Часть 1
13 марта 2021 г. в 19:46
За тридцать лет службы д'Артаньян отточил навык солдатского сна до совершенства. Он мог спать в любых условиях, засыпал мгновенно, забываясь сразу глубоким сном, минуя стадию причудливого полусна. Умение это было незаменимо тогда, когда силы нужно было восстановить быстро, пользуясь получасовой передышкой между атаками неприятеля, или в утомительных круглосуточных караулах, когда удавалось урвать полчаса, убедившись, что в эти полчаса уж точно ничего не произойдёт.
Спал д'Артаньян глубоко, но и просыпался мгновенно, выныривая на поверхность, и приходя в полное сознание и боевую готовность в считаные мгновения.
Впрочем, вчера, укладываясь спать в комнате, приготовленной для него Атосом, д'Артаньян собирался покинуть свои солдатские привычки и насладиться спокойствием и уютом в полной мере. Тем более, что сейчас он чувствовал себя как никогда в праве расслабиться. Он приехал в Бражелон накануне и лишь на пару часов обогнал сумерки, выехав из Парижа на следующий день после приказа о разжаловании его в лейтенанты.
Не сказать, что это было неожиданно, он предвидел такой вариант развития событий. Тем более уж чему-чему, а умению держать себя в руках он научился. И не родился еще министр, способный, к своему удовольствию, заметить на его лице настоящие чувства, по крайней мере, если он не намерен их демонстрировать. Поэтому д’Артаньян выслушал новость молча, с ледяным спокойствием, отдал честь и вышел из Пале-Рояля, бодро насвистывая гасконскую песенку. По глухому ропоту своих мушкетеров, он понял, что все уже знают. Он был благодарен им за то искреннее негодование и сочувствие во взглядах, которыми его провожали. Но в то же время тянущийся за ним по коридорам шлейф внимания к его персоне раздражал до крайности. Хотелось что-нибудь разбить, кого-нибудь проткнуть или хотя бы здорово напиться. Увы, ничего из этого в Париже он себе позволить сейчас не мог, да и сам город слишком давил на него. Он столько лет топтал сапогами эти улицы, сами камни мостовых помнили его юношеские мечты и честолюбивые планы, а теперь так не по-товарищески напоминали ему о них.
– К черту! Поеду в Блуа. Атос будет рад мне, а мне не помешает немного его смирения. И выспаться.
Приняв это решение, д'Артаньян обнаружил, как же сильно хочет увидеть друга. Ему нужно было утешение, понимание, наставления. Ему нужен был Атос.
К чести его преосвященства надо сказать, что отпуск был подписан незамедлительно, несмотря на то, что д'Артаньян не счел нужным просить об этом лично, а лишь передал прошение письмом.
– Это самое малое, черт возьми, что итальянский проходимец может для меня сделать, и он не посмеет мне отказать.
Таким образом, уже на следующий день на рассвете он галопом вылетел из города, с которым было связано столько счастливых и печальных воспоминаний, но который сейчас внушал ему только отвращение.
Однако, чем дальше по дороге на Блуа двигался д'Артаньян, тем быстрее менялось его настроение. Он вспомнил, как несколько лет назад ехал в Бражелон, взволнованный перед встречей с другом, которого почти потерял, и которого готовился потерять навсегда. Он вспомнил то затопившее его ощущение облегчения в объятьях Атоса, первых за двадцать лет разлуки.
Он думал о том, что им пришлось пережить после той встречи. Кажется, с тех пор все они все же слегка поумнели. Каждый из них разными путями и в разной степени приобрел понимание того, что ничего в их жизнях уже не будет более ценного, чем дружба. Даже Арамис, отношения с которым д'Артаньяну всегда давались непросто, пару раз присылал лаконичные вести о себе, старательно, впрочем, опуская все детали, и справлялся о делах д'Артаньяна. Портос пару раз был в Париже, и друзья устраивали попойки, достойные улицы Феру. Атос же, самый впечатлительный из четверых, казалось, за время их последнего приключения, переосмыслил столь многое, что теперь, как всегда незаметно и без лишних слов, взял на себя обязанность хранить их дружбу. Он регулярно писал всем троим, и стоило д'Артаньяну задержаться с ответом, оказывалось, что в Париже у графа де Ла Фер находились безотлагательно срочные дела.
