***
Потом Генри заходил чаще. Старался. И они просто сидели. Адам иногда спрашивал про дела в полиции, тогда они погружались в сложную медицинскую терминологию и, в основном, говорили на латыни. Генри часто осекался - всё же не часто приходится говорить с носителем. Но Адам осторожен. Он поправляет Генри с удивительной для последнего мягкостью. Словно говорит с ребёнком, которому правда хочет помочь. Которого хочет научить. И позже, на пути к месту преступления, Генри задумывается, кем был Адам? И что его так изменило?Но пока задавать вопросы Генри не намерен. Он очень хочет. Некоторые, особо въедливые из них он даже записывает. Но задавать их сейчас рано. Адам ещё задыхается, когда начинает говорить. А Генри ещё цепляется за мысль, что это сделал он. Это Адам убил Абигейл. И Генри всё ещё зол на него.Именно поэтому он не позволяет себе приходить раз в три дня. Слишком часто. Он старается придать своим посещениям хаотичный вид, но чаще всего планