что там будет, чтобы оптимизировать стратегию сдачи. Так уж повелось, что, хотя Энди и была долгое время значительно слабее, подход к чарам у нее такой же прямой, как у большинства родовитых чистокровок. Без понимания, как все работает, в магическом мире ты — гость, рисковый зевака, которому любая мелочь опасна. Так зачем ей учить тысячи вариаций, когда она вычленила принцип? Список чар, влияющих на ментальную и эмоциональную сферу — длиною в три фута, но по правде, нет нужды более, чем в пяти заклинаниях. Зачем Энди формулы чар, что режут ткань, ровняют прическу, кромсают овощи? Когда есть одно заклятье, короткое, простое и опасное — но она его отлично контролирует? Секо в исполнении Энди легко заменяет всю эту муть, оптимизированную под слабосилок для каждой конкретной задачи. Да только вот… Программа экзамена как раз предполагает муть, а не применение боевых чар по любому поводу. И, тем не менее, Энди разыгрывает из себя среднестатистического грязнокровного простака, принимающего правила Министерства, не интересующегося тем, чтобы углубиться в магический мир анклава. Так что неразумно щеголять своим подходом и вызывать ненужный интерес. Экзамен по чарам должен пройти «правильно» — и Энди уточняет с помощью моделей задания, чтобы готовиться в нужном ключе. Проблема возникла неожиданно: в пятницу модель на понедельник не строится, как ни крути. Энди пробовала так и эдак, и ничего не получалось. Объяснение, конечно, тривиальное: она забирает лишку. Если не менять вводные, в понедельник Энди не будет в живых. Пара часов медитаций, и прояснились детали. Семнадцатилетняя Энди vs два чистокровных «умудренных вековым опытом» почтенных колдуна — итог предсказуем, она проигрывает. Особенно, с учетом того, что все ее защитные артефакты не при ней, что какой-то бес попутал сцепиться с противником не на своей территории, да и вообще… Почти не сопротивляться. Вопросов от такой картинки тьма. И главный — как такое вообще возможно? Ох, если бы модели давали однозначные ответы… Каждое новое предсказание замещает предыдущее, детали выпадают из памяти ненужным мусором — остаются только записи, которые Энди всегда старалась делать максимально полными, чтобы разобраться. Время, оказывается, поджимает — а загадка почище, чем стандартная «как пролезть к Искре и не убиться об остатки защиты на доме». Энди мысленно «проживает» утро субботы уже не первый раз, и не устает удивляться. Она предумышленно оставляет свои артефакты в школе. Встречается в Хогсмидте с магом, которого уж точно необходимо избегать. Говорит с ним о ничего не значащих вещах — он рассказывает, что ее порекомендовал преподаватель, что ее хотят нанять на работу… Это все бред, полный бред, Энди знает, что этот маг — из замазанных в торговле темными артефактами. По совместительству, заказчик ее первой смоделлированой смерти — свою первую модель Энди не помнит, но потенциальными опасностями, сухо выписанными детской рукой на пергамент, интересовалась. В общем, что за «работу» ей предлагают, понятно. Только вот Энди-из-будущего все равно улыбается, кивает, берет визитку… Ломает ее вечером, заключая губительный контракт — какие бы варианты для самозащиты Энди в настоящем не пыталась включить в расчет. Энди понимает, что вскоре она лишится своеобразного покровительства школы, сменив его на чужое. Поддастся принуждению, которое невозможно обойти. Очевидно, действующую на нее школьную привязку разрешили передать, и она будет передана. Как только Энди сломает ту визитку и формально подтвердит даже собственное согласие. Не ясно, кто Энди так удружит, данный момент у нее все никак не выходит засечь. С точки зрения логики, декан или директор — хотя, сколько Энди знает об Альбусе, такое не в его духе. Энди не уверена: ее сила отлично просчитывает, как будет выглядеть будущее лично для нее — а вот действия других волшебников, хоть они и учтены, не так-то просто вычленить. Особенно, если будущая Энди в появившейся картинке с ними напрямую не взаимодействует. Существа, что стоят над судьбой, и вовсе, не могут быть корректно учтены, и эта странная ситуация может быть лишь кривым отражением настоящего будущего… В общем, все непонятно и сложно — это бесит. Энди столько усилий потратила на создание своего неприметного образа — и вот, все равно случится лажа. Прямо в Хогсмидте! Меньше, чем за неделю до счастливого момента выпуска и разрыва этой самой привязки к школе! Самое время просить помощи — одна Энди явно