Протяни руки к пламени

Просто бесцельно бродя по пустому старому зданию гильдии, она уже в который раз за этот день возвращалась к лестнице, которая вела на чердак. И замирала, слегка обеспокоенным взглядом смотря наверх. Любопытство всегда ходило с ней под руку. Этой чертой характера она была похожа на свою старшую сестру. Как и многими другими. В Эдорасе их частенько сравнивали и говорили, что младшая Штраусс — ну просто копия Мираджейн! Это было немного странно, ведь такая привычная — земная — Мираджейн была оторвой до мозга костей! И когда Лисанна вскользь вспоминала своё, родное, любимое и дорогое сердцу, глаза сами собой наполнялись слезами. А обеспокоенной Эдо-Мире постоянно приходилось говорить, что глаза слезятся от пыли или от ветра. От чего угодно — только не от чувств. Такие сравнения были странными ещё потому, что обычно детей так сравнивают с матерями или, на худой конец, с бабушками. И если о бабушке она даже никогда не знала, то свою маму практически не помнила. На хрупкие плечики Мираджейн свалилась огромная ответственность за младших брата и сестру, когда Лисанне едва исполнилось 3 года. Девушка на носочках, медленно-медленно, прошлась по ступенькам, которые опасно протяжно скрипели под ногами, от чего рождалось вполне объяснимое желание вздрогнуть и замереть на месте. А само по себе старое здание, которое словно разваливалось на глазах, проживало свои последние деньки. Его собирались сносить и перестраивать заново. Точнее, переделывать в отдельную площадку для тренировок. А гильдийцы уже перебрались в новое, совсем недавно построенное горожанами… Лисанна аккуратно открыла чердачный люк и подождала, пока глаза привыкнут к темноте. А спустя несколько секунд с уст сорвался судорожный вздох. Традиционный чердак хранил в себе вещи самые разнообразные. Диван, с торчащими из-под сидения пружинками, шкаф со сломанной дверью, кресло-качалка, веретено… Никто не знал и никогда не узнает, как эти вещи вообще оказались здесь. Но они там есть. Просто обязаны быть. Потому что без них чердак — и не чердак вовсе. И пыль здесь тоже была постоянной обитательницей, толстыми слоями укрывая собой всю эту непонятную груду вещей и трескающиеся доски пола. Девушка тихо прошла по помещению, оставив люк открытым. Это пыльное, пахнущее старостью место, — словно Богом забытое, — заставляло задуматься… о многом. Это было тем местом, которое напоминало о том, что время не проходит просто так, не оставляя за собой никаких следов. Оно утекает золотым песком сквозь пальцы — медленно ли, быстро ли, но верно и неотвратимо. Всё меняется — не по дням, а по часам. Когда она вернулась в родной мир, в родную гильдию, в родную семью, она долго свыкалась с новым строем жизни. Сестрёнка Мира изменилась до неузнаваемости, а братик Эльфи ещё больше возмужал. Нацу тоже очень вырос, стал настоящим мужчиной. Ну, почти. В плане отношений он так и не смог продвинуться далеко. А ведь когда-то давным-давно младшая Штраусс мечтала выйти замуж за ученика дракона. В далёком детстве она была уверена — из них бы получилась отличная пара, они могли бы создать великолепную семью… В уже недосягаемом будущем. От воспоминаний о «свадьбе» Лисанне хотелось засмеяться почти что горько. Ведь это было такое далёкое время, а сейчас что? Вот Драгнил, в основном, проводит своё свободное время с заклинательницей духов. Она хорошая очень. Миленькая. Младшая Штраусс с ней быстро нашла общий язык. В Эдорасе это было не так просто — Эшли характером тогда жутко напомнила ей свою сестру. Земную. Грубую. Демонессу. Хоть и было такое безумное сходство характеров, хоть Лисанне и казалось, что