В мягких лапах любви

За ужином Олесе кусок в горло не лез, хотя еда, которую Борис заказал из ресторана, была очень вкусной, точно не хуже магазинной. Специально для гостьи Тарасов выбрал фалафели и веганское ризотто — такого Леся не пробовала. Точнее, однажды она купила фалафели на местном рынке, вот только потом ей было так плохо, что лучше не вспоминать. — Ты чего не ешь? — поинтересовался он, видя, что девушка ковыряет вилкой ризотто. — Несъедобно? — Нет, вкусно. Просто… Я думаю. — И что же за мысли в твоей головушке водятся? — улыбнулся Тарасов и положил вилку с ножом на пустую тарелку. С ребрышками на гриле и картофелем он уже покончил и сейчас собрался заваривать чай. — Всякие разные, — Лесе не очень хотелось делиться, но она все же решилась. — Например, что мне делать теперь и куда идти дальше. Клиники больше, я так понимаю, нет. Значит, и дома у меня нет. — Ну, у тебя есть мой дом, — откликнулся Тарасов и, щелкнув кнопку чайника, стал рядом с Олесей. Она все-таки отправила в рот порцию ризотто. — Мой дом — и твой дом тоже. — Борь, мне неудобно и не хочется тебя стеснять. Борис расхохотался: — Стеснять? Лесь, здесь шесть комнат, какое стеснять! У тебя даже своя ванная есть, я туда заходить не буду. Уманова не нашлась, что ответить. И правда, аргумент про стеснение в это раз был неуместным. — Ну, тебе из-за меня придется больше платить за свет и воду, — привела еще один довод девушка. — Серьезно? — фыркнул Борис. — На сколько больше? На пять рублей? Не смеши, Леська. «И это не прокатило. Вот блин, — подумала девушка. — Ладно, чего это я… Как будто мне и самой не хочется тут жить. Не дом, а мечта… Столько комнат, выход во двор, гостиная с камином — я такое только в кино видела». — Тогда ты будешь думать, что я на твою шею села и ножки свесила, — решилась на «козырь» Олеся. — Ведь если клиники нет, то и работы у меня тоже нет. В этот раз Тарасов сдержался, хотя аргумент показался ему еще глупее двух предыдущих. Нет, девочку можно понять, она детдомовская, ее всю жизнь учили, что нужно пахать, никто ничего просто так не дает. И этим она отличалась от других девушек, которых он знал. И которые с радостью становились его содержанками, не испытывая при этом никаких угрызений совести. — Почему это клиники нет? Кто тебе сказал? — он начал выкладывать свои карты. — Я сегодня был там, говорил с Приговым. Он звонил в страховую компанию, и ему сказали, что пожар — это страховой случай. А значит, клинике выплатят компенсацию, которую можно потратить или на ремонт, или на аренду нового помещения. Пригов сказал, что планирует искать новое помещение. Я ему даже пару вариантов посоветовал — видел объявления в городе. Так что все может сложиться даже лучше, чем было. Только давай ты больше в ветклинике жить не будешь, ладно? На протяжении всего рассказа Бориса у Олеси глаза становились все больше. Это и правда чудо — ее клиника спасена. У нее снова будет работа в любимом коллективе, а теперь еще и на новом месте. Там уж точно можно будет развернуть рентген-кабинет, УЗИ, сделать две операционные, нанять больше врачей. Это ли не счастье? Недаром говорят — все, что ни делается, к лучшему. — Это правда? — на всякий случай спросила она. — Конечно, правда! Не веришь — можешь позвонить Вике или даже Пригову и все узнать. — Офигеть, — только и смогла произнести Леся. Мысли в ее голове путались. «Надо и правда позвонить Пригову. Заодно успокою его», — решила она и после ужина набрала номер начальника. — Да, Леся, слушаю тебя, — голос Владимира Викторовича был на удивление бодрым. — Владимир Викторович, как вы? — спросила девушка. — Я-то нормально, а ты как? Тебя ночью без сознания из клиники вытащили. Хорошо себя чувствуешь? — Да, уже хорошо. Владимир Викторович, что там с клиникой? — А тебе твой спаситель разве не рассказал? — усмехнулся в трубку врач. Леся догадалась: значит, то, что говорил Борис, — правда. — Рассказал, — отозвалась девушка. — Я от вас еще