Паутина иллюзий

      В любом из миров всё циклично.       За днём всегда следует ночь.       И как бы темна она не была, всегда наступает рассвет.       Неизбежный для всех, но у каждого — свой.       Кого-то рассвет застаёт с дикой головной болью, настолько сильной, что ещё секунда и голова не выдержит. И разлетится — на миллионы осколков. И всё, что сдерживает голову от разрушения — это корона, которая странным образом осталась на голове, когда всё остальное было снято.       Кого-то рассвет застаёт на холодном полу в ванной комнате, потому что именно тут комфортнее всего было заснуть. И никакие глаза в мире, даже такие синие и такие недоуменные, не способны убедить в обратном.       Кого-то рассвет застаёт на краю кровати, свернувшись калачиком и обняв новые туфли на высокой шпильке. Потому что без них ну никак нельзя было прийти домой. И никакой дьявольский хохот не способен заставить руки разжаться и выпустить злополучную пару.       Кого-то рассвет застаёт на ступеньках лестницы в подвал, потому что сил хватило лишь примоститься здесь, зная, что есть вероятность опять перебить все статуэтки на полках своими крыльями. И всё, что могут когтистые руки — это укрыть пледом и подложить подушку на верхнюю ступень лестницы.       Кого-то рассвет застаёт на мягкой подстилке своего питомца, потому что он так жалобно скулил и требовал внимания и не было сил идти к себе. И все три его головы были так рады твоему возвращению. И грели тебя всю ночь. И даже сейчас никого не подпускают, не разрешая даже накрыть.       Кого-то рассвет застаёт за чтением последних слов странной книги, рассказывающей о тех, кто во все времена обладал страшным горьким даром — предвидеть. И тяжелое осознание своего бремени не даёт расслабиться настолько, чтобы закрыть глаза.       Но есть и те, для кого обычный рассвет больше никогда не наступит…       Темнота. Тягучая, тяжелая темнота. И ощущение странной невесомости в этой темноте. Глухое ощущение боли. Словно не её, словно — навеянное. Боли, которой пропитана каждая клеточка тела. Нет, это сон, закрыть глаза и просто проснуться.       Сон…       Тягучие капли времени, которые скользят по незримому телу. Она ощущает каждую упавшую секунду. Потому что болит — каждая клеточка. И вроде бы должна пульсировать вена, но… Тишина в темноте тягучей боли.       Сон…       Семьдесят две тысячи одна…       Она считала каждую капающую на неё секунду. Паря в невесомом пространстве и пытаясь досмотреть сон.       Семьдесят две тысячи две…       Похоже, это не сон. Но тело болит. А вена всё так же не пульсирует. И — совершенно точно не бьётся сердце… Она проснётся, обязательно проснётся. Она делает усилие, пытаясь пошевелить хотя бы одной конечностью, с удивлением замечая, что они опять стали ей послушны. Робкая, несмелая, слабая попытка перевернуться, приняв относительное вертикальное положение.       Хотя, относительно чего?       Семьдесят две тысячи пятнадцать…       Надо что-то сделать. Надо вернуться в свою кровать, в свой мир и проснуться уже. Яркие вспышки сознания. Болезненные. На тонкой грани по самому краю восприятия. Ослепляющие так, что приходится даже мысленно закрывать глаза.       Ветер… Трава… Безудержное вращение… Ещё одна вспышка. Зажмуриться, переждать.       Семьдесят две тысячи тридцать две…       Откуда столько крови? И чья она? Странное вращение в невесомости, словно повторяя собственные воспоминания. Неправильные воспоминания. Не её. У неё другие воспоминания. Большой мягкой кровати, больших мягких подушек. Нет, надо сделать шаг и вернуться. Усилием воли она останавливает болезненное вращение и пытается осознать своё положение. Стоит она или висит? Горизонт это или вертикаль? Плевать, это не важно. Нужно просто вернуться к подушкам. Шаг в невесомости. Он равен обычному шагу или он иной? А это ощущают все люди во сне? А космонавты? Как они по полгода живут в таких условиях? Странно. Надо будет утром прочитать в сети про невесомость. Но сначала выпить кофе и умыться. И уж точно не ехать на аэродром. А почему? Она же этого хочет. Почему не ехать? Что за странная мысль?       