Истории о самураях, их женщинах, любви и смерти. История вторая

Легендарный они-фукучо1 Шинсенгуми2, Хиджиката Тошизо, несмотря на свой суровый характер и видимость чопорности, славился своей неукротимой тягой к женскому полу. Неизвестно, как бы в этом аспекте сложилась его судьба, не будь он настолько красив, а внешность его была притчей во языцех. И в самом деле - высокий, стройный, с широким разворотом плеч, одевавшийся как щеголеватый даймё3, с иссиня-черными длинными волосами, собранными в высокий хвост на макушке, и резко контрастировавшим с ними бледным лицом, на котором горели ярко-фиалковые глаза. По словам и мужчин, и женщин, он больше походил на актера, нежели на воина. Впрочем, в боевых способностях одного из самых знаменитых Волков Мибу4 никто бы не рискнул засомневаться, ибо это было чревато потерей жизни, да и стратегом замком был от бога. Женщины, открыто выражая свои восторги, не могли пройти мимо такой демонической красоты, и Хиджиката, соответственно, не мог пройти мимо них и не воспользоваться этим обстоятельством. На протяжении всей его жизни едва ли не с самого нежного возраста девушки оказывали ему такое пристальное внимание, что видного юношу это настолько заинтересовало, что к настоящему моменту так и не отпустило. Поэтому везде, куда бы судьба ни забрасывала молодого человека, всегда находилась какая-нибудь милая красавица, которая помогала скрасить его одиночество. О его победах на любовном фронте разговоров было много, и способствовало им то, что сам Хиджиката нисколько не скрывал своего увлечения слабым полом, охотно рассказывал о своих похождениях и даже хвастался перед товарищами целой пачкой писем от воздыхательниц. Знали бы мечтающие о нем девушки, как он обошелся с их перепиской, в которой они открывали ему свою душу, они бы пришли в ужас. Ходили слухи, что Хиджиката, сын зажиточного крестьянина из Хино в провинции Тама, умершего незадолго до его рождения, будучи после смерти матери в ранней юности пристроенным мужем своей старшей сестры в магазин, торгующий фабричными кимоно, вылетел оттуда за то, что уже тогда умудрился задурить голову одной из работающих там же девушек постарше. Муж сестры был в нем смертельно разочарован, но ему бы и в голову не пришло, что беспутный шалопай в недалеком будущем станет одним из легендарных воинов страны и будет творить ее историю. После данного инцидента Хиджиката заявил, что у него нет таланта к торговому делу, и гордо удалился. Впрочем, отсутствие оного таланта компенсировалось невероятной способностью к кендзюцу5, и когда Хиджиката, чтобы хоть как-то отработать свое проживание в доме сестры и ее мужа, бродяжил с коробом за спиной, продавая вразнос знаменитое средство от ран и ушибов «Ишида Саньяку», он брал уроки у каждого мастера меча, который ему попадался на пути. В результате в его голове и техниках владения мечом образовалась такая каша, что когда он все-таки официально вступил в Шиэйкан6 к Кондо Исами, то получил там лишь самое низкое звание. Однако это не говорило о том, что Тошизо был плохим мечником - наоборот, благодаря неординарному мышлению и смешению всех стилей он был сильным и опасным, а главное, непредсказуемым противником, и эта его «неправильная» техника не раз спасала ему жизнь в бою. И именно потому, что он был силен и как боец, и как стратег, Кондо поставил его на должность своего заместителя, когда отряд полуголодных нищих ронинов7 ворвался в Киото, чтобы покорить его и занять свое славное место при власти Токугава. А уж тут, в крупном, уже хорошо развитом современном городе с совершенно дивными, а главное, обширными и разнообразными веселыми кварталами, у Хиджикаты появилась возможность совершенно невозбранительно утолять свою жажду прекрасного. Тут тебе и Миягава-чо, и Камиситикен, и Гион - это для тех, кто ценит не столько плотские утехи, сколько отдохновение души в обществе прекрасных дам, умеющих развлечь беседами, танцами, пением и музыкой. А для тех, кто попроще - Понто-чо, бордель Хары