Подъезжая к Орлеану, д'Артаньян уже улыбался в предвкушении встречи, обогнав собственные мрачные мысли на два корпуса. А добравшись наконец до Бражелона, искренне наслаждался радостным возбуждением Гримо, которому милостиво позволил лично доложить о себе графу, хотя соблазн по-мальчишески ворваться в кабинет к Атосу без предупреждения был велик.
Атос спустился к гостю почти бегом, по дороге отдавая указания слугам. На нижней ступени лестницы он на миг остановился, сияющим взглядом окинул фигуру друга, прежде чем прижать его к сердцу.
– Дорогой Атос, мне кажется, мы стареем.
– Прекрасно, д'Артаньян! Вы приезжаете ко мне после нескольких месяцев разлуки, и первое, что вы мне сообщаете, что я постарел. Кто вас воспитывал, друг мой? – голос звучал укоризненно, но глаза Атоса смеялись.
– Во-первых, меня воспитывали вы. А во-вторых, я имел в виду, что мы стали встречаться чаще, а радость от каждой встречи не становится меньше, а наоборот растет.
– И вы считаете, что это старость? Возможно, дорогой друг. Но я предпочитаю считать, что это мудрость.
– И это мудро с вашей стороны, – хлопнул д’Артаньян Атоса по плечу. – Вы прекрасно выглядите, граф.
– О, вы вспомнили о манерах. Благодарю, д'Артаньян. Чем обязан счастью видеть вас здесь? Вы приехали вербовать меня в какую-нибудь сомнительную партию?
Удар помимо воли Атоса попал в цель. Д'Артаньян опустил глаза и глухо произнес:
– Нет, мой дорогой друг, в этот раз я приехал, чтобы вы могли сказать, что предупреждали меня. Можете поздравить – я теперь лейтенант мушкетеров его величества.
Атос замер. Если бы скульптор хотел запечатлеть в мраморе негодование, лучшей модели ему было не найти.
– Это немыслимо! – наконец нашел слова взбешенный граф де Ла Фер. – Это низко даже для Мазарини. Нет, подумать только! – и добавил совсем другим тоном, тихим и обеспокоенным. – Как ты, д'Артаньян?
– Был зол, оскорблен, унижен. Но потом подумал, что его преосвященство дал мне возможность приехать погостить у вас, и утешился. Ничто так не прочищает мозги, как двухдневная скачка. Так что теперь я почти смирился, и собираюсь ближайшие несколько дней наслаждаться отдыхом.
– Ах, простите меня, дорогой друг. Я имел наглость укорять вас, тогда как сам держу уставшего путника на пороге. Пойдемте, друг мой, пойдемте, ужин, должно быть, уже готов, – Атос приобнял друга за плечи и повел в дом.
Ужин прошел в атмосфере того теплого, обволакивающего спокойствия, которое мог излучать Атос. Он окружил друга заботой, развлекал его беседой, обходя тему его понижения до тех пор, пока сам д'Артаньян не захочет вернуться к этому. Они поговорили о Рауле, поделились новостями из его писем, которые приходили регулярно обоим друзьям.
Д'Артаньян остро и красочно описал последний визит Портоса и посещение им книготорговца. Портос пришел в лавку подготовленным. У него с собой был специальный лист бумаги с отметками, с помощью которых выбиралась подходящая по размеру книга для библиотеки его милости барона дю Валлон де Брасье де Пьерфон. Название, а тем более содержание книги, разумеется, значения не имели.
После ужина друзья переместились к камину. Гримо принес вина, и Атос, который весь вечер следил за бокалом друга, но не пил сам, удивил д'Артаньяна, налив и себе, и ему.
В ответ на вопросительный взгляд он пожал плечами и сказал:
– Вы здесь, рядом со мной, такой же молодой и полный сил, и мне кажется, что ничего не изменилось, что мы все те же мушкетеры. И за это грех не выпить.
– Вы так говорите, будто тоскуете по тем временам. Честно говоря, не ожидал от вас.