Семьдесят две тысячи двести сорок…       Яркая вспышка и перед глазами трава, и почему-то панель управления врезается ей прямо в грудную клетку. Так смешно на это смотреть. Как в замедленной съёмке. Хорошо, что это сон, иначе бы она почувствовала чудовищную боль. Раскрытый рот в беззвучном смехе. А почему нет звука? И нет картинки. Какой странный сон. Веки тяжелеют…       Восемьдесят шесть тысяч четыреста…       Почему она продолжает чувствовать каждую секунду, которая проходит сквозь неё? Так странно. И необычно. Надо рассказать об этом сне Марджери. Она любит такие странные темы, а ей теперь будет чем удивить подругу. И Марджери широко раскроет глаза, и вытянет губы, изображая букву О… Почему она не слышит смеха? Она же смеётся сейчас, но не слышит.       Восемьдесят шесть тысяч шестьсот сорок…       Она уже устала спать. И вроде даже боль в теле как-то притупилась. И она уже привыкла к этой темноте и невесомости. И ей даже нравится. Можно ещё немного тут подзадержаться. Как легко и пусто. Она — как пустая полая сфера. Она — шарик. Нет, шарик для неё слишком просто. Она — сфера! Прекрасная красивая полая сфера. Почему она не слышит смех?       Сто двадцать девять тысяч шестьсот…       Как же она выспалась! Пора пробираться домой. Определённо. Кровать, подушки, кофе… Слабые движения руками и шаги в невесомости. В полной уверенности, что тело двигается. И почти уже бодрым шагом домой. И неожиданное удушье…       Темнота вокруг неё ожила. Пришла в движение. Заклубилась волнами, закружила в вихре. Одна искорка, другая… Десять… Сто? Всё пространство вокруг — в серебре. И это серебро проникает под кожу, вживаясь в поры, ввинчиваясь в раны… Откуда раны? Что происходит?       И вместе с искрами возвращаются звуки и ощущения. Звенящая тишина. Шелест искр, которые продолжают облеплять всё её тело. Вживаясь в него, проходя глубже, заставляя ощущать, как искры разбегаются внутри её тела по кровяным потокам, как проникают в голову, принося болезненные ощущения реальности.       И воспоминания вернулись. Обрушились на неё со страшной силой, сминая её, ломая на части. И вернулась боль от ударов и кровоточащих ран. И она услышала свой собственный истошный крик в звенящей тишине. И серебряные искры с ужасающей скоростью продолжили наполнять её тело, заползая под кожу, закрывая раны.       Нет, нет, нет…       Это всё сон. Она не могла умереть. Она даже не выехала ещё из дома, она же не проснулась. Нет. Это кошмар. Это неправильно. Она этого не заслужила. Она всю жизнь была образцовым ребёнком. Она всю свою жизнь была образцовым подростком. Ни одного нарушенного правила. Она живет так, как нужно. Она точно знает, как она должна жить. Ей надо проснуться. Просто проснуться.       Резкие взмахи руками, пытаясь добежать. Куда? Она уверена, что там её дом? Да, она уверена. Ей нужно именно туда. И, превозмогая боль и неверие, она продолжает бежать. И вот она уже чувствует, как меняется плотность пространства странной невесомости, как становиться чуть теплее, кажется, что вот ещё движение — и она откроет глаза в своей комнате…       Но искры внутри её тела против. И одним мощным потоком, они откидывают её назад, словно затаскивая туда, куда не следует. Она сопротивляется, но всё бесполезно. Она чувствует, как меняется пространство вокруг и открывает глаза…