они подружатся… Прошло много времени, прежде чем Эдо-Люси сказала, что они товарищи. Хартфелия же была… родной. Вот именно родной, потому что Лисанна понимала — они с ней действительно похожи. Не только характером и какими-то отдельными чертами лица или формами тела, как многие мужчины из их гильдии любили сказать в шутку. А ещё и некоторыми привычками, подходом к другим людям… Привязанностью… Ведь обе слишком уж были привязаны к одному Убийце Драконов. И если для Лисанны всё осталось в прошлом, то для заклинательницы всё будет в будущем. Она в этом, почему-то, была свято уверена. Даже больше — она на это надеялась. Люси — та, которая была нужна Нацу. Определённо. Хотя и немного больно было это осознавать, но Лисанна это понимала, наверное, как никто другой. Ведь время без следа никогда не проходит… А вообще, Лисс совершенно внезапно осознала, что время оставило свой опечаток на каждом. Грей, например, тоже изменился. Стал, кажется, более разговорчивым, менее… «ледяным», что ли. С ним стало гораздо легче разговаривать. Если раньше Лисанне приходилось следить за языком в присутствии непонятно-холодного мальчугана, чтобы в ответ не отхватить какую-то колкость, то сейчас рядом с ним чувствовала себя вполне спокойно. Может, Джубия постаралась? Лисанне хотелось бы в это верить. Ибо знает, как девушка-дождь любит Фуллбастера — до потери пульса. Практически в прямом смысле этого слова. И Эрза не осталась обделённой прикосновениями времени. Да, она всё так же строила гильдийцев, но в глазах её витала странная, никому непонятная тоска. Хотя, Лисанна понимала. Для неё старательно скрываемые страдания Скарлет были видны, как на ладони. И ощутимы, как собственные. Сколько бы Скарлет ни храбрилась, сколько бы она ни показывала себя сильной, выкованной из самой прочной стали, она всё равно оставалась женщиной со своими слабостями и капризами души. А за маской неприступности скрывалась тень обиды, тоски и так старательно скрываемого одиночества. Нет, не того, когда у тебя нет друзей и не с кем просто поговорить. А когда, скорее, некому поднять за плечи, когда готова уже упасть на колени от тяжести житейских проблем, и прижать к себе, когда уже дрожишь от рвущихся наружу слёз. Даже настоящие друзья — это… не то. Не так совсем. Другое. Это — роль человека, за которого жизнь отдать готова без колебаний. Которого любишь таким, какой он есть, и другого не надо. Такой человек у Эрзы был. Такой человек был когда-то и у Лисанны. По крайней мере, она так думала. До того, как вернулась домой… Всё осталось в прошлом, за занавесом переходного возраста, далеко в детстве. И от этого брала тоска почти невыносимая. Любила она Нацу. Кажется, всё ещё любила этого непонятливого дурачка с огненным темпераментом… И хотела быть с ним почти до безумия. Хотела всегда быть рядом, хотела в нужный момент стать его верной опорой. Казалось бы… нужнее воздуха… хуже одержимости. Девушка даже не заметила, как она села на пыльный пол, прижавшись спиной к старенькому креслу с многочисленными, пришитыми на скорую руку, разноцветными заплатками. И пусть голубые шорты почернеют от пыли, а в спину упирается назойливая пружинка. Она медленно обхватила руками колени, стараясь сжаться до размеров маленького камушка. На секунду тело поддержало секундную мысль о том, что хочется исчезнуть. Всё равно. Плевать. Пусть это и звучит даже грубо, но это ведь всего лишь в мыслях. Да и сейчас ничего не имело значения, даже такая простейшая мелочь. Единственное, что имело смысл на данный момент — ей не надо было ни перед кем мило улыбаться. — Лисс, это ты? Знакомый голос заставил встрепенуться