Цвет воспоминаний

      Она знала, что он придет — раз так поведал ей Отец-Небо, значит, нужно ждать прихода Паука. Курак лишь хрипло хохочет, затыкая за пояс топор и взирая на шаманку сверху вниз:       — Знаки твои, шаманка, знают уж больно много. Курак говорит, что нужно выступать сейчас. Пока дожидаемся мы твоего Паука, демоны оскверняют Мать-Землю, топчут её своими мерзкими ногами! А ты говоришь «ждать»?       Куджин ничего не говорит, лишь молча поднимает голову. Туман в её глазах, вызванный трансом, рассеивается, когда орчиха жестом указывает на раскиданные по земляному полу палатки кости:       — Три знака было, Курак, — терпеливо объясняет она хану, но в глазах его сверкает открытая насмешка. Видно было, что он не верит ни единому её слову, а слышит только себя. Впрочем, он никогда не отличался терпением, сколько шаманка помнила его. Даже в буйной юности Курак первым лез в драку с соплеменниками, из-за чего заслужил крайнее уважение в глазах непокорных народов. — Отец-Небо сказал, что ждать Паука надо. А то быть беде.       Как бы ни пыталась вразумить она своего вождя, а Курак был непреклонен — буйный нрав делал ему славу среди воинственных орков, но непрошибаемое упрямство сгубило. Шаманка никогда не желает зла собственному племени, но хан проигнорировал слова её, за что и поплатился слишком дорого и жестоко. Куджин всегда отличалась дипломатичностью, смягчала она острые края в разговорах своих собратьев с другими народами Асхана. Хотя порой даже Готая — приёмного сына Курака, что был несколько спокойней отца своего — приходилось удерживать от желания раскроить кому-нибудь череп: не терпелось ему в бой вступить, а не тратить время на пустые разговоры.       Куджин ждёт — и Паук является ей. Как и обещал Отец-Небо, был он с лицом человеческим, но чело его украшала лиловая татуировка паучихи, коей поклонялся он. Шаманка задумчиво на посох опирается, внимательным взором оглядывая таинственного незнакомца.       — Предупреждали предки меня о приходе твоём, тот, кто поклоняется богине-паучихе, — учтиво кивает Куджин, гремя серьгами-полумесяцами. Недовольно перешёптываются собратья её, утробно рыча и затачивая топоры и копья — готовятся на демонов идти, головы их крушить. Потому что больше, чем неволю, орк может ненавидеть только демона.       Она задумчиво смотрит на собеседника, наблюдая за ним и пытаясь предугадать, что же в мыслях его таится. Орки славились прямолинейностью и вспыльчивостью, но Куджин с детства отличалась от своих соплеменников — а потому и избрали её предки шаманкой быть. Ибо лишь слушающий и внимающий чужим словам может быть связующим звеном для ее племени и иных народов, которые и так не слишком лестно отзываются о непокорных племенах.       — Кто бы и подумать мог, что враги заклятые станут биться с орками бок о бок, — задумчиво протягивает Куджин, на что Арантир выверенно-привычно бросает заученную наизусть фразу:       — Асха всё обращает на благо, шаманка. Времена сейчас, отнюдь, неспокойные, — на это орчиха лукаво усмехается, сверкая багряными очами:       — Настолько, что враги готовы принять помощь орков? Времена эти не только неспокойные, но и странные, слуга Паучихи.       Воистину: кто бы ей сказал, что помогать оркам будут рыцари, маги и другие, кто всегда теснил и унижал их… по юности и сама бы Куджин, наверное, не поверила, что столь светлые времена настанут — возможно, даже и сама посчитала бы такого сумасшедшим, уж слишком невероятным кажется всё это.       Но сейчас она стоит подле молчаливого некроманта, что спокойно взирает на орочье племя — не боится, с достоинством держится, а в глубине его глаз светится небывалая мудрость веков. Вместе со скромным слугой Асхи, как себя величает Арантир, пойдут они демонов убивать — тех презренных, что Мать-Землю кровью заливают и оскверняют её своими следами.       — Сейчас всё кажется странным и перевернувшимся с ног на голову, — лаконично соглашается Арантир, на что Куджин задумчиво голову набок склоняет — видит, что собеседник её говорит меньше, чем знает. И всё же не наседает, прекрасно понимая, что порой спокойней спишь, когда знаешь меньше. А коль не нужно ей знание это так сильно, то зачем этим голову забивать?       В отличие от Курака, шаманка терпеливо ждала пришествия Паука — и он пришёл. Пришёл, чтобы без лишних слов и эмоций делать то же, что делают орки, не требуя ничего в награду — ни злата, ни славы… ничего. Куджин это удивляет, но в то же время она чувствует тихо зреющее уважение к Арантиру — деяния его службу ему делают, а орки ценят действия больше, чем слова и обещания, что зачастую пустыми остаются.       Видимо, Отец-Небо действует вместе с богиней-Паучихой, что всё на благо обращает, — как иначе объяснить эту судьбоносную встречу, что помогла всему Асхану очиститься от скверны демонической? Впрочем…       Куджин тихо улыбается самой себе, отрешённо мотая головой, и в свою палатку направляется, еле слышно постукивая посохом и оставляя удивительного собеседника одного и не решаясь мысли вслух озвучить.       Потому что некоторым вопросам лучше так и оставаться без ответов.