не потянет справиться с ситуацией, в которой против нее действует несколько сильных колдунов, и в которой ее волю вот-вот сломают. Знание о вероятном будущем напрягает: не так уж и много вещей, которым Энди нечего противопоставить, но, к несчастью, комплекс артефактов Хогвартса среди них. Некстати, Наставник отправился в дальнее путешествие по магическим слоям, которые для Энди слишком насыщенны силой — а больше-то ей и просить некого. Любой знакомый, что может решить проблему, за помощь дорого возьмет, некоторых и вовсе, не хотелось бы даже единожды приглашать в этот анклав. Понятное дело, преподавателей, как помощников, Энди не рассматривает вовсе: кто-то из них может быть причастным к созданной проблеме, ведь учебный год еще не окончился, и она под их защитой. Энди очень терпеливая ведьма, и на редкость добрая: обычно она никого не трогает первой. Но в этот раз она все-таки выходит из себя. Ну уж нет. Никакого участия в ритуальных жертвоприношениях в качестве жертвы. Тем более, добровольно-принудительного, дарящего наглым жуликам даже ничтожную часть ее выстраданной силы — просто потому, что кто-то сможет воспользоваться привязкой Энди к Хогвартсу и навязать свою волю! Намучившись с моделями, невнятность которых раз за разом указывают на невозможность изменения глобального исхода, Энди зло ругается. Она выворачивает содержимое своей сумки на кровать, ищет что-нибудь в помощь. Наставник дал ей немало разного рода активаторов чар — компенсируя то, что в детстве ученица оплатила больше, чем действительно могла научиться. Как никак, они происходят из столь далеких анклавов, их силы тяготеют к совсем разным истокам, дар никогда не приспособится к чужой школе магии. И на том спасибо, что Энди освоила ряд фокусов, в особенности, нюансы управления аурой, ради которых затевала соглашение именно с этим Наставником. Теперь вот, кое-что из подаренного может пригодиться. Будет и у Энди козырь, не поддающийся влияниям и предсказаниям. Энди некоторое время колеблется между вариантами. «Нет мага — нет проблемы» — очевидное, универсальное решение, однако, как именно? И как избежать потом подозрений? Перебрав доступные «безделушки», Энди судорожно вздыхает. Идеально надежное средство из доступных одно. Раз уж она не знает, сколько именно опасностей ей грозит, убрать лишь двух колдунов может быть недостаточно. Найденная же возможность, если будет причина, защитит ее надолго — даже, если на Энди откроют охоту. Жалко вот только эту возможность сейчас тратить. Однако, для какого периода беречь? Ведьма прокручивает кольцо на пальце: еще и эта проблема, как скажется ее возможная смерть сейчас, когда все изменилось? Сама Энди, скорее всего, вновь откатится, а вот… Тем более, в будущем, когда она окончит курс и проблема привязки отпадет сама собой, так просто подловить Энди будет невозможно… Энди сбрасывает имущество назад в сумку, все, кроме заветного древнего свитка. Вечером, старательно обходя чары засыпающего замка, что ревностно блюдет интересы своего директора, Энди приходит в лес. Волосы едва ли не становятся дыбом от леденящей душу атмосферы, а босые ноги нещадно колет хищная трава. Не давая себе передумать, ведьма вычерчивает на свитке кровью свой запрос — а после поспешно падает на колени, прикрываясь руками и чарами от неистового вихря магии, что поднимается от пергамента ввысь. Несколько мгновений ей кажется, что из вихря вот-вот шагнет какая-нибудь бешенная дамочка, с которой придется объясняться. Но ничего подобного не происходит, несмотря на правильно исполненный призыв. Запретный Лес, прикрывший своей зловещей аурой не менее запретную ворожбу, безучастен и обманчиво пуст. Энди ничего не остается, кроме как, закусив губу, вернуться в школу. Она и сама все еще зла, как фурия, однако… Модель понедельника, которую она разворачивает перед сном на пробу, послушно показывает очередной экзамен С.О.В. А в субботу, в Хогсмидте, в обеденное время мощные подчиняющие чары скатываются с «мистера Уайта» грязными каплями в никуда. Злорадно ухмыляясь, Энди выбрасывает куда подальше злополучную визитку, которую ей все же успели всучить, и пружинистым шагом, едва ли не вприпрыжку, спешит в башню своего Дома. Позади нее на улице визг, ругань и топот, но она не оборачивается. Ей не интересно смотреть на труп ее несостоявшегося врага — Энди прекрасно знает, за что он поплатился, а уж кто именно отозвался на призыв, но не пожелал общаться с заказчицей, не важно.