и резко поднять голову. Настолько резко, что девушка больно ударилась макушкой о подлокотник старенького кресла. На что последовало ожидаемое: — Ай! — и младшая Штраусс потёрла ушибленное место ладонью. — Не ошиблась, — медленно и немного удивлённо произнесла нежданная гостья, преодолевая последнюю ступеньку лестницы, ведущей на чердак. На место ноющей боли в макушке пришло тупое чувство обиды, а с уст уже готов был сорваться разочарованно-обречённый вздох. Нет, младшая Штраусс искренне симпатизировала заклинательнице духов, но даже это нельзя было противопоставить тому простому факту, что ей сейчас хотелось побыть одной. Святая Фейри, ну что она здесь забыла?! — Что ты здесь делаешь, Люси? — вежливо спросила Лисанна, наблюдая за тем, как девушка садится рядом с ней — тоже прижалась спиной к креслу. Обида постепенно уступила место не безразличию, но абсолютному спокойствию. В принципе, если углубиться в размышления на тему данной ситуации, то всё не так уж и плохо. И даже не так страшно то, что такое желанное уединение громко треснуло по швам. Пускай. Тем более, мог зайти и кто-то другой — по воле Случая. А Люси в этом плане была, пожалуй, наилучшей компанией. А блондинка тем временем пожала плечами. — Гуляла, решила в последний раз здесь осмотреться. — А как меня нашла? — удобно устроив подбородок на коленях, Лисанна с любопытством взглянула на подругу. — Услышала скрипы, — коротко ответила девушка, снова пожав плечами. — Честно сказать, я испугалась — думала, воры или пьяницы тут околачиваться решили, — Хартфелия усмехнулась своим словам и взглянула на собеседницу. — А ты сама почему здесь? — По той же причине, что и ты — решила поностальгировать перед тем, как здание разрушат. Лисанне этот диалог казался… нелепым. Только что она готова была чуть ли не с головой окунуться в самые тёмные и депрессивные мысли, как её резко вытащили из этой болотной ниши настолько странным образом. Диалог был просто ни о чём — лишь бы разговор завести. — А, да, — и либо ты перестаёшь разводить тут кортизолы, либо объясняешь мне: что случилось? Младшая Штраусс вздрогнула и с немым вопросом в глазах взглянула на собеседницу. Корти… Что? — Кортизолы. Насколько я помню, их ещё называют «гормонами стресса». Точно не уверена… — Вот оно как? — Лисанна вопросительно вскинула брови. Хотя, здесь нет ничего удивительного. Ведь ни для кого не было секретом то, насколько Хартфелия начитанная и эрудированная. — Так ты, что, думаешь, я тут депрессию развожу? — девушка усмехнулась, пытаясь так дать собеседнице понять, что та ошиблась. С ней всё в порядке. Она в порядке. Почти… — Я не думаю, — произнесла Люси, скрестив ноги по-турецки и поправив юбку. — Я в этом полностью уверена. — Люси, ты что-то слишком подозрительная. Это, знаешь ли, первые признаки паранойи, — девушка не сдержала весёлой усмешки. — Лисс, я говорю серьёзно. Я ведь вижу, что тебя что-то беспокоит, — Хартфелия спокойно взглянула на свою собеседницу. В карих глазах можно было увидеть тусклые искры укора. — Не поделишься? Штраусс невольно вздрогнула и нехотя отвела взгляд. Это было до безумия… странным ощущением. Ведь девушка очень хорошо умела скрывать свои настоящие эмоции, просто мило улыбаясь товарищам. Этого было достаточно, и ей верили все. Безоговорочно. Всегда. И никто ничего не подозревал, никто ничего не спрашивал. Да вот только с Хартфелией это игра во «всё хорошо» как-то не прошла. Когда вообще заклинательница успела стать такой проницательной? Вот ещё одна черта, которой они похожи — у них обеих есть какой-то «внутренний психолог», который помогает, если и не видеть людей насквозь, то