Сабуроэмона и находящаяся по счастливому стечению обстоятельств совсем рядом Шимабара. От такого изобилия пленительных красавиц после провинциальных веселых заведений у молодого замкома сначала глаза разбежались, и он был готов объять необъятное, то есть одарить своим широким сердцем всех соблазнительниц без исключения, но на это не доставало ни времени, ни средств, ни - если уж быть откровенным – сил. Все эти силы требовалось отдавать патриотическому служению отечеству, а после некоторых искусниц не только на служение сил не оставалось, но и добрести до казарм и изнуренно рухнуть на футон8 едва-едва хватало. К тому же, нужно было соблюдать хоть какие-то приличия, поскольку менять женщин считалось дурным тоном, и было принято навещать одну-двух постоянных. Однако и тут доблестный замком, мыслящий стратегически, нашел выход - у него действительно были одна-две постоянных дамы сердца, но в каждом заведении. Оставшиеся в родной провинции товарищи не верили, когда читали письма своего приятеля, и считали, что он бессовестно врет, на что замком Шинсенгуми ответил: «Хоть мы и стремимся верно и патриотично служить отечеству, меня тянет к женщинам так, что и кистью не описать. Как, например: в Шимабаре тайю9 Ханагими и тендзин10 Ичино, в Гионе примерно три так называемых гейко11, в Китано майко12 по имени Кимигику и Кораку, в Осаке, в квартале Шинмачи, тайю Вакадзуру и еще две-три, а в Китано-Шинчи такое множество, что кисть сотру, пока всех перечислю. Вот и представь себе! Патриотический долг В сердце моем позабыт. Ах, женщины... Сбился Тошизо с верного пути!» - и отправил другу целую пачку женских писем с пометкой «Высылаю тебе сущую безделицу - погляди, позабавься»13. Все додзё веселились этой выходке, и бессовестному Хиджикате все-таки поверили. Была у Хиджикаты-фукучо еще одна страсть помимо женщин и кендзюцу, из которой он не делал тайны - он был страшным любителем такуана - просоленных ломтиков редьки и редиски. Однажды, будучи в гостях у одного из своих родственников и уписывая поданный к столу такуан за обе щеки, он так нахваливал блюдо, что глава семейства, с умилением глядя на Тошизо, заверил его, что даст ему с собой столько, сколько тот пожелает. По словам одного из сослуживцев, оказавшегося в ту пору на улице, по которой гордо вышагивал невероятно счастливый они-фукучо с ведром, доверху наполненным такуаном, «было немного смешно видеть улыбку до ушей по такому поводу на лице человека, который стал ночным кошмаром повстанцев14». Однако это была лишь одна сторона многогранного они-фукучо. При всей своей любвеобильности и страстности человек он был неплохой, и самураем он был если не по праву рождения, то по силе духа и высочайшему воинскому мастерству. И даже если он и считался самым страшным кошмаром империалистов, да и вообще славился характером суровым, жестким и язвительным, но при этом он был хорошо воспитан, очень умен, с товарищами был сердечным, добрым и понимающим, а главное, справедливым, поэтому как командира его безмерно уважали и даже временами любили. Таким образом, можно было с уверенностью сказать, что основной костяк комсостава - Кондо-кёкучо15, Хиджиката-фукучо и Саннан-сочо16 были отважной и чистой душой Шинсенгуми, его горячим сердцем, холодным рассудительным мозгом, а благодаря увлечениям замкома еще и неутомимым членом. Впрочем, кумичо17 десятого подразделения Харада Саноске, пожалуй, в этом аспекте с замкомом бы посоперничал, но речь в данном случае идет не о кумичо. Одним словом, чрезвычайно красивый, харизматичный и остроумный Хиджиката-сан был любимцем женщин, чем на досуге и пользовался, не зная отказа. Но среди всех его многочисленных дам сердца особенно выделял он молодую и довольно модную в Шимабаре тайю Ханагими - девушку дивной красоты, обладающую множеством достоинств. Несмотря на то, что, по мнению многих мужчин, ей было не место в разгульной Шимабаре, она должна была блистать в Гионе и оказывать услуги более интимного свойства только по собственному желанию