~ 🕷 ~

      Вики с диким криком скатилась на пол с кровати. Судорожно катаясь по полу, пытаясь заглушить боль в собственных крыльях. Тьма всей своей мощью искала выход. Билась о границы своей Вселенной, причиняя боль, ломая кости. Геральд в одно мгновение оказался рядом.       — Что? Вики, что?       Из синих глаз беззвучно текли слёзы. Она прижимала сложенные крылья к полу всем весом своего хрупкого тела, пытаясь заглушить боль. Усилием воли возвращая контроль своему разуму. Мысленно представляя адский огонь, окутавший её перья. И Тьма отступила, забилась в дальние уголки и, тихо поскуливая замерла, давая телу Вики передышку и возможность вдохнуть воздух.       — Что? — он наблюдал, как она приходила в себя, пытаясь унять сердцебиение.       — Тьма…       Он терпеливо ждал, давая ей возможность отдышаться.       — Тьма, она… Она словно взбесилась, словно испугалась чего-то. Она пыталась вырваться.       — Огонь?       — Да, сложно было сосредоточиться, но да, огонь…       — Тебе легче? Встать можешь?       — Да, кажется, могу…       Он помог ей подняться, усаживая на кровать, задавая молчаливый вопрос глазами и получая отрицательный кивок. Геральд опустился на корточки перед ней, беря в свои руки её ладошки. Поглаживая их и наблюдая за тем, как она внутренне успокаивалась.       — Контролировать можешь?       — Да, сейчас могу. Сейчас — всё нормально. Но есть ощущение сломанных костей.       — Давай-ка, повернись, я посмотрю…       Несколько быстрых движений по раскрытым крыльям. Ещё раз, для достоверности.       — Вики, всё в порядке. Боль фантомная.       — Хорошо.       Она устало опустилась на кровать, зарываясь в одеяла. Он молча лёг рядом, прижимая к себе, поглаживая и баюкая. Нечто похожее было много лет назад, в самом начале её пути. Когда они ещё только привыкали друг к другу. Вики и её Тьма. И никто из них не ожидал, что это может повториться. Но тогда и Тьмы было меньше. Сейчас же в её крыльях жило в разы больше, чем в самом начале. И что могло спровоцировать такой приступ — никто не знал. Потому что Тьма и Вики уже давно одно целое, одно существо, одни крылья.       — Может просто неудачное перемещение внутри? — он легко коснулся её волос поцелуем.       — Может быть. А может, прихватила что лишнее, когда я перемещала остров.       — Ну, в любом случае, ты её контролируешь, а это уже немало.       — Может печать усилить?       — Можно, но утром, а сейчас спи.       Геральд крепче прижал её к себе, окутывая своим кедром и согревая её своим теплом.

~ 🕷 ~

      Дикая нестерпимая боль пронзила правую руку. Кожа горела. Тайно скрытая татуировка светилась огнём в темноте. И тут же — резкая боль в крыльях, заставившая его издать нечеловеческий рык, стискивая зубы и вскакивая на кровати. Рядом встрепенулась Габи, хлопая сонными глазами.       — Фариа?       — Спи, — еле слышно прошипел он, вставая с кровати, ощущая боль каждым пером своих древних крыльев.       Усилие воли и мгновенно подчиненная боль. Сознание болезненно пульсировало. Руку нестерпимо жгло, хотя огня уже не было. Но руку жгло изнутри. Словно пытаясь прожечь зеркальное отражение татуировки с другой стороны кожи. Необъяснимо странные ощущения. Необъяснимо странная боль. Нехарактерная. Несвойственная.       — Фариа, — тонкие прохладные пальцы у лба.       — Я же сказал, спи.       — Тебе больно, я чувствую.       — Прекрасно, теперь мы чувствуем боль оба.       — Злость тебе не поможет.       — Прости, Габи. Ложись, я сейчас приду.       Что-то произошло. Древнейший знак принадлежности на его руке. О котором не знал никто. Он пульсировал. Заставляя болезненно дёргаться руку. Что-то произошло. Что-то изменилось. Знать бы где. В нём самом или в мире? И если в нём самом, значит ли это, что… Нет, энергетически он полон и стабилен. Значит, что-то изменилось в мире. Более того. Что-то изменилось в мире Поднебесном. Осталось понять — что. И как это связанно с древним знаком на его руке. Боль в крыльях его не волновала. Она была вторична. Она была следствием. Не причиной. Он вернулся в покинутую постель, осторожно опускаясь на ноющие немного перья. Ощущая лёгкие касания и осторожные поглаживания. И не обращая внимания на горящую внутренним огнём татуировку, боль от которой он не мог контролировать, Фариа поймал руку Габи, даря её пальцам мимолетный невесомый поцелуй.