хотя бы лучше понимать их. Люси молчала, продолжая спокойно наблюдать за действиями анимага и ожидая от неё ответа на собственные слова. Хартфелия понимала, что в какой-то степени проявила бестактность — Лисанна здесь была одна до её прихода и, скорее всего, ей только того и хотелось — побыть наедине с собой и своими мыслями. Да и атмосфера здесь была очень уж напряжённая, когда она поднималась по лестнице. Однако Люси не была бы самой собой, если бы оказалась безучастной. И как бы Лисс ни хотела это скрыть, заклинательница видела ни с чем неописуемую грусть в её глазах цвета незабудок. Люси не всегда отличалась какой-то особой внимательностью, однако с Лисанной всё было по-другому. Они были очень похожи друг на друга. Наверное, поэтому Хартфелия и видела её насквозь. Почти. Здесь никакой роли не сыграют ни слова по типу «всё хорошо», ни успокаивающие улыбки. Она всё равно всё увидит и поймёт. — Я ведь хочу помочь… Лисанна медленно повернула голову к подруге, заметив, что не только тон голоса, но и взгляд заклинательницы стал мягче. И, тем не менее, этот взгляд заставлял сдавать позиции и чувствовать себя беззащитной. *** И через некоторое время на чердаке было гораздо теплее, чем до этого. Девушки не хотели отсюда уходить. А вообще, если уж и говорить откровенно, то им было по-своему лень покидать это пыльное место. Однако вечерняя прохлада, скользящая по деревянным доскам, давала о себе знать. Поэтому заклинательница решила сделать хитро — взяла жестяное ведро, положила туда какую-то кипу старых бумаг, которую обнаружила в ящике одного из столов, и бросила туда подожжённую спичку. Никакой вечерней романтики в этом не было и в помине. Лисанна и Люси на какой-то момент почувствовали себя людьми «без определённого места жительства», и от этой мысли смешно стало обеим. — Как давно ты начала носить с собой спички? — Я только недавно начала прививать себе эту привычку. Будучи в команде с Нацу, нужно быть осторожной. Ведь мало ли, какой ему попадётся противник. Мало ли, когда ему пригодится огонь… — Это… Всё только для него, да? — Наверное… Это был долгий разговор. Обо всём сущем и ни о чём из существующего. Они словно были под действием алкоголя — говорили без умолку, без передышек, без пауз, стараясь выложить друг перед другом как можно больше своих секретов, рассказать обо всех своих «скелетах в шкафу». Возможно, правду люди говорят. Не дурной ведь придумал, что когда кому-то выговариваешься, на душе легче становится. Вот так две девушки и пытались облегчить ноши своих душ. — Я ведь знаю, ты его до сих пор любишь. — Ты ненавидишь меня за это? — Брось, чушь это всё. Наоборот скорее, чувствую себя виноватой. — За что? — Когда тебя не было… Мне иногда недвусмысленно намекали, что я заменяю ему тебя. Неприятно это осознавать, а за тебя — мне обидно. Говорили они тихо, иногда переходя на шёпот, рассказывая тайны, которые не расскажешь ни единому живому человеку, даже под действием алкоголя. Хотя, нельзя сказать, что они были вполне себе «трезвыми». Нельзя сказать, что обстановка и атмосфера как-то опьяняла, но сама по себе возможность выговориться, фразы, за нитью нить сплетающие разговор по душам, — всё это развязывало язык и действовало, казалось бы, куда хлеще любого спиртного напитка. Иногда голоса становились громче, реже — переходили на почти что крик, вырывающийся из уст в порыве непонятных им самим эмоций. И пусть беседу заносило не в те стороны, и пусть темы становились всё более запретные. Если бы не этот вечер, незаметно перешедший в прохладную ночь, они бы никогда друг другу не сказали… Даже намёка бы не дали… — Ты