решила услышать. — А я тебе ничего нового особо и не скажу, — улыбнулся Пригов. — Сегодня с Катей и Игорем съездили посмотрели варианты аренды, нашли один во всех отношениях замечательный — недалеко от центра, тихо, безопасно, машин рядом нет. Арендодатель — муж нашей неугомонной Винниковой. Сказал, что готов скидку сделать. Так что выплаты от страховой нам на два месяца аренды хватит. С ремонтом, правда, там немного беда, но это уже мелочи. Завтра будем переезжать туда. — Ого! Здорово! Я тогда приеду помочь. — Нет уж, Олеся Михайловна, — Пригов, когда говорил серьезно, всегда переходил на «вы». — Посидите-ка вы лучше дома, займитесь своим здоровьем. — Ну, Владимир Викторович… — Леся, девочка моя, это же не шутки! У тебя недавно сотрясение мозга было, потом простуда. Так что побудь дома, мы все равно ближайшие несколько дней работать не будем, займемся переездом, договорами, ремонтом. Даже баба Вера помочь согласилась, сказала, и деда приведет. — Ну, вот, даже баба Вера… А я как и не при делах вроде… — огорчилась Леся. — Ты уже свое дело сделала, Олесь. Спасла от смерти животных клиники и нашу репутацию заодно. Знаешь, их хозяева, когда прибежали утром, даже не чаяли увидеть питомцев живыми. А тут приезжает Тарасов и выходит с переносками. Хозяева Костика и Луизы нам еще денег дали, сказали, что на ремонт пригодится. И добавили, что с нетерпением ждут открытия в новом здании. А кто нам нужен в новом здании? — задал вопрос Пригов. — Кто? — повторила девушка. — Здоровые врачи с нормальным цветом лица, — засмеялся Владимир Викторович. — Так что отсыпайся, кушай много фруктов и ждем тебя с понедельника. — С понедельника, — вздохнула Олеся. — Кошмар… Я умру от скуки. Впрочем, позволить себе ничего не делать Уманова не смогла. На следующий день, едва Борис уехал на работу, она решила навести в доме порядок, надеясь, что закончит все к его возвращению. За уборкой ей и думалось лучше. Включив музыку в наушниках, она отыскала ведро и тряпку, моющие средства и принялась за дело. Параллельно Леся думала о том, как странно повернулась ее жизнь. Месяц назад она считала Бориса врагом и воплощением вселенского зла. А теперь живет в его доме. Ей, правда, все еще было неудобно за то, что она здесь поселилась и вроде как обязана ему. Борис ведь не из тех, кто будет что-то делать просто так. Значит, ему что-то нужно от нее. Раз вопрос с клиникой решился сам собой, значит, это что-то еще… «Может, он хочет со мной переспать? — родилась в голове Леси мысль. — Да, скорее всего. У него было много женщин, ему, видимо, в кайф их завоевывать. И меня он уже два раза пытался поцеловать. Ладно, в последний раз, тогда, в машине, мне даже понравилось. У него такие губы приятные… «. Олеся все еще хорошо помнила, как к ней относились мужчины раньше, и страшилась своих чувств к Борису. А он был ей симпатичен. Но какой-то барьер внутри призывал закрыться от Тарасова в комнате и реже показываться ему на глаза, чтобы не вышло чего-то страшного. «Что будет, если я ему откажу? — испугалась Олеся. — Он меня выставит посмешищем на весь город? Тогда в детском доме ведь распустили слухи, что я со всеми подряд трахаюсь. Нет, он уже не в том возрасте, чтобы так делать… А что еще тогда может произойти? Он унизит меня так, что мне станет неудобно перед собой же? Переживу, не страшно, не в первый раз. Я не понимаю, почему я так боюсь открыться ему — во всех смыслах слова. Мне уже двадцать шесть лет, а я все еще боюсь мужчин, как огня». От этих мыслей у Леси по щекам потекли слезы. Она протяжно всхлипнула и часто-часто заморгала, пытаясь прогнать слезинки. Но плакать захотелось еще больше, в носу отчаянно защипало. «Вот я сопля, совсем расклеилась», — подумала Леся, отставляя в сторону швабру. Первый этаж был почти домыт. Воспользовавшись тем, что Бориса еще нет, девушка перебралась в гостиную и легла на диван. Слезы продолжали течь из ее глаз, унося с собой боль и скорбь по недополученной любви.