~ 🕷 ~

      Пташка опустилась в кресло напротив демона. Однако, Фариа даже не удостоил её взглядом. Он казался полностью погруженным в свои мысли.       — Что вы знаете о фантомных болях в крыльях? — тихий голос Пташки заставил демона дёрнуться и вынырнуть из глубин своего сознания.       — Фантомных?       — Да.       — Что-то произошло? — Фариа внимательно посмотрел на Вики.       Его не удивляли вопросы. Когда происходило что-то странное, он был первый, кто об этом узнавал. Они всегда шли к нему. С любой проблемой, которая не вписывалась в плавное течение их жизни. И заданный вопрос сейчас прозвучал как подтверждение. Что-то произошло.       — Сегодня ночью, — Вики немного помолчала. — Я проснулась от дикой боли в крыльях…       Фариа замер. Пташка почувствовала тоже самое. Узнать бы, что именно. И насколько схожи ощущения и причём здесь татуировка. Но он медлил, ждал, пока она расскажет сама.       — Не ты одна, — раздался тихий голос из-за стеллажа и к столу подошла Габи. — Фариа тоже ночью проснулся от того же. Теперь, хотя бы понятно почему.       — Почему? — Вики удивленно перевела взгляд на Габи, не замечая, как досадливо свёл брови демон.       — Да потому что вы ж все у него внутри. Он всегда чувствует вашу боль. Вики, ты чего?       — Конечно, я всё время забываю, что у нас у всех свой собственный демон-хранитель.       Фариа кивнул Вики. Безусловно, какую-то часть боли он почувствовал и за неё. Но он знал, что и боль в руке и боль в крыльях были его личные. И это его беспокоило сейчас больше, чем фантомные боли Уокер. Габи слишком опрометчиво выдала информацию. Уокер сейчас же вопьётся в это как пиявка. А ему нужно подумать. И желательно без пытливого мозга Уокер.       — Так что мы знаем о фантомах?       — Почему ты решила, что это фантом?       — Потому что у меня до сих пор есть стойкое ощущение, что взбесившаяся вчера Тьма переломала мне внутри крыльев все кости. Но Геральд сказал, что все кости целы и невредимы.       — Ну-ка встань.       Уокер встала и послушно раскрыла крылья. Фариа аккуратно провёл руками по каждому крылу. Боли он не чувствовал, но отчего-то отчётливо уловил, что Тьма внутри неспокойна.       — Она пыталась вырваться? — произнес демон, садясь в своё кресло.       — Да, было ощущение, что она разорвет в клочья мои крылья и выберется наружу.       — Что ещё?       — Мне показалось, что она что-то почувствовала. И попыталась или же скрыться, или же рвануть навстречу.       — И что ты думаешь?       — Я не знаю. Но странно было бы, если бы Тьма боялась. Не вижу ни смысла, ни логики. Она — одна из четырех сил этого мира. Ей нечего бояться.       — Вывод?       — Она рвалась навстречу. Ну, или попыталась. И надо понять — к какой встрече стремится Тьма. А пока я усилила печати и в ближайшее время не собираюсь выпускать её из-под контроля.       — Согласен.       — И что мы будем делать?       — Как обычно. Искать. Думать…       — Сопоставлять, — тихо закончила за него Уокер.       Они все немного помолчали. Ускользая каждый в свои мысли. Габи сосредоточенно пыталась что-то вспомнить, перебирая пальцами в воздухе, словно листая свои воспоминания.       — Седьмой подземный этаж.       Две пары глаз внимательно на неё посмотрели.       — На стеллажах рядом с двумя фолиантами о древних врачевателях есть полка. Там, есть книга о четырех верховных силах этого мира. Возможно, там есть что-то о том, чего боится твоя Тьма.       — Седьмой этаж закрыт.       — Не проблема, — Уокер поднялась. — Не ходите без меня.       — Ты куда? — Габи удивленно вскинула бровь.       — К Нимуэ, за разрешением.       Фариа кивнул, отпуская Уокер и внимательно посмотрел на Габи.       — Не стоит говорить о том, что происходит по ночам. Всем, Габи.       — Но это же Уокер, Фариа.       — И тем не менее. Если я захочу поделиться личным с Уокер, я сделаю это сам. Надеюсь, повторять не придётся.       — Хорошо, — Габи кивнула.       Тон, которым он это произнес, выражение его лица и холодный блеск в янтарных глазах, отчётливо дали понять, что он не шутит. Габи пожала плечами и вернулась к стеллажам, на которых разбирала брошенные книги. Фариа погрузился в себя.       Итак, уравнение обрастало новыми неизвестными. Древний знак, боль Боли, и мечущаяся Тьма. И как это всё было взаимосвязано? А главное — что спровоцировало эту взаимосвязь?