– Нет, не тоскую. Я счастлив, д'Артаньян. Я доволен жизнью. Самые близкие мне люди живы и здоровы. Это главное. Но я был бы крайне неблагодарным человеком, если бы не вспоминал с теплотой то время, которое подарило мне самое важное – друзей. Так что выпьем, д'Артаньян, за дружбу и за тех четверых, за храбрых, горячих, безрассудных мушкетеров, совершавших не то подвиги, не то глупости из чистого юношеского задора.
Друзья чокнулись. По тому, как притих д'Артаньян, Атос почувствовал, что пришло время разговора. Он как ни в чем не бывало повел речь о новом налоге Мазарини, который больно ударил по крестьянам и мелким землевладельцам. Д'Артаньян с благодарностью принял протянутую ему нить Ариадны, которая должна была вывести собеседников к тому, что занимало обоих.
– Я, конечно, знал, что этот итальянец – скряга и подлец. Да даже, если бы у меня и были сомнения, он помог от них избавиться, засадив нас с Портосом в Рюэй. Но мне казалось, я ловко провел свою партию, Атос.
– Слишком ловко, дорогой д'Артаньян, – улыбнулся Атос. – Вам не простили вашу ловкость.
– Нет, Атос. Напротив. Я был недостаточно хорош, раз меня вышвырнули за ненадобностью. А ведь я… – д’Артаньян вздохнул и махнул рукой. – Я, правда, старался соответствовать.
Без обычной иронии, такой же неотъемлемой части д’Артаньяна, как и его гасконский акцент, речь друга казалась беззащитно обнаженной. Сердце Атоса сжалось. Он видел перед собой не продубленного ветрами и невзгодами воина, не опытного офицера, не циничного авантюриста. Он видел того мальчика, который оплакивал свою первую потерю на его плече, того, который прибегал к нему за помощью, того, который с такой надеждой глядел в будущее. «Некоторые вещи, благодарение богу, не меняются», – подумал Атос.
– Д’Артаньян, я видел вас при исполнении. Я видел, как на вас смотрят ваши солдаты. Вы для них – бог. Да и Рауль восторженно рассказывал, как по первому вашему знаку и с каким удовольствием выполняют ваши приказы. А он служил у принца Конде, между прочим. Вы прекрасный капитан, д’Артаньян.
– Лейтенант, Атос. Вы знаете, что обидно? Мне нравится моя служба. Да, я часто ворчу и жалуюсь, что жалование маленькое, сапоги сношены, плащ в дырах. Конечно, я хотел бы быть богатым, жить в особняке, сорить деньгами. Но на самом-то деле, я ведь счастлив. Мне нравится эта неустроенная солдатская жизнь… – д'Артаньян замолчал и покрутил в руке бокал.
– Знаю, д'Артаньян, конечно, знаю. Не думали же вы в самом деле, что меня могло обмануть ваше брюзжание? Но продолжайте, друг мой. Вы хотели сказать, что ваши таланты можно применять куда более достойно.
Д'Артаньян усмехнулся:
– Ну конечно. Вы, как всегда, лучше меня знаете, что я хотел сказать. Да, Атос, я считал, что я хорош. Я хочу, чтобы меня использовали по назначению. Я не настолько красив, как ваша фамильная шпага, чтобы служить исключительно украшением покоев Пале-Рояля.
Д'Артаньян начал шутить, Атос испытал и облегчение, и сожаление одновременно. Вот сейчас его друг вновь вернётся за эскарпы своего остроумия и останется там один на один со своей досадой и болью.
Но Атос ошибся. Д'Артаньян опустил голову и прошептал:
– Как я вернусь туда? Как я буду смотреть им всем в глаза? Меня оскорбили, а я вынужден снести это оскорбление молча. Кто я после этого? Кто я вообще? Я не могу хлопнуть дверью и уйти, не могу, Атос. Это моя жизнь. Вся моя жизнь.
Атос подавил вздох, уже готовый сорваться с его губ. И сжал в кулак левую руку, которая потянулась было к руке друга. Любое проявление жалости сейчас добило бы д'Артаньяна. Кому, как не графу де Ла Фер, понимать, что такое гордость?