***

Тарасов не привык, что в его доме теперь есть кто-то еще. Возвращаясь из города с набитым пакетами продуктов багажником, он предвкушал встречу с Олесей и радовался тому, что она живет с ним. Сейчас он уже почти не вспоминал о первой встрече в клинике и посетившей его тогда неприязни к девушке. Вчера, когда она впервые проснулась у него дома, она предстала перед ним трогательной, милой и растерянной, такой, что ее захотелось зацеловать, прижать к себе и больше никогда в жизни не отпускать. Борис чувствовал себя счастливым: он помог Лесе сохранить рабочее место, и теперь у клиники точно все будет хорошо. Да и у него появился шанс на нормальные отношения с этой чудесной девушкой. Он уже для себя решил, что никуда не отпустит ее из своего дома, постарается сделать все для того, чтобы ей было спокойно и она не захотела уезжать. И не будет торопиться с чувствами, которые сейчас просто захлестнули его с головой, так, что от звука ее имени внутри, от сочетания букв у него сердце начинало стучать быстрее. Нет, он будет вести себя заботливо, обходительно и вежливо, но Олеся должна сама довериться ему, расслабиться, привыкнуть и показать, что готова к большему. Сейчас он понимал, что еще рано, видел, что девушка не готова пока подпустить его ближе — даже вчера она испугалась, когда он увидел ее в одном полотенце после душа. Он понимал: скорее всего, у нее был непростой опыт общения с мужчинам. Но не будешь же лезть к ней в душу? «Знать бы, что такого было в твоем прошлом, маленькая, — с теплотой подумал он, поворачивая на родную улицу. — Если бы только понимать, как помочь тебе проработать эти страхи и справиться со всем, что у тебя в душе. Может, когда-нибудь ты решишься мне все это рассказать, и я смогу принять хотя бы часть твоих переживаний». Дом встретил его тишиной — он даже испугался, что Олеся сбежала отсюда. Но затем успокоился: вот она, спит на диванчике, свернувшись калачиком. На умиротворенном лице еще видны припухлость и краснота — видимо, плакала. Неужели кто-то обидел? И почему в прихожей стоят ведро и тряпка? — Лесь, — он шепотом позвал ее и легонько прикоснулся к ее плечу. — Лесь, просыпайся. Она приоткрыла один глаз и тут же вздрогнула, отодвигаясь от Бориса и вжимаясь в диван. — Тихо-тихо-тихо, — Тарасов схватил ее холодную руку. — Все, не бойся, это я. — Угу, — кивнула она. — Я уснула, да? — Да, еще и в неудобной позе, — усмехнулся мужчина. — Спина не болит? — Немного. И шея чуть-чуть еще, — она потерла рукой ноющую часть тела. И только тут вспомнила, что не завершила уборку. — Ты извини, я хотела прибраться, но что-то быстро устала, наверное. — Лесь, ну какая уборка, ты чего? — Борис смотрел на нее полным нежности и заботы взглядом. — Ты вчера лежала без сил совсем, а сегодня уже по дому скачешь. Тебе отдыхать нужно и хорошо питаться. А ты хоть что-то поела? Олеся вспомнила, что позавтракала салатом, ведь ничего другого веганского в доме Бориса не нашлось. А про обед и вовсе забыла. — Салат на завтрак, — призналась она. — И все, что ли? Лесь, так не пойдет. Я купил кучу продуктов, сейчас что-то приготовлю и буду тебя кормить. — Да я не голодная, — принялась отнекиваться Олеся, не привыкшая к такой заботе. — Ничего не знаю, — Борис был категоричен. — Салат — это не еда. Я сейчас пасту приготовлю, веганскую, специально в интернете рецепт нашел. Идем-идем, давай. — Там убрать надо… — воспротивилась было девушка. — Я потом уберу. Сначала у меня в планах накормить тебя ужином, чтобы ты, не дай Бог, в голодные обмороки падать не начала. Отказать Борису было нельзя, да и у Леси самой в глазах темнело то ли от резкого подъема, то ли от голода, то ли от недавнего отравления дымом. Однако сказать об этом Тарасову она постеснялась. «Ничего, с завтрашнего дня обязательно начну следить за своим питанием», — пообещала себе девушка. На ужин Борис приготовил пасту с веганским соусом песто. Украшая блюдо, он поймал