Young god

— Что за ебаная чертовщина со мной происходит? — Однажды спрашивает у него Мэдисон вовремя традиционного ужина, смысл которого она не понимала, но Лэнгдон настаивал, а перечить ему было лень страшно. — Тебе ни всё ли равно? — С однообразной интонацией отвечает Майкл. — Представь, меня ебёт, что за дерьмо в моей голове. — Лэнгдон тяжело вздыхает, он не привык к такой прямолинейности. Люди рядом с ним потыкают ему, стараются показаться лучше, чуть ли не целуют носки его туфель. Но Мэдисон для него как открытая книга, что не видит смысла таится за слоями натужной пыли, где то в глуби библиотеки. Майкл кладёт локти на до блеска начищенную поверхность стола и переплетает свои аристократично-длинные пальцы в так называемый "замок", пару мгновений молча вглядываясь в до неприличия миловидное личико приторной малышки из телека. Выпирающие скулы, ключицы и косточки на узких запястьях бледных рук; сама заостренность ломанных линий. — Видишь ли, Мэдисон, после твоего "возращения", я подарил тебе частичку своей души. Видимо она всё ещё не прижилась. Как только ты её впустишь, все эти неприятности исчезнут. — На последнем слове Лэнгдон лениво жестикулирует пальцами, демонстрируя взрыв. — Точнее должны исчезнуть. — Безразлично пожимает он плечами, продолжая трапезу. Монтгомери же лишь сильнее напрягается, может она и ходячий труп, может всего лишь глупое голливудское клише в дорогих стрингах и тощими ногами, обтянутыми вульгарными ниточками чулков, но точно не дура. Частичка его души — тьма. И ей нужно принять этот весьма сомнительный подарок, словно очередную дозу, либо же этот "дар" безжалостно поглотит её, и выплюнет кровоточащие останки в скором времени истерзанный мир. *** После очередного неожиданного всплеска силы, когда зеркало в комнате Мэдисон треснуло, а её искаженное отражение раздробилось пополам, она в панике бежит в ванную. Сжимает края раковины, жмурит глаза, поджимает обкусанные губы и наконец отдаётся моменту. Её горестные всхлипы отражаются эхом от стен. Накопилось. Когда горячие слёзы были готовы скатится мокрыми дорожками по щекам, Монтгомери вовремя себя ловит, быстро смаргивает, откидывая свинцовую голову, пропускающую через себя каждый дюйм неизмеримой магической силы. Нет, плакать она не будет, пусть все те сучки-ведьмы, что презренно её вспоминают, считая предательницей, пусть отец-козел и наркоманистая мать с обкуренно-томным взглядом припущенных век, что наверняка сейчас гниет в могиле, пожираемся червями — отсосут. Плакать по их вине Мэдисон не собирается. И Монтгомери бесшумно падает на свою тощую пятую точку в угол комнаты, обняв острые коленки. Привычная, казалось бы, картина: в подрагивающих пальцах сигарета, растрепанная грязная платина волос и задумчивый взор, что опять натыкается на носки заострённых щегольских туфель. Майкл снова появляется из ниоткуда, снова появляется в самый худший момент, но в этот раз без улыбчивой маски. Он склоняется над ней, что в полумраке выглядела всего лишь хрупкой, загнанной и беззащитной пташкой. Секундная пауза. — Я не могу представить свой новый мир без тебя на своей стороне. — Майкл протягивает ей руку и этот жест намного глубже поверхностной вежливости, присущей его джентельменской натуре. Мэдисон поднимает обречённый взгляд и отдаётся ему, отдаётся его безумным идеям, отдаётся его новому миру, переплетя их пальцы воедино. Всецело и безраздельно, навеки.