________________________

— Бог мой… Какой ужас! — Лили нервно трясется, лицо — бледнее мела, да и губы истончаются в абсолютно бескровную ниточку. Северус стоял от нее чуть поодаль, позади, но ему отлично видно беспокойство мисс Эванс. Она неожиданно красива даже в этом абсолютно расшатанном состоянии — Северус уже и забыл, насколько она бывает беспомощно-милой. — Тише, — мягко говорит он, делая к ней несколько шагов. — Тебе не стоит на это смотреть. Он уводит ее в сторону, девушка всхлипывает, старательно отворачиваясь от неподвижно лежащего на мостовой благообразного колдуна, чье лицо превратилось в кровавую рану. Отрешиться у нее не получается: неприглядная картина продолжает мерещиться, даже, если закрыть глаза. Подумать только, нападение, прямо посреди улицы, между книжным и цветочным! Да какое нападение — виновника и вовсе, никто не видел, и Лили тоже, даром, что, отколовшись от группки подруг, стояла у выставочных вазонов всего в нескольких ярдах! Ну не может же такое и правда быть самоубийством? Слезы заливают лицо, у Лили шок — она осознает, что Северус продолжает ее куда-то вести, отнюдь не сразу. Только тогда, когда он распахивает тяжелую дверь и с силой тянет Лили в помещение — игнорируя то, что она на миг застывает на пороге. Все же заведение, в котором они оказались, выглядит… неоднозначно. — Вот, выпей, — заботливо говорит он, подсовывая ей стакан с чем-то горячим. А Лили до сих пор не может оторвать удивленный взгляд от мрачной и грязноватой обстановки. И все же, грог, на редкость быстро пролевитированный от барной стойки, вскоре удостаивается ее внимания. — Больше не мутит? — Вновь тормошит ее Северус. Лили качает головой: после пары глотков чуть отпустило. — Уже лучше. — Благодарно склоняет голову она. — Только здесь не очень… уютно. Лили шепчет: ей неудобно критиковать, вдруг, хозяин обидится? Но кабак, и впрямь, для какой-то совсем уж непритязательной публики. Северус, правда, будто не замечает… Впрочем, Северус ко всякому привычный, дома у него всегда тот еще притон был… — Сюда было ближе всего, — невозмутимо пожимает плечами он. В его голосе, однако, слышатся сердитые нотки. — Почему ты ходишь одна? — Я не была одна. — Возражает Лили. — Мэри и Джил просто не оторвать от этих саженцев, в магазинчике, ну, знаешь… плотный дух от удобрений! Я собиралась подождать девчонок возле витрины, тем более, там цветы красивые, а тут… — И, в результате, чуть что, застыла столбом, а потом и едва в обморок не упала. Нужно быть осторожнее, а вдруг бы этим воспользовался какой воришка? Я проведу тебя назад, когда допьешь, некрасиво получилось, с подругами. Но, пожалуйста, больше от компании не отходи, это не особо безопасно! — Послушай, мне не три года, да и не первый раз в Хогсмидте! Что здесь может произойти? Северус выразительно приподнимает бровь. Недавнее неаппетитное происшествие живо встает перед глазами во всех подробностях. — Последнее время, — веско говорит он, — очень неспокойно. Исчезновения магов. Более явные нападения… Острое, липкое чувство, которому Лили не может подобрать точного названия, противно ворочается внутри. Это «неспокойно» относится к таким, как она. К грязнокровкам. Говорят, к некоторым домой приходят Упивающиеся Смертью. Те, кто остается цел после такого визита, обычно о нем почти не рассказывают, лишь поджимают недовольно губы. Они не подают жалоб в Министерство. Но слухи ползут — все более пугающие. А Северус все так же не меняет компании. Лили уже несколько лет кажется, что ее бывший друг слишком близок к этим страшным колдунам. Его замечание царапает лицемерием и… бесит. — Я могу за себя