себя на мысли, что ему безумно нравится готовить для Олеси. Хотя раньше не мог представить, что бы заставило его встать к плите. Кулинарию он всегда считал женским занятием. — Ну, пробуй, — поставив перед Умановой тарелку с пастой, сказал он. Девушка несмело взяла вилку. Блюдо оказалось очень вкусным и пикантным. Леся и сама не заметила, как тарелка опустела. Покончив с едой, она увидела, что Борис смотрит на нее, подперев ладонью голову. — Что? — с улыбкой спросила она. — Ничего, — отозвался он. — У тебя хоть щеки порозовели после еды, а то бледная была. Чем после ужина займемся? — Ой, я так наелась, что лучше бы полежала, — призналась Леся и засмеялась. — Ну, не-е-ет, это скучно. Может, фильм посмотрим? — предложил свой вариант досуга Борис. — Ты какие любишь? Мелодрамы, комедии, может, боевики? Или мультики? — Ужастики, — сказала девушка, чем неслабо поразила Тарасова. — Ты смотрел «Проклятие монахини»? Я как-то пропустила этот фильм в кинотеатрах, а потом не было возможности глянуть. — Ну, «Проклятие монахини» так «Проклятие монахини», — вздохнул Борис. Устроив Олесю на ковре перед камином, Тарасов включил телевизор и с телефона вывел на монитор экран с фильмом. Получилось почти как в кино, разве что темноту разбавляли блики огня. Борису было в принципе все равно, что смотреть. Куда больше удовольствия ему доставляло наблюдение за Лесей, которая полностью погрузилась в сюжет фильма ужасов и время от времени вздрагивала. Жуткая монахиня и правда могла напугать кого угодно. Даже Борис пару раз дернулся, когда страшное лицо персонажа внезапно появилось на экране. И с некоторым облегчением выдохнул, когда героям кино удалось расправиться с демоном в монашеском облике. — Ну, что, как тебе? — спросил он у Олеси, когда на экране появились титры. — Нормально, — отозвалась девушка. — Не очень-то и страшно. — Да? — Ага. Мы в детдоме как-то смотрели «Изгоняющий дьявола» — вот это была жуть. — Я смотрю, веселая у вас там жизнь была, — усмехнулся Тарасов. — Всякая, — вздохнула девушка. — Иногда веселая, иногда грустная. Ладно, спасибо за компанию, за фильм… Я, наверное, к себе пойду. — Спокойной ночи, — с легкой грустью в голосе сказал Борис.

***

После киновечера и он, и она долго не могли заснуть. И совсем не потому, что их пугал образ демонической монахини. Оба думали друг о друге и о том, как жить дальше. Борис понимал: он готов сделать все ради того чтобы Леся была с ним. Он уже устроил пожар в ветклинике, чтобы спасти ее любимое место. Он поселил ее у себя дома — хотя мог бы с чистой совестью отправить ее к подруге или еще куда-то. Он готовит ей еду и беспокоится о ней. Сейчас его впервые посетила мысль: а что будет, когда Леся узнает о настоящей причине пожара? Станет ли она общаться с ним так же, как сейчас? Будет ли у них вообще хоть маленький шанс на любовь? Точнее, будет ли у него шанс стать семьей с этой девушкой? «Подумать только: так долго искал ту самую, регистрировался в приложениях для знакомств, укладывал в постель актрис и моделей, а та, с кем я хочу быть, в это время работала в клинике в моем же городе, — размышлял он. — Да, жизнь поистине странная штука. И сейчас та самая лежит в соседней комнате в моем доме и… И кто я для нее? Враг, разрушитель, вредитель — кто? Может, я ей и не нужен вовсе? Она найдет себе более молодого. Да и простит ли она меня за все?» А Леся в это же время думала о том, что сегодня был первый вечер в ее жизни, который бы она хотела повторить. Приятные моменты были и раньше: выпускной в школе, Женькина свадьба, выпускной в университете, посиделки в гостях, на дачах, у костров во время практики где-нибудь в деревне. Но именно сегодняшний вечер отличается от других. Рядом с Борисом она забыла о прежних обидах от мужчин. Но сейчас внутренний барьер с бешеной скоростью сформировался вновь и дал о себе знать: «Зачем ты ему нужна такая, ну вот скажи? А что будет, если и он таким