~ 🕷 ~

      Стоило открыть глаза, как ей показалось, что она очутилась ночью в каком-то дремучем лесу. Первый же сделанный шаг по твёрдой поверхности отчётливо дал ей понять, что ей не кажется. Руки нащупывали сухие ветви, под ногами чувствовались вздыбившиеся корни. Противно и склизко под балетками чавкал мягкий настил. Разглядеть который в темноте не получалось. И, мысленно уверив себя, что это всего лишь опавшие листья, она сделала ещё несколько шагов. Совершенно не понимая, куда надо идти. Слушая миллионы странных тихих звуков в этой тёмной тишине. Шелест и шуршание, тихий звон и журчание воды. Сердце отчаянно колотилось, заставляя волосы на голове жить своей жизнью. Но оно хотя бы колотилось. А значит она — жива. Просто очнулась в каком-то странном месте.       Услужливая память рисовала картинки аварии, но она упорно отметала их в сторону. Видимо это не сон, но она и не умерла, вот она, живая, она дышит. Просто, наверное, она упала в лес, что недалеко огибал край аэродрома. Но почему тогда тут так тихо? И почему нет спасательных вертолетов? Нет людей с фонарями и поисковых собак? Почему её никто не ищет? Родители не могли всё это оставить просто так, они бы подняли на уши весь город. Где служба спасения 911? Где поисковые отряды волонтеров? Почему в лесу так тихо?       Фара продолжала идти вперёд по выбранному ею спонтанно направлению. Почти уже не замечая, как ветки изорвали хорошую ткань. Как она исполосовала себе руки и даже лицо.       Ощущение нереальности и неправильности происходящего разрывало её сознание на части. Ей всё время казалось, что она сходит с ума. Её привычный мир рушился. И почему-то осознание того, что это неправильно её уже не вдохновляло. Несколько раз она начинала плакать и молиться, вспоминая все молитвы, которые знала, прося о помощи всех святых, которых помнила. Немного успокаивалась и продолжала идти, просто чтобы двигаться, чтобы не зависнуть опять в темноте и невесомости. Несколько раз она оступалась, падая какую-то густую жижу со стойким запахом гнили. И пустой желудок несколько раз выдавал рвотные позывы. Тошнота приносила дискомфорт и спазмы. Ей отчаянно хотелось пить.       — Это всё неправильно. Я хочу на ручки… Я хочу домой…       Усталость брала своё и Фара просто опустилась на тёмную сырую землю, дрожа от холода. Понимая, что единственным желанием сейчас было — закрыть глаза, уснуть, и проснуться в своей тёплой кровати. Среди мягких подушек. И приветливых лиц. Дома…

~ 🕷 ~

      — Когда в следующий раз, Фенцио, ты придёшь ко мне в лазарет за новой порцией красной плесени, вспомни о том, что ты опять отказался идти в этот лес со мной. Отпуская слабого, хрупкого ангела одну в эти лапы гнилых топей.       — Мисси, ты эту речь можешь повторить Непризнанным. На острове в первый день. Особенно про слабую и хрупкую. Я видел, как ты вчера опять уложила на крылья детенышей Фыра. Так что не надо мне тут давить на мою ангельскую жалость и взывать к ангельской совести. В Чёрный лес я не пойду. В прошлый раз так намочил ноги, что еле вылечил спину.       — Это потому что ты, мой белокрылый друг, пожалел для самого себя немного берёзового сока, — Геральд хохотнул, глядя на ангела.       — У меня и так уже морщин полно, мне надо себя беречь.       — Что такое, Фенцио, горизонт засиял белыми крыльями?       — Ещё одно слово и засияет кое-что другое на твоём высокомерном демоническом лице, Геральд.       И Фенцио горделиво удалился, захватив свой посох, под демонический хохот Геральда.       — Ну, а ты?       — Нет, Мисси, без меня. Через три дня — бои без правил между выпускниками и учащимися. Я спать не успеваю, не то что шариться по болотам за целебными поганками.       — За красной плесенью, на минутку. Она — очень ценная. И сейчас как раз период её массового появления.       — Плесень, поганки… Без меня, Мисси. И потом, плесень ничего не весит, нести будет не тяжело.       — Ну-ну, поговори мне ещё, Геральд. И не присылай ко мне в лазарет никого после своих гладиаторских боёв.       — Это не по-ангельски, Мисси.       — А ты и не ангел.       — Зато ты — именно он, так что выбора у тебя нет.       И, шутливо поцеловав Мисселину в лоб, Геральд тоже покинул учительскую. Мисселина передразнила Геральда, смешно сморщив лицо и, захватив свою корзинку с баночками, отправилась собирать урожай редкой красной плесени, известной своими целебными свойствами.