постоять! — Воинственно отвечает Лили, раздражаясь. «По крайней мере, здесь, в Хогсмидте» — утешает себя она. На самом же деле оба понимают: это изрядное преувеличение. По нынешним временам тот уровень личной защиты, который есть у Лили, слишком мал, случись что. — Знаю, — замечает ее собеседник ровно. — Это не отменяет осторожности. Обещай мне избегать того, чтобы бродить в одиночестве. Обещай думать, прежде, чем делать. Обещай купить защитные артефакты, в конце-концов! Это был уже не первый подобный разговор. За прошедшие месяцы каждый раз, как ей случалось поговорить со Снейпом, он раздавал ей советы — куда настойчивее, чем еще пару лет назад. Замечал, что у него завелись знакомства среди торгового люда, и он мог бы помочь устроиться в лавку после седьмого курса. Отговаривал от желанной службы в Министерстве Магии. Утверждал, что, если у Лили будут проблемы, он сможет ее спрятать. В общем, нагнетал обстановку — да, у Лили не было покровителя, который составил бы протекцию для хорошей должности среди магов, но это уж вовсе за гранью! Она не ради перспективы работы подавальщицы меняла фунты на галлеоны и оплачивала последние два курса обучения! Неужели, Снейп думает, что Лили сама ни на что не годна, кроме как вляпаться в проблемы? Но ведь это абсурд! Везет, бывает, и таким, как она! Вот сегодня, Эванс краем уха слышала, одному ворону предложили отличное место — а он ничем не лучше нее, оценки даже ниже! Лили отучится еще год и найдет работу не хуже! А Северуса нужно бы поставить на место: оскорбительно предполагать, что она не может самостоятельно по улице в деревне пройти! Резкий ответ уже просится на язык, но что-то Лили останавливает. Северус, сидящий напротив, снова кажется ей незнакомцем. Будто из-под маски привычного своей занудностью и неопрятностью соседа вдруг выглядывает некто взрослый, жесткий, опасный. Будто это не мальчишка перед ней, тот, что ходил за подругой годами хвостом, а воин, чье лицо пересекает шрам, а глаза видели страшное. Лили сбивается с мысли. — Впрочем, с артефактом можно и проще. — Продолжает говорить Северус после небольшой паузы. Он проводит пальцем по губам — всегда так делает, когда о чем-то раздумывает. Допивает свой грог залпом. Движение его руки завораживает — одновременно плавное и стремительное, похожее на неуловимо изящные выпады палочкой, которые демонстрирует профессор Флитвик. Здесь, правда, палочки нет, только тусклый металл мелькает. «Кольца!» — удивленно отмечает Лили, но быстро отвлекается от того, что там у Северуса за украшения. Потому что на его открытой ладони появляется тонкая брошка — веточка цветущей вишни. Снейп недвусмысленно предлагает Лили ее взять. — Что…? — Спрашивает она, хотя любое продолжение вопроса уже кажется глупым. Если глаза ее не подводят, Эванс наблюдала высшую трансфигурацию в исполнении ученика, еще в прошлом году плетущегося в отстающих. — Ты бери, — улыбается Северус краешком губ. Его лицо выражает облегчение — будто он нашел решение проблемы, которая давно мучила. — Я зачаровал на защиту. И на связь — если понадобится моя помощь, просто позови вслух. — Эм… Спасибо, — отвечает Лили неуверенно. С тех пор, как они почти помирились, нет абсолютно никакого понимания о том, как относиться к Северусу. Он все такой же подозрительный слизеринец. Все так же носится с этими несправедливыми, расистскими идеями чистоты крови. А теперь вот, какие-то брошки. Безвкусные, кстати. Брать не хочется, но и обижать Снейпа недоверием вроде как… — Обещай носить, — припечатывает он вдруг. Тяжело, настойчиво — хочется тут же нацепить побрякушку на лацкан мантии, не снимать никогда и