же, как остальные, окажется? Как ты будешь себя по кусочкам собирать? Лучше даже не пытаться. Отношения — это не твое. Лечи себе животных, и все. А если уж так припрет потрахаться — сходи в секс-шоп». Олеся снова будто почувствовала себя маленькой девочкой, которой злая Светка — то есть Светлана Георгиевна — перед отъездом в детский дом твердила: «Да кому ты такая нужна, только шавкам своим плешивым, и все. У тебя нет шансов на нормальную семью». «У меня и правда нет шансов, — всхлипнула в подушку Уманова. — Даже с Ритой и Ваней не вышло. Я не достойна не то что семьи, но и вообще нормальной жизни. Мой удел — быть бомжом и спать рядом с бездомными собаками на стройке или теплотрассе». Забыв о том, что она в доме не одна, Леся уже рыдала во весь голос. Борис, который вышел из комнаты в кухню, чтобы попить воды, услышал всхлипы и завывания из-за ее двери, и испугался. — Леся! Лесь, что случилось? Леся, у тебя все нормально? — не став ждать ее ответа, он рванул на себя дверь и подбежал к свернувшейся на кровати девушке, которая вздрагивала от рыданий. — Лесенька, что произошло? Ты чего плачешь? Она поднялась на кровати и сквозь слезы посмотрела на встревоженного Тарасова. — Ничего. Все нормально. Сон страшный приснился. — Сон? — Борис не поверил, но сообщать девушке об этом не стал. — Ну, иди сюда. Завернув ее в одеяло, чтобы не замерзла, он притянул ее к себе и немного покачал в руках, как маленького ребенка. Лесины всхлипы стали все более редкими, девушка постепенно успокаивалась и расслаблялась. Борис прикоснулся губами к ее лбу, и она — о, чудо! — не оттолкнула его, а просто прижалась к нему теснее. — Что за сон тебе приснился, малышка? — спросил он. — Монахиня эта страшная из фильма? — Можно и так сказать, — улыбнулась девушка и вытерла мокрое лицо. Эмоции понемногу отпустили ее, притупились, и раны на душе начали вновь затягиваться. — Вот зря мы на ночь ужастик смотрели, в следующий раз — только мультики или комедии, — прижимаясь щекой к ее лбу, произнес Тарасов. А затем неожиданно для себя спросил: — Хочешь, я останусь с тобой? Обещаю, приставать не буду. Просто буду охранять твой сон от всяких монахинь. Олесе стало стыдно за себя и свои слезы. Вот и что теперь делать? Она уже понимала, что, как только Борис уйдет, эмоции нахлынут снова. Он ее защита. Но сказать простое слово «да» было ой как непросто. Она ведь строила из себя железную леди, смелую, решительную — а оказалось, в ней до сих пор жива маленькая слабая девочка, которую она так старательно прятала долгие годы. Едва Леся это поняла, как слезы тотчас подступили к глазам. Сдерживать рыдания она уже просто не могла. — Ну-у, и чего мы опять плачем? — ласково спросил Борис, поглаживая ее по спине. Ее эмоции пробудили в нем нежность и какую-то боль — ему еще никогда не было так больно смотреть на чужие слезы. — Что у нас снова случилось, Лесь? Она помотала головой. Как и следовало ожидать, пока она не готова ему открываться. Он уже ясно понимал, что причина — не в страшном сне. Причина — в чем-то глубинном, что она тщательно пыталась от всех скрыть. Он бы с радостью помог ей — если бы только знать, как. Все, что было пока в его силах, — это принести ей успокоительное и воду и дать наконец нормально уснуть. Подхватив всхлипывающую девушку на руки — ну, не оставлять же ее сейчас в одиночестве даже на минутку, — он понес ее вниз. Усадил на маленький диванчик в кухне, отыскал аптечку и пузырек валерьянки, налил в стакан воды и протянул ей: — Давай, солнце, надо это выпить, чтобы успокоиться и уснуть. Олеся взяла стакан с успокоительным и опрокинула в себя. Действие отвлекло ее от переживаний. Борис еще пару минут сидел рядом с ней, поглаживая по голове и держа за ледяную руку, затем, увидев, что она прекратила всхлипывать, снова взял ее на руки и отправился вместе с ней в ее комнату. — Я все-таки останусь рядом с тобой. Чтобы ты больше не плакала и не боялась.

