Спроси владыку

Дневник Арантира. Третий день Лунной матери.       Когда-то давно я, как и все живущие, не в состоянии был понять суть того, что несет с собою сила смерти. Относясь к ней с почтением и благоговейным страхом, я не мог принять ее всем сердцем, всей душою своей. Мысли о ней порождали во мне страдание. Зачем жить, думал я, если путь живого столь короток, если в конце ждет неизбежное расставание не только с телом и привычным миром, но и с близкими, и с плодами наших трудов? Как отринуть все это с покорностью ради того, чтобы вернуться к самому началу, к существованию бесплотному и безвременному?       Нет смысла лгать — я боялся. Те, кто окружал меня в ранние годы, почитали смерть и радовались ей как высшему благу. Стараясь подражать им, я пытался пробудить в себе принятие, но дух мой отвращался от созерцания картины покоя, ожидающего всех нас после кончины. Стараясь примириться со смертью, я принуждал себя смотреть на распад и разложение со словами: «Вот участь любого живущего», — и пытался полюбить то, что видел. Надобно ли говорить, что все попытки мои были тщетны.       Я долго не мог понять, что было тому причиной, пока однажды не прочел слова, начертанные самим архонтом Белкетом: «Нет смерти без жизни, нет и жизни без смерти. Жизнь питается смертью». Асха благословила меня: в тот миг я наконец прозрел. Я понял, что все это время был слеп: живым только кажется, что смерть вытягивает из их существования все соки и отнимает смысл у бытия.       Наши деяния потому имеют цену, что отражаются в зеркале смерти. До завершения пути жизнь наша — лишь набросок, мы меняем его каждый день, словно капризные художники, и только смерть превращает его в законченное полотно, исполненное красоты и величия. По воле Асхи наши страдания конечны. Мы — и дети ее, и орудия, без которых созданное ею погибнет. Лишь ради нее и во имя нее мы рождаемся, дышим и умираем, чтобы в положенное время вновь родиться, жить и служить ей. Разложение, неприятное обонянию и взору, — лишь естественное следствие мудрости Асхи, и следует если не полюбить его, то принять со смирением и не отвергать, ибо это нелепое и неразумное противодействие мировому порядку, протест против божественной целостности цикла вечного распада и возрождения.       Осознав вышеупомянутое, я едва не впал в другую крайность, испытывая восторг от всего, что связано со смертью. Тайны бальзамирования, древние погребальные обряды, пути общения с потерянными душами, не добравшимися до Асхи, — вот то, чему я начал посвящать свое время. Жизнь стала казаться мне чем-то ненужным, пустым и лишенным смысла в преддверии великой встречи с неизбежным.       Не сразу я смог преодолеть себя, но Асха смилостивилась надо мною и послала мне понимание того, что хотел сказать великий архонт: жизненный путь дан нам не напрасно, и смерть, оттеняющая все то, что сделано нами, — важнейшая ступень нашего бытия. Души, отправляющиеся к богине ожидать перерождения, оставляют пустые оболочки, и даже их можно использовать на благо, не тревожа живых и не губя их впустую. Асха все обращает на пользу — так мы говорим об этом.       Парадокс: смертные не желают принимать временность жизни и в итоге гибнут скоро и бесславно, намного быстрее, чем мы, вкусившие смерть еще здесь. Мы же существуем на границе двух миров. Мы мертвы для страстей, но живы для подвига и служения. Мы мертвы сердцем, но живы духом. Мы мертвы для мира, но живы для вечности. Тем, кто пойдет за нами, достаточно принять существующий порядок вещей, научиться смирению — и вечность откроет им свои тайны.