полировать перед сном. А сейчас, и вовсе, склонить голову, заверяя в лояльности. — Д-да, конечно, — выдавливает Лили сквозь стучащие зубы, хотя сказать, на самом деле, хочется нечто другое. Будто почувствовав ее неискренность, Северус неожиданно хватает ее за руку. Для этого нет объективных причин, но становится по-настоящему страшно. — Ты делаешь мне больно, — еще чуть, и Лили завизжит… — Прости, не хотел. — Отвечает Снейп тут же, и отпускает ее. Давящее ощущение исчезает. Спустя миг Лили, прилаживающей неожиданный подарок, почти стыдно, что она так нервничает на ровном месте. Слизеринец наконец тоже понимает, что посиделки в сомнительной таверне не задались — или себя исчерпали. Он подает Лили руку, помогая слезть с высокого табурета, придерживает дверь на выходе. Тихо сопровождает Лили на улице, безошибочно выводя к более людным и «приличным» местам. — Кстати, вид брошки можно легко поменять, — небрежно замечает Северус. — Если возьмешь в руки и придумаешь форму. Я совсем не разбираюсь в том, что там сейчас модно, что нет, так что так проще. Главное — не снимай. В голове у Лили неясные подозрения, противоречивые, и насчет возможной опасности ситуации, и насчет неправдоподобности. Да и разве же артефакты создаются вот так, без материалов, расчетов, ритуалов? Зачем Снейпу ее разыгрывать? Но прежде, чем она успевает свои вопросы задать, Снейп замечает МакДональд и Дирвик, угрюмо им кивает. Лили оказывается в компании подруг, а Северус прощается и уходит, так и не подвергнувшись допросу. Задорный щебет гриффиндорок отвлекает от неоднозначных впечатлений и мыслей о смерти — чужой и своей. Предчувствие опасности, подстегнутое слизеринцем, быстро ослабляет свои тиски. Настроение стремительно улучшается, когда внимание Лили, что неудачно споткнулась о камень и отошла в тень деревьев поправить чулки, привлекает небольшой предмет. Это визитка — очевидно зачарованная, но чары не главное. Главное — что название конторы то же самое, которое она сегодня слышала в чужом разговоре. Того рейвенкловца звали на хорошую работу — это было понятно даже по прощальным любезностям собеседников, что вышли из кафе. Наверное, парень обронил. Да вообще грустно получилось — тот, кто с ним разговаривал, вот так страшно и нелепо умер буквально через пару минут после ухода ворона. Однако Лили приходит в голову, что контора большая, нанимать они, скорее всего, все равно будут. А может, у них найдется и еще место? Вдруг, есть летние стажировки? Стоит ли отправить им сову? Брошь, подаренная Северусом, на поверку, действительно может принимать разные формы, и Лили, допоздна сидящая в гостиной, неожиданно увлекается. У нее всегда было тонкое чувство прекрасного: вскоре вместо простенькой вишни на ее руках золотятся шедевры. Жаль, Поттер, что так трогательно ухаживал за ней всю весну (Лили его уже почти простила!), вскипел, увидев украшение. Она не думала, что Джеймс узнает остаточную магию, и что дорогой подарок от Северуса вообще мог быть воспринят окружающими, как однозначная заявка. Если бы знала, то, конечно, оставила бы форму попроще, какой она была изначально. Впрочем, главное — Джеймс принял объяснения, да и успокоился, когда она пообещала злосчастную побрякушку отложить. Да что это Лили правда... мало ли какие чары Снейп мог на самом деле подсунуть? В итоге все получилось куда лучше: Поттер приревновал, и заявил, что сам в состоянии подарить Лили защитный артефакт. В котором точно не будет темной магии, которой от этого так и фонит. Помолвочное кольцо, например. Ведь Джеймс в их непростых отношениях наконец сделал правильно хоть что-то: признался в любви.