и лишь с теми клиентами, кто ей приятен, Ханагими довольствовалась своей судьбой и не жаловалась, будучи всегда приветливой, отзывчивой и очень приятной дамой во всех отношениях. Девушка помимо всех своих способностей к танцу, музицированию, пению и стихосложению, обладала одной неоценимой и очаровательной особенностью - каждого пришедшего к ней клиента она встречала так, будто только и мечтала встретиться с ним, словно дороже его в жизни нет. Однако сердце ее было раз и навсегда покорено молодым красавцем Тошизо. Любила она грозного замкома Шинсенгуми безмерно и, глядя, что он вроде бы отвечает ей взаимностью, втайне лелеяла надежду, что однажды он заберет ее отсюда. В один из дней, морозным январским вечером, выкроивший немного свободного времени Хиджиката, мысленно выбирая, какую же даму сердца ему сегодня посетить, пришел к выводу, что больше всех ему хочется видеть Ханагими. Искренняя любовь прелестницы делала ее в глазах Тошизо особенной, и его тянуло к ней чаще, чем к остальным тайю. Временами ему даже казалось, что он тоже влюблен, и он подумывал, что когда политическая обстановка станет поспокойнее, и он начнет получать более высокое жалование, может быть, действительно стоит вытащить Ханагими из этого болота и поселиться с ней в каком-нибудь уютном домике, чтобы скоротать в ее приятном обществе свои дни. Когда он пришел в заведение, Ханагими оказалась занята - в этот раз ей пришлось составить компанию двум ронинам, и она развлекала их беседами, следя, чтобы саке в их чашечках не заканчивалось и было нужной температуры. Одна из девушек предложила вновь прибывшему гостю себя, но Хиджиката находился сегодня в романтическом настроении и шел именно к Ханагими. Он, было, подумал зайти тогда ко второй своей красавице - тендзин Ичино, но девушки сообщили Ханагими, что пришел ее возлюбленный, и та, обрадовавшись, попросила одну из подруг заменить ее и передала через нее Хиджикате, что скоро присоединится к нему. Хиджиката был совершенно не против подождать, прошел привычным путем к ее комнате, вошел и уселся на дзабутон18, скрашивая минуты ожидания разглядыванием рисунка на ширме, закрывающей от взглядов футон Ханагими. Залюбовавшись расписанной изящным рисунком бумагой «гампи», из которой были изготовлены шесть створок ширмы, он настолько задумался, что сначала не сразу почувствовал на себе чей-то взгляд. Ощущение было странным - в небольшой, освещенной рассеянным светом комнате Хиджиката находился в полном одиночестве, и он оглянулся, чтобы лишний раз в этом убедиться, но ощущение не пропало, более того, оно усилилось. Единственное место, где мог кто-то прятаться, было за ширмой, но кому могло понадобиться скрываться в комнате тайю не самого дорогого борделя, было непонятно. Тем более, если Ханагими кого-то прятала тут, она бы не предложила Тошизо обождать ее здесь. Зная, сколько у Шинсенгуми врагов, замком подумал, что, возможно, кто-то поджидает здесь именно его, чтобы убить. Но того, что они-фукучо придет сюда, до последней минуты не знал и он сам. Если только кто-то из гостящих в данный момент в заведении людей Ишин Шиши заметил его и опередил, прокравшись сюда? Хиджиката сунул было руку под левый рукав, нащупывая рукоять катаны19, но вход к проституткам с оружием был воспрещен, и сейчас его «Канесада» и «Хорикава Кунихиро20» покоились в специально отведенном помещении под неусыпным присмотром охраняющего сданное оружие служителя заведения. Однако Хиджиката не был бы Хиджикатой, если бы не носил за пазухой небольшой, но вполне достаточный чтобы убить айкучи21, который он, естественно, и не подумал сдать. Незаметно запустив руку за отворот косоде и беззвучно, лишь пальцами одной руки вытолкнув клинок из ножен, Тошизо вытащил его и из сидячего положения молниеносным движением оказался рядом с ширмой, заглядывая за створки. На футоне, в испуге отпрянув от щелочки между створками ширмы, сидела совсем юная девчонка, прижав руки к груди, и смотрела на него расширившимися от ужаса глазами. - Кто