сказала… Тебе говорили «замена»… Ты… ненавидишь эту нашу схожесть, да? — Грубо это называть «ненавистью». Знаешь, порой мне кажется это невероятным — мы с тобой так похожи! Редко встретишь двух подруг с такими схожими чертами… Это не может не радовать! Да вот только иногда — поверь, я это говорю не тебе в обиду! — просто… Из-за всего этого, из-за всех этих речей «Ты так на неё похожа», я начинаю чувствовать себя твоей… тенью… — Никому не нужной, всего лишь отражением, эдакой временной заменой… И если ты когда-нибудь исчезнешь, этого никто не заметит — ведь есть… «оригинал»… — Ты очень… верно дополнила мою мысль. — Просто я очень хорошо понимаю это чувство. Ладошки приблизились к тихому и непривычно спокойному пламени. Тепло постепенно ускользало, уступая место противным мурашкам и невольным вздрагиваниям. Они не обратили внимания, как придвинулись друг к другу поближе, соприкасаясь предплечьями. А потом и вовсе продрогшая почти до костей Штраусс слегка отодвинулась, чтобы через секунду другую устроить голову у подруги на плече. А ещё через мгновение — почувствовать, как необъяснимо тёплая рука обнимает за плечи, прижимая сильнее, изредка поглаживая холодную кожу в попытках согреть и… успокоить. Лисанна к тому времени слёз уже не сдерживала. — Я… Я знаю… Знаю, тебе тяжело это слышать от меня. Знаю, что своими словами, возможно, делаю тебе больно, но… Но я его, кажется, любила всё это время — ещё со дня нашего знакомства. П… Понимаешь? Всё это время — его не вырвешь из памяти, насколько сильно я бы того ни хотела… — Мне больно… мне за тебя — очень больно. — А при чём здесь я? — Знаешь, я ведь тоже его люблю. И многие видят, что что-то в нём меняется рядом со мной. Может, я слепа, но я ничего подобного не замечала. Мне всё равно, как он ко мне относится — лишь бы он был счастлив и продолжал улыбаться так же задорно. Это, наверное, странно, но его счастье меня заботит больше, чем моё собственное. — Он тебя очень ценит. Больше, чем кого-либо другого. Я же вижу. Я знаю его… Порой мне кажется, что даже лучше, чем себя. — Ты меня ненавидишь, наверное… — Честно… Порой охота… Но я не могу. Ты очень хороший человек, Люси. И, знаешь, я такая же, как ты — меня тоже больше заботит его счастье, а не моё. И я очень хорошо понимаю, что лучше тебя для него… просто нет. — Глупая. — Возможно. Но я хочу, чтобы он был счастлив. Чтобы вы оба были счастливы, серьёзно. Чуть позже огонь потухнет, а они, незаметно для самих себя, уснут сном без сновидений прямо в таком положении. А через несколько часов проснутся от криков и грохота на первом этаже. Несколько секунд пройдёт перед тем, как Нацу, Грей, Эрза и Хэппи залезут на чердак, и Драгнил ринется к Люси с воплями о том, что её всю ночь не было в квартире, хотя вся честная компания её верно ждала там же. Хартфелия закатит глаза к потолку и приложит руку ко лбу во всем известном жесте, тихо бурча себе под нос что-то про несправедливую Фейри и непрошенных гостей. Лисанна, наблюдая за этим, прикроет рот ладошкой, чтобы сдержать смех. А потом ребята с удивлением спросят: а что, собственно, девушки здесь делают? А подруги лишь хмыкнут и пожмут плечами. Штраусс наконец улыбнётся — не потому, что так надо, а потому, что действительно захочется. Ребятам — весело и задорно. А Люси — благодарно. И Харфелия в ответ немного сожмёт её ладонь в своей руке и тоже улыбнётся, сказав одними губами: «И тебе — спасибо». Но это всё будет потом. Сейчас можно побыть наедине. Вывернуть друг другу души наизнанку, чтобы потом было легче. Чтобы потом улыбаться. Не потому, что так надо, нет! А просто, искренне — потому что захочется.