________________________

Она не удивляется тому, что именно Альбус ее подставил. Когда директор вызвал Энди на приватную беседу и обездвижил "ученика" магическими кандалами едва ли не на пороге кабинета, удивляться уже было нечему. Продал ли он артефакторам одного из оставшейся небольшой групки учащихся в школе грязнокровок, подарил ли, и почему именно столь круто изменил своим принципам, не имело значения. Артефакторы явно ожидали завершения передачи контракта и предполагали, что извлекут из ритуальной смерти Энди определенное количество силы. Ожидали — и не собирались спускать на тормозах то, что Энди сбросила принуждение и не спешит подписывать себе приговор. Это было несколько иронично. Хогвартс — единственный замок в анклаве, в который встроены столь уникальные артефакты. Способные насильно, без согласия будущих рабов, привязывать несовершеннолетних волшебников к опекунам на долгие пять лет — и только к тем, кто имеет магический контракт сотрудника школы. Разумеется, только тех детей, чьи выбросы магии происходят на маггловской территории — ведь только там выброс может уловить сложная система чар, что после сформирует привязку к школе и отобразит имя ребенка в Книге. Чистокровных колдунов в школу записывают родители — у этих, в отличии от Энди или того же Снейпа, нет повинности ежегодно являться в замок, пусть хоть потоп. Так что чистокровки, да вообще взрослые маги, для артефакторов проблемны: загнать их в рабство может только добровольное согласие. А собственный раб — единственное исключение, которое позволяет получить при жертвоприношении мага хоть сколько-то силы, что не будет сведена на нет откатом за убийство и нарушение мирных соглашений. Забавно, в потрепанных временем записях "предыдущих версий Энди" было о том, что она сама была одной из тех, кто советовал Альбусу, заступившему на директорскую должность, не ломать существующую систему опекунства и привязок к школе. Убери чары, завязанные на Книгу, и та не отобразит имена сильных мажат на маггловских территориях. Грязнокровки не попадут в Хогвартс, не будут знать о том, как свою силу применять. Станут опасными — как для себя, так и для магглов, рядом с которыми живут. Да и шанс, что им запудрят мозги те, у кого другие системы слежения, велик — те же черные артефакторы раньше не оставались в накладе, находя слабосилок (а то и кого посильнее), и обманом или силой склоняя создать рабские узы. Привязка к школе, хоть и того же рода, способна дать защиту против других охочих. Да, опекун от Хогвартса для привязанного ребенка — царь и бог, однако, Альбус всегда был благородных качеств. Грязнокровки были под его защитой по крайней мере до совершеннолетия... Выпускались со школы свободными, часто даже не подозревая о том, что у них никогда не было права избежать обучения в Хогвартсе. Многим из них даже хватало мозгов быть осторожными и после выпуска — все-таки несколько лет среди колдунов наводят на мысли о технике безопасности в обществе. Энди и предположить не могла, что через десятилетия после вступления в должность, директор студентами вдруг решит приторговывать. Да, Энди не удивилась, что история с принудительной передачей привязки так просто не закончилась. Она была готова к тому, что ее вызовут "побеседовать" — в конце-концов, она и впрямь последняя, кто разговаривал с небезызвестным магом перед его смертью. Энди удивилась тому, что Альбус не пытался сломать ее волю повторно. Впрочем, это можно было объяснить наличием в утренней прессе свежих некрологов: кроме потери сотрудника, что встречался с Энди в Хогсмидте, несостоявшиеся "работодатели мистера Уайта" за ночь недосчитались еще троих. Вряд ли Энди сейчас была их главной целью — они вынужденно искали прямую угрозу своему делу. Но Альбус считал ее причастной. Нет, он не обвинял прямо и многословно, увидев, что она не спешит каяться в убийстве даже под напором его ауры и красноречия. Он просто был уверен, что дело не чисто, а потому Энди не избежала знакомства с еще одним из шедевров Основателей — Кандалами Вины. Альбус увещевал. Говорил о том, что убийце в школе не место. О том, что Энди переступила черту, и что, если Альбус даст показания, она угодит в Азкабан прямиком с последнего экзамена. Он отлично обходил факт подставы Энди: его послушать, выходило, Энди сама пошла на опасную встречу, да еще и с намереньем убить — и никакой опекунской воли не было. Его послушать, выходило, Энди стоило с любой проблемой бежать к руководству школы, и уж точно не замышлять расправу. Но она не слушала особо тезисы, рассчитаные на того, кто не знает о существовании привязок. Она оценивала риски. У Альбуса нет доказательств