ты? - спросил Хиджиката, опуская нож. Девушка молча хлопала глазищами. - Что ты здесь делаешь? - снова задал вопрос Тошизо, но девушка продолжала молчать и лишь испуганно глядела на него. Незнакомка была так трогательно прекрасна в своем испуге, что ценитель женской красоты в лице Хиджикаты не мог не залюбоваться ею. На вид ей было лет восемнадцать, не больше, и она была столь очаровательна, как только бывают юные невинные девушки, едва достигшие поры расцвета женственности. Одетая в скромное светло-голубое кимоно, с аккуратно уложенными в обычную прическу волосами, она совсем не походила на тайю - лицо ее было не накрашено вовсе, поражая свежими красками молодости, а на подогнутых маленьких ножках, высовывающихся из-под кимоно, были белые хлопчатые таби22, которые тайю никогда не носили. Хиджиката спрятал айкучи и произнес: - Не бойся, я не сделаю тебе ничего плохого. Девушка по-прежнему не проронила ни слова, но увидев, что мужчина убрал оружие, немного успокоилась, хотя настороженность все еще сквозила в ее взгляде. В этот момент сёдзи23 раздвинулись, и в комнату, как и положено хорошо воспитанной тайю, на коленях вошла Ханагими. - Простите меня, Хиджиката-сан, что вам пришлось меня так долго ждать, но я стремилась к вам всем сердцем, и теперь никто не отвлечет меня от вас! - Что это за дивное создание? Я спросил у нее имя, но она отказалась мне ответить, - спросил Тошизо, кивнув подбородком в сторону сидящей за ширмой девушки. - Ох, это Каэде! - воскликнула Ханагими, склонившись в поклоне. - Простите, господин, это моя младшая сестра. Не сочтите ее молчание за дерзость и оскорбление. Она глухонемая, и если по губам она еще может прочесть не очень сложные слова, то ответить она вам никак не могла. Ханагими повернулась к сестре и знаками ей что-то показала, та вскочила на ноги, почтительно поклонилась Хиджикате и выбежала из комнаты. - Она ведь не работает здесь? - решил проверить свою догадку замком. - Она не похожа на тайю. - Нет, господин! Мы сироты, и восемь лет назад, когда мне исполнилось четырнадцать, а ей девять, мне пришлось взять на себя заботу о ней. Она живет здесь, при этом заведении, со мной - мне нечем платить за отдельное жилье для нее, да и не могу я оставить ее такую одну - она немножко не в себе, и обидеть ее, доверчивую и безмолвную, может кто угодно. А здесь она под защитой, да и зарабатывает хоть немного, помогая по хозяйству. Она иногда приходит ко мне сюда из наших жилых комнат, когда у нее есть свободная минутка. Простите еще раз, господин! Ханагими склонилась в поклоне. - Не извиняйся. Ничего ужасного не случилось. А почему ты не отдала ее обучаться ремеслу? - поинтересовался Хиджиката, усаживаясь на подушечку. Ханагими, наливая ему саке, ответила: - Господин, но она же не сможет ни развлечь беседой, ни сыграть на инструменте. Разве что только танцевать, но она не услышит музыки. - Несмотря не ее недуг, она красива, и тем, кто ищет плотских утех, было бы достаточно ее красоты безо всяких умений, - усмехнулся Хиджиката. - Она не от мира сего, господин, она так наивна, доверчива и чиста, что я бы не хотела, чтобы она занималась этим. Тем более, она боится мужчин и сторонится их. Ее душа слишком воздушна, и она могла бы быть счастлива только с тем мужчиной, который бы нашел к ней подход и сумел бы быть с нею мягким, нежным и терпеливым, чтобы она доверилась ему. А здесь ну кто из гостей захочет тратить время на ухаживания? - изящно пожала плечиком Ханагими. - Хотите, лучше я сыграю вам на флейте? С тех пор Хиджиката, посещая Ханагими, часто видел Каэде и, жалея убогую сиротку, приносил ей сладости, как ребенку. Поначалу девушка пугалась, смущалась и старалась убежать, но вскоре привыкла к любовнику своей старшей сестры, принимала гостинцы, застенчиво улыбалась и почтительно кланялась, а затем прикладывала руку к сердцу, благодаря доброго господина, который был ласков с нею и хорошо обходился с Ханагими. Со временем Хиджиката стал замечать, что в те короткие минуты