~ 🕷 ~

      Она открыла глаза. Её тело продрогло. А в незнакомой местности вроде бы наступило утро. Потому что вокруг стало чуть светлее. И она смогла оглядеться…       Так и есть. Глухой дремучий лес. Под ногами — мокрый мох и жухлые листья. Белые балетки уже давно не белые, а одежда похожа на лохмотья. Волосы спутаны и, кажется, в них точно кто-то завёлся. Потому что вокруг слишком сыро и наверняка полно комаров и древесных слизней. Привести бы сейчас себя в порядок. А после совершенно точно зарыться в мягкое одеяло. И поспать… Просто поспать в тепле.       Немного света всё же обнадеживало. Фара ещё раз осмотрелась и выбрала направление. Главное было — идти, заставляя себя немного согреться, и, может даже, найти выход из этого леса.       Мисселина терпеливо снимала тонкий махровый ковёр красной плесени с гладкой ветки дерева. В этом году плесень удалась. Насыщенная, красная, с высокими сильными ворсинками. Если собрать побольше, возможно, этого урожая хватит на более долгий срок. Чем качественнее — тем меньше расход. И ангел терпеливо снимала слой за слоем наполняя свои баночки и радуясь, что так быстро нашла «урожайное» дерево. В какой-то момент её взгляд зацепился за движение между деревьев.       Ангел выпрямилась, аккуратно сложила все свои баночки в корзинку. И повернулась в сторону мелькнувшего пятна. Она не ошиблась — между деревьями что-то двигалось. Мисселина сжала ручку корзинки, приподнимая руку, чтобы призвать водоворот. Она хоть и сильная, но всё же… Зверей и существ в этом лесу не водилось, однако она отчётливо видела движение. И уже почти щелкнув пальцами, ангел замерла.       Из-за дерева вышла девушка. Обычная девушка, без крыльев, в лохмотьях, грязная. И — очевидно — продрогшая до костей. Потому что бедняжку трясло, как осиновый лист на ветру. Мисселина мгновенно опустила корзинку на корень дерева и протянула руку к девушке. Новая Непризнанная?       — Эй, — тихо позвала ангел, стараясь не спугнуть.       Фара дёрнулась и замерла. Глаза лихорадочно осмотрели миловидную женщину в белом платье и белом плаще, который странным образом топорщился на спине. Женщина улыбнулась и протянула руку.       — Не бойся, — тихий приятный голос успокаивал. — Как ты тут оказалась, детка?       Фара сглотнула. Продолжая пристально смотреть на миловидную женщину. И всё же, как странно топорщится плащ. Так похож на сложенные… Крылья? Фара попятилась. Нет, только не это…       — Тихо, детка, не бойся. Не надо убегать, ты заблудишься. Я не причиню тебе вреда.       Фара отступила ещё на два шага.       — Тихо, детка. Не бойся, — Мисселина неосознанно повела плечами, заставляя белые крылья чуть всколыхнуться.       Фара зажмурилась. Матерь Божья. Крылья. Точно крылья. Белые. Ангел? Что происходит? Где её дом? Почему она в лесу и что здесь делает эта странная миловидная женщина.       Фара дёрнулась, когда Мисселина уверенной хваткой зацепила её предплечье. Внушая доверие и спокойствие через прикосновение. Заставляя девушку чуть расслабиться и открыть глаза.       — Я — Мисселина, а ты кто, дитя?       — Ф-ф-фара, — слова давались ей с трудом.       — Прекрасно, Фара. Как ты тут очутилась, детка?       — Я…       — Что ты помнишь последнее?       — Траву и удар самолета… и… темнота, много-много-много темноты…       — А, ясно. Неопределившаяся душа. Добро пожаловать на Небеса, детка.       — Небеса? Вы — ангел?       — Ангел. Ты — судя по всему, тоже, в обозримом будущем. Слишком чистая. Как нетронутый сосуд. Удивительно…       Мисселина осмотрела Фару. Видимо, недавно выбросило в лесу, порезы ещё свежие, регенерация ещё не начала работать. Ах, она и не должна. Неопределившаяся душа. Она же без крыльев.       — Прости, детка, — и ангел чуть развернула Фару к себе, больно ударяя её между лопатками.       — Вы же Ангел! Это неправильно! — Фара распахнула глаза и отстранилась от странной женщины.       — О, кого-то мне это слово напоминает, — Мисселина хохотнула. — Подожди, сейчас полегчает.       — Не подходите, не смейте меня трогать!       Мисселина закатила глаза. С этими неопределившимися душами всегда так. Они появлялись нечасто. Одна — в столетие, в два. Когда душа по какой-либо причине долго не могла покинуть коридоры Тьмы, ведущие в Небытие. И при этом изначально не выбранная Небесами в качестве Непризнанных. Зависая во Тьме, такие души всё же чаще отправлялись прямиком в Небытие. Но бывали и те, кто сопротивлялся и так хотел жить, что внутренняя сила выкидывала душу на острова Небес. Ну, или как сейчас вот — в лес. Такие души доставляли определённые хлопоты, особенно в первые дни, но смирившись — ничем от Непризнанных не отличались.       И Мисселина сейчас просто ждала, когда прорежутся первые крылья и они уже смогут, наконец-таки, отправится в школу. Потому что перемещение без крыльев было невозможно. А бегать по всему лесу за истерящей новой душой Мисселине не очень-то и хотелось.       Фара отступила от странного Ангела, собираясь отойти ещё дальше, как вдруг, спину пронзила новая сильная боль. И тут же с самой глубины её существа наружу вырвалось что-то очень сильно напоминающее крылья. И Фара лишилась сознания.       Мисселина тихо выругалась, совершенно не ангельским языком. Понимая, что смысла торчать тут до окончания обморока нет никакого. Она взяла корзинку, подошла к Фаре, приподнимая её, опирая на своё плечо. И призвала водоворот.