***

Двадцать шесть лет назад — Ха-ха-ха, рева-корова, ха-ха-ха, — ухохатывались воспитанники элитной школы-пансиона. — Плакса, вакса, гуталин, проглотил горелый блин. — Что такое? — удивилась воспитательница, пытаясь унять разбушевавшихся мальчишек. — Чего вы так кричите? — Там новенький плачет, — сказал один из них, Славка Макаров, сын российского дипломата. — Так, идите в класс заниматься, а я сейчас все улажу. Она подошла к рыжеволосому мальчику, забившемуся в уголок спальни. Он сидел в на полу в одних трусиках, майке и носках и, обняв колени, плакал. Перед его глазами стояли картинки: вот он на машине с папой и тетей Леной подъезжает к огромному зданию, над которым то и дело взлетают самолеты. Вот подходят к стойкам — а они длинные-предлинные. Около них стоит женщина, немолодая, чем-то похожая на Мэри Поппинс из детской книжки, которую ему читала мама. — Ну, все, сынок, тебя уже ждут, — папа показал на женщину. — Слушайся и хорошо себя веди. Я обещаю, что это ненадолго, мы совсем скоро увидимся. — Пока, Боренька, — тетя Лена обняла его и прижалась щекой к его щеке. — Будь умницей. — Идем-идем, наш самолет уже скоро вылетает, — «Мэри Поппинс» перехватила его руку. — Где твой багаж? Только оказавшись в незнакомом городе, очень красивом, похожем на картинки из книжек, мальчик понял, что он один. Его семья далеко, и когда они увидятся, неизвестно. «Мэри Поппинс», руководительница группы для детей из стран СНГ в школе-пансионе, проводив его в спальню, сказала: — Не волнуйся, скоро каникулы, тебя обязательно заберут. Но осознание беспросветного одиночества росло с каждым днем. С детьми в группе мальчик так и не подружился, Славка Макаров, местный «заводила», с первых же дней начал над ним издеваться. То отберет одежду, то подбросит в обед пластикового таракана, то поставит подножку на физкультуре. Пухлый и неспортивный, Боря очень страдал — ему тяжелее давались все эти упражнения, кроссы, а во время игр в футбол его ставили на ворота и очень радовались, когда мяч прилетал ему в лицо. Каждый день в этой тюрьме был для него вечностью. — Когда я уже поеду домой? — спросил он у воспитательницы после того как она вытащила его, дрожащего и мокрого от слез, из угла спальни. Женщина, с теплотой относившаяся к каждому мальчику, обняла его. — Боренька, ты обязательно скоро окажешься дома. Просто так надо. Пока надо. Не переживай, просто тебе нужно немножко больше времени на адаптацию. Ты обязательно подружишься с ребятами, просто не реагируй на их нападки, относись к ним по-доброму. Вот увидишь, они сами начнут тебя уважать. Это школа жизни, суровая, но ее нужно пройти, независимо от того, сколько тебе лет. А папа обязательно скоро приедет за тобой. Он тебе и денег прислал. «Скоро» растягивалось. Месяц, потом второй, третий, полгода… Папа изредка звонил на пару минут — все же заграница, дорого. Говорил, что дома все хорошо, что Ирочка растет, что осталось совсем чуть-чуть, и он обязательно заберет сына. А потом звонки прекратились. Мальчик не знал, что случилось. — Может, он умер? — высказал гипотезу Славка Макаров, с которым они со временем стали друзьями. — Нет, папа жив! — воскликнул Боря. — А может, телефон дома сломался? У нас такое было, когда мы еще в России жили. А здесь никогда ничего не ломается. А ты номер знаешь? Мальчик понял, что не помнит ни одной цифры домашнего номера. — Кажется, нет… — Ерунда! Можно узнать — у директора в кабинете есть куча папок с личными делами, я видел. Давай на перемене сходим посмотрим? Так мальчики и сделали. Когда директор, пожилой англичанин, ушел пить чай на перемене, не закрыв дверь кабинета, они проникли внутрь. Славка остался караулить директора — хотя чаепитие в Лондоне дело долгое, — а Боря взялся за поиск папки со своими документами. Личные дела детей из России лежали отдельно. Среди них мальчик быстро нашел нужное и переписал номер телефона из оттуда прямо на ладошку. Вечером, дождавшись, когда все уснут, Боря выбрался из спальни и побежал вниз. Здесь, на первом этаже, был стационарный телефон, по которому детям обычно звонили родители. У большинства ребят уже были мобильные телефоны и пейджеры, ну, а у тех, кто был лишен таких гаджетов, древний аппарат стал единственным способом связи с миром. Посматривая на ладошку, мальчик принялся набирать цифры, которые за день, впрочем, выучил на память. Из трубки донеслись гудки, а следом за этим раздалось хриплое «Алло». — Алло? Тетя Лена? — дрожащим голосом произнес Боря. — А где папа? — Мальчик, какая я тебе тетя Лена, — послышался уставший женский голос. — Набирай внимательнее номер. Трубку положили, и Боря понял, что остался совсем один.