случайных встреч с Каэде в комнате Ханагими или в коридорах заведения девушка смотрела на него уже смелее. В эти мгновения в глазах ее будто карамель плавилась, и Каэде мягко и нежно улыбалась ему, вроде бы все так же застенчиво, но что-то словно изменилось. Однажды, уже покидая Ханагими, разморенный любовными утехами, Хиджиката неспеша шел по внешнему балкону, опоясывавшему здание на уровне второго этажа, к лестнице, и глазам его предстала младшая сестра тайю. Он еще не попал в поле ее зрения, и шагов его она, конечно, не слышала, поэтому девушка не обернулась, продолжая стоять у перил и смотреть вниз, где трое молодых самураев, выйдя из заведения, прощались, чтобы разойтись в разные стороны. Хиджиката замедлил шаг, невольно любуясь ее расслабленной изящной позой, маленькой ручкой, лежащей на перилах из мореного дуба, склоненной набок головкой и точеным профилем. Когда молодые повесы разошлись, Каэде тихонько вздохнула, и столько в этом вздохе было грусти, несбыточной надежды и волнительного трепета, что Тошизо вдруг пришло в голову - как это, наверное, страшно - не слышать ничего вокруг, не уметь выразить словами свои мысли и чувства, и как, должно быть, ей одиноко здесь, среди красавиц и их гостей, где жизнь текла в веселье, шуме и любовных страстях. На что она могла надеяться, прячась ото всех, никуда не выходя, выполняя лишь повседневную работу и не видя никакой радости, никаких развлечений? И о чем думала она в такие мгновения, когда смотрела вот так на приходящих и уходящих клиентов? Конечно, грубые, развязные, пьяные и невежественные мужчины вряд ли привлекали ее внимание, но что чувствовала юная особа, глядя на красивых, молодых, хорошо воспитанных гостей или проходящих мимо по улице доблестных самураев? Ведь именно в таком возрасте девушек посещают самые волнительные и трепетные мечты о великой и прекрасной любви, соединяющей сердца на века. Надеялась ли Каэде, что однажды какой-нибудь чудесный молодой и красивый самурай увидит ее, полюбит на всю жизнь, и заберет ее отсюда в совершенно иной, неведомый ей, но обязательно чарующий мир, чтобы сделать ее счастливой? Или она думала лишь о том, что ей суждено прожить свои дни в одиночестве будней этого заведения до самой старости? Тошизо стало грустно. Каэде все так же стояла у перил, опираясь пальчиками на покрытое лаком темное дерево, подняв голову и глядя на растущую луну, тонкая, как тростинка, тянущаяся хоть к какому-то свету в ее темной привычной среде обитания, обречено-смиренная, издали полюбовавшись на недоступный ей мир и отпустив видение прочь, а на губах ее играла нежная улыбка. Хиджиката позволил девушке обнаружить себя раньше, чем она испугается от его неожиданного появления, и кивнул ей. Девушка, обрадовавшись ему, ответила светлой и чистой улыбкой, склонилась в поклоне и снова выпрямилась. - Спокойной ночи! – сказал Хиджиката, стараясь произносить слова не слишком быстро. Каэде, напряженно вглядываясь в его губы, прочитала, снова улыбнулась и еще раз поклонилась, прощаясь с ним. Ее желание понять произносимые замкомом слова было так трогательно, что он невольно улыбнулся сам себе, уже оставив девушку позади. Пока он шел в казармы, Тошизо почему-то не мог выбросить из головы взволновавшие его мысли. Путь был недалеким, но за это время его вдруг посетила одна идея - а что, если написать Каэде письмо? Короткое, но красивое. Даже в стихах. И оставить его без подписи. Пусть девочка подумает, что нашелся хоть один мужчина, которого восхитила ее красота. Неужели это ее не обрадует? Пусть ненадолго, но хоть что-то хорошее произойдет в ее жизни. Мысленно повертев эту идею так и сяк, Хиджиката все-таки отмел ее по причине глупости, посмеявшись над собой. Не пристало взрослому самураю, заместителю командующего военно-полицейским отрядом, наводящим ужас на бандитов и мятежников Киото, устраивать такие мальчишеские выходки. Но, уже отходя ко сну, эта детская затея вновь всплыла на поверхность, и замком решил ее все-таки реализовать.