– Д'Артаньян, я бы предложил вам бросить службу и переехать ко мне. Или стать наемником и отправиться искать счастья, подобно героям легенд и мифов. Уж вы бы натворили дел. Но я не сделаю этого. Потому что я знаю, что это невозможно. Ваше благородное сердце и верная шпага навсегда прикованы к французскому трону. А раз это так, то какая разница, что подумают эти «они»? Кого вы имели в виду? Мазарини? Ее величество? Не беспокойтесь, уж кто-кто, а эти двое не хуже меня знают, что вы из себя представляете. Поверьте, они боятся вас, а значит уж точно не могут презирать. Ваши мушкетеры? С ними мы уже разобрались: они не могут вас презирать, потому что боготворят. Кто ещё? Разряженные придворные франты? Друг мой, не все ли вам равно? Ну, если вдруг кто-то рискнет подумать о вас что-то нелепое, проткните этого глупца шпагой. Его величество? Знаете, мне кажется, что с этим мальчиком вы сойдетесь. Только дайте ему подрасти.
Д'Артаньян, посмотри на меня. Мое мнение имеет значение для тебя? Я думаю, что имеет и большее, чем мнение любого из всех этих людей. Иначе ты не пришел бы сегодня ко мне. Так слушай же. Я считаю тебя самым достойным человеком во Франции. Не важно, в каком звании. Не важно, в каком мундире. Ты нужен Франции, нужен королю. Да-да, короли неблагодарны. Но какая разница? Впрочем, поверь, твое время ещё придет. Даю тебе слово графа де Ла Фер.
Произнося свою речь, Атос внимательно следил за лицом д'Артаньяна. Заметив в конце озорные искорки в глазах друга, Атос наконец позволил себе расслабиться и положил руку на плечо д'Артаньяна. Тот всего на секунду наклонил голову и коснулся руки щекой.
– Конечно, вы правы граф, как всегда. Тем более, что я уже оставил столько собственной крови, сражаясь за эти чёртовы лилии. Целый пруд. Не бросать же дело на полпути. Буквально пару месяцев назад, я чуть было не остался на поле боя, когда пришлось возвращаться за штандартом, брошенным на бастионе. Эти мальчишки понятия не имеют о воинской чести. Помните Сен-Жерве?
Разговор вновь вернулся в колею дружеской беседы, бокалы наполнялись и опустошались (с разной скоростью, но одинаковым удовольствием). Д'Артаньян развлекал Атоса историями о своих ратных подвигах. Впрочем, несколько раз последний содрогался, ужасаясь тому, насколько близко друг его был к гибели. Конечно, он и сам множество раз рисковал на полях сражений. Да и только недавно, помнится, в их маленьком английском приключении, они избежали смерти только чудом, и не раз. Но одно дело рисковать своей жизнью, пусть и вместе с друзьями, а другое – представлять опасность над головой близкого человека, когда не в состоянии ни защитить, ни хотя бы разделить беду пополам. Кроме того, Рауль сейчас был в действующей армии. И волей-неволей воображение графа выходило из повиновения и рисовало картины, которые приходилось прогонять осознанным усилием.
Вскоре, впрочем, Атос заметил, как понемногу замедляется речь д'Артаньяна, а сам он старательно скрывает зевок.
– Дорогой мой друг. Вы устали, а я так рад вашему обществу, что вновь позабыл о гостеприимстве. Комната уже готова. Пойдёмте, я провожу вас.
Д'Артаньяну не хотелось уходить. Разомлевший от вина и тепла, он чувствовал себя как в детстве, когда тебя отправляют спать, и ты устал так, что едва на ногах стоишь. Но тебе так не хочется, чтобы этот день заканчивался. Однако хозяин уже поднялся, и не оставалось ничего другого, кроме как последовать за ним. На пороге спальни Атос крепко обнял д'Артаньяна и прошептал: «Спасибо, что приехал ко мне. Это очень ценно для меня». И, пожелав спокойной ночи, Атос отправился в свои покои, оставив товарища гадать, как же ему удается быть таким… таким Атосом.
Переодеваясь, д'Артаньян вспомнил, как ночевал здесь в прошлый раз. Как старался угадать мысли самого непроницаемого человека и хитростью выведать его намерения, строил планы и изо всех сил пытался заглушить голос совести. И счастливо вздохнул.
– Как же чудесно, что мне не нужно ничего скрывать от него, хитрить и плутовать. А можно просто принимать его дружбу, его помощь и заботу.
И д'Артаньян, коснувшись головой подушки, уснул.