~ 🕷 ~

      — Мисси, ну, что за пожар? — демон открыл двери лазарета. — Фенцио свободен, я то зачем?       Геральд осёкся, глядя на койку, у которой сидела ангел. Замечая и потрёпанную одежду, и заживающие раны. Ангел неторопливо отирала лицо девушки влажным полотенцем.       — Ты затем, что у нас новая Непризнанная.       — Странно, почему я не почувствовал…       — А ты и не смог бы. Нашла её в лесу. Без крыльев и в полной несознанке.       — Неопределившаяся?       — Она самая. Сколько она там провела времени — я не знаю. Лишилась чувств, когда крылья вырвались.       — Понятно, — Геральд подошёл ближе, скрещивая руки на груди и осматривая существо. — На кого-то похожа, никак не уловлю…       — Да тут разве сейчас поймешь, на кого похожа. Она замёрзла там. Пришлось выращивать крылья и тащить. Сутки точно там провела, не меньше…       Девушка поморщилась, ощущая холодную мокрую салфетку на лице и тихо застонала.       — О, очнулась. Ну, здравствуй, новая душа, — Геральд подошёл ближе к кровати.       Фара открыла глаза, сфокусировала взгляд и дёрнулась, в попытке сжаться в углу кровати.       — Тихо, лежи. Тихо.       — Вы Дьявол? — Фара ошарашено смотрела на чёрные крылья Геральда. — Я попала в Ад? Это невозможно! Я — образцовый ребёнок, я…       — У меня что, рога на голове, образцовый ты ребёнок? — демон хмыкнул.       — Нет.       — Тогда откуда Дьявол? И что за категоричность?       — Но ваши… крылья — чёрные!       — Я — демон. И крылья — чёрные. Но ты не в Аду.       — А где? — Фара наконец-таки посмотрела на знакомую миловидную женщину, так больно ударившую её по спине.       — Ты в Школе, детка, — Мисселина ласково коснулась её руки. — В небесной школе Ангелов и Демонов. Теперь — ты одна из нас. Непризнанная.       — Неприз…       — Не надо повторять каждое слово. Теперь ты под нашей защитой до окончания Школы и выбора стороны, — Геральд не церемонился. С такими как она — лучше сразу. Чтобы осознали и заняли свой мозг нужной информацией без лишних истерик.       — Мисселина даровала тебе твои первые крылья. Серые. После выбора стороны — сменишь их на белые или на чёрные. Сейчас я пришлю кого-нибудь, кто проводит тебя в комнату. Поешь, отдохнёшь, придёшь в себя и с завтрашнего дня — как часы — на занятия. Быстрее вольёшься, легче будет жить.       — Геральд… — Мисселина едва коснулась его руки.       — Ничего. Идти сможешь?       — Смогу, наверное, — Фара всё ещё ничего не понимала, но спорить с этим чернокрылым демоном ей совершенно не хотелось.       — Ну, и отлично. Сейчас пришлю кого-нибудь.       