Цвет воспоминаний

      В воздухе пахло пряными травами и костром, а на стенах палатки, пологом которой служили шкуры диких зверей, танцевала причудливая тень. Наречье орочье — тягучее, напевное — звучало едва слышно, но не спутать его ни с одним из асханских говоров. Песня эта звучала на незнакомом языке воинственных орков необычайно мягко и завораживающе, будто околдовывая и очаровывая каждого вошедшего.       Голые ступни её отбивали о каменную землю своеобразный, никому доселе неизвестный ритм. Чарующая песня, в которой слилось слишком много, зазвучала будто бы громче, унося за собой в неизведанные края, где Отче-Небо хранит покой своих детей. В полумраке широкой палатки тускло сверкали массивные костяные ожерелья и серьги-полумесяцы — не чета броским золотым украшениям магов, что отделаны драгоценными волшебными камнями.       Орочья шаманка взывала к духам предков — чувствовала до самых кончиков пальцев, до самой макушки головы исступлённый экстаз, словно уже не принадлежала миру этому. Словно бы каждое слово её наливалось необычайной силой, что уносила её вдаль отсюда — туда, где обитают духи их могучих предков, куда давным-давно по неизведанным тропам ушли великие ханы и шаманы орков.       Куджин с раннего детства посвятила себя загадочным таинствам, стремилась познать она и услышать глас предков в шелесте древесной кроны иль в завываниях прохладного ветра. Видела она знамения в отблеске стремительно текущей реки и в неторопливо проплывающих над Матерью-Землёю пушистых облаках.       Лишь в ритуальном танце чувствовала она себя особенно близкой к орочьим предкам, что являли мудрой шаманке волю свою и предупреждали о грядущих переменах. Орк всегда готов к переменам — орудие его всегда заточено остро, но Куджин предпочитает быть готовой к ним иначе.       В просторной палатке, пропахшей лесными травами, сожжёнными в костре, всегда царит особая атмосфера — слышен здесь особенно ясно глас предков, к которым взывает шаманка в дивных песнопениях да щедрых подношениях. Считают остальные народы орков дикими, необузданными дикарями, на что Куджин загадочно усмехается.       Глупые люди считают орков варварами. Но орк знает, что такое честь, не хуже рыцаря Империи — не подымет руку орк на слабого, не призовет на бой хрупкую деву-мать. Жаль мало кто знает об этом.       Лишь заслышав едва слышимый шорох полога, замирает шаманка, прекращает свой дивный танец. И даже не оборачиваясь к вошедшему, улыбается мягкой материнской улыбкой, беря в руки посох и кидая в костер ещё несколько пучков пряных трав, из-за чего пламя особенно жадно потрескивало и искрилось в полумраке палатки.       — Входи, дитя, не бойся, — по-матерински ласково говорит орчиха пришедшему гостю, указывая на место у костра. — Я Куджин, шаманка орков, дочь Отца-Неба и Матери-Земли. Коль вопросы есть у тебя ко мне — спрашивай. Растолкую тебе знамение предков наших о делах нынешних и планах грядущих.