для Министерства. Зато есть Кандалы — в границах школьного устава, они и подскажут причастность, и не дадут уйти от наказания. Моральные доводы директора Дамблдора не стоят выеденного яйца — Альбус сам поставил Энди в ситуацию, когда нужно бороться за свою жизнь, она всего лишь защитилась так, как посчитала нужным. Однако, он словоблудствует и шантажирует: пытается подвести ее к мысли, что сотрудничество с ним в обмен на заступничество — и есть то, о чем она мечтала. После того, как Энди избежала чужых замыслов насчет своей судьбы, Альбус наконец обратил на нее пристальное внимание, использовал ресурс хозяина замка для получения информации. Он вычислил, что Энди — не беполезный и обычный (хотя по теперешним временам уже редко встречающийся среди учеников) молодой грязнокровка. Он понял, что Энди — метаморфомаг, который уже раз ввел его в заблуждение. Альбус предполагает, что этот метаморфомаг достаточно хитер в принципе — однако, он может быть и ценным приобретением. Не лишним сейчас, в эти непокойные времена. В обмен на свое покровительство, молчание и помощь с тем, чтобы Энди никто не мог обвинить в убийстве, Альбус требует "небольшую услугу". Возможно, лишь первую в череде многих, что он для Энди планирует. Выбирать Энди не из чего, ведь наброшенные Кандалы при том статусе, что до сих пор есть у Альбуса по отношению к Энди, гарантируют ее согласие. Больше того, сила артефакта столь велика, что данное согласие будет иметь силу даже, если Энди рискнет совершить самоубийство в надежде на откат во времени. Клятва, скрепленная силой духа, будет действовать на нее даже в другом будущем, где Альбус может и не пойти на столь жесткий ход. Потому Энди и прикидывает риски: стоит ли ей совершать суицид сейчас, пока Альбус разглагольствует, а слова принудительной клятвы еще не прозвучали? Может так статься, что откатится Энди всего лишь до утра — будет ли возможность изменить ситуацию? И, тем более, стоит ли она того? Даже, если повезет откатиться до субботы... Решение о том, чтобы устранять проблему возможной привязки к артефакторам радикально, Энди считает верным. Что до последствий... Ну, что бы Альбус с его воистину прекрасным даром убеждения не вещал, добровольным союзником Энди не быть. Привязка к Хогвартсу исчезнет через четыре дня — здесь директор бессилен. Откат за невыполнение его пожеланий... Не может быть смертельным с учетом реальной силы Энди. Возможно, через годы, когда она станет на порядок сильнее и самого Альбуса, клятву можно будет попросту порвать... При угрозе жизни Энди, Альбус и вовсе, умрет первым. Риск на самом деле невелик, даже, если она сейчас будет просто плыть по течению, так же? Список имен колдунов, которые, по мнению Альбуса, должны примкнуть к Упивающимся Смертью, Энди не то, чтобы удивляет: по ее сведеньям, большинство и без чужого вмешательства туда метит. Впрочем, это Энди Альбус говорит, что нужен компромат. Она должна его достать, а, уж если кто в организацию не вступит сам, так и подстроить. Самостоятельно обеспечить появление этих ребят во время какой-нибудь акции Упивающихся. Принять вид другого колдуна и достоверно сыграть "на той стороне" хотя бы полчасика — достаточно, чтобы сделать, скажем, колдфото. Альбус явно готовится играть по-крупному против некоторых политиков — чего только сын Крауча стоит. Но, может, вмешательство Энди и не понадобится: явно есть и другие волшебники, что, следуя какому-то изощренному плану Дамблдора, подталкивают определенных молодых магов под крыло к самопровозглашенному Темному Лорду. Единственное имя, наличие которого в списке одновременно раздражает и удивляет — имя Северуса. Так, значит? Вообще независимо от его собственных планов, да? Несмотря на то, что он от определенной компании несколько отдалился? Потому что даже при небольшой силе у этого полукровки уже были видны какие-то задатки, с которыми "можно работать"? Энди растягивает губы в гримасе, лишь отдаленно похожей на улыбку. Она дает Альбусу обещание, которое он требует — у нее все же нет желания умирать, чтобы, скорее всего, прийти к той же проблеме. Альбус тоже чуть заметно улыбается, полагая, что его слова сработали, а мистер Уайт относительно лоялен. Что он сможет этого неожиданно выявленного метаморфомага контролировать. Альбус пока не знает, что, выбрав среди двоих пятикурсников в "оправданную жертву" именно этого, он совершил одну из самых больших своих ошибок. Что пару недель назад Энди была и впрямь достаточно лояльна к нему лично и к его политике — но теперь из принципа дождется момента, чтобы отомстить за обиду. Альбус пока не знает, что из-за "мистера" Уайта через несколько лет потеряет все.