Геральд стремительно покинул лазарет. Мисселина внимательно смотрела на Непризнанную. А Фара смотрела на ангела.       — Успокойся, тебе понравится.       — Сомневаюсь, если ангелы так жестоки…       — Увы, иным способом крылья было не обрести, детка.       — Но это больно… Как-то неправильно всё. Если это небеса, то тут должно быть…       — Н-да, непросто тебе тут придётся с такими истинами в голове. Ну, да ничего. Привыкнешь.       Первым, кто попался демону на глаза, оказался сын Серафима. И Геральд не упустил новой возможности поиздеваться над упертым праведником, предвкушая, как повеселит Фенцио рассказом о том, чем сегодня занимался его любимый ученик.       — Аарон! Иди-ка сюда.       Ангел нехотя подошел к Геральду. Замирая на всякий случай в двух шагах от него. От демона всегда можно ожидать чего угодно.       — Аарон, идёшь сейчас в лазарет, берёшь там под белы рученьки барышню с серыми крыльями и ведёшь её на этаж Непризнанных. Самая крайняя комната в конце коридора. По пути всё ей показываешь, рассказываешь и накормить не забудь! Девчонка неизвестно сколько плутала в лесу…       — Я не обязан выполнять все ваши поручения. И в мои прямые обязанности не входит ухаживать за Непризнанными. Это — низшее звено иерархии и мне, как сыну Серафима, не пристало…       — Аааа, вот как. Ладно. Я-то думал, тебе будет очень интересно встретить редкую душу на Небесах, которая сама прилетела, потому что выбрала жизнь. Но тебе-то наплевать, что такую чистую незапятнанную душу, сейчас возьмёт в оборот кто-то иной… Да вот, хотя бы, — Геральд оглянулся. — Лазарь, иди-ка сюда!       Аарон лихорадочно думал. Душа, выбравшая сама. Неопределившаяся. А что если он — поможет ей определится? Вложить в её голову свои принципы, а не те, что сейчас начнут вдалбливать ангел Фенцио и этот дьявольский Геральд. Он же может вырастить новое поколение чистых верных истинных ангелов.       — Не надо Лазаря, я согласен.       — Ну, и прекрасно, — Геральд кивнул.       Этому засранцу не помешает заняться делом. Пусть вот он и рассказывает этой новой душе что и как тут устроено. Глядишь — будет меньше доставать и его самого и всех остальных.       — И не забудь завтра проконтролировать её появление на занятиях.       Аарон сглотнул, но стойко принял последствия своего выбора, твёрдым шагом направляясь к лазарету. Игнорируя смех Мисселины, которая молча кивнула на сидящую на кровати девушку.       — Фара, детка, это Аарон, он тебе тут всё объяснит. Как видишь — ангел. Вы — я просто уверена — найдёте общий язык.       И, пряча улыбку в рукаве, Мисселина отправилась в свою комнатку с мазями, собираясь разложить красную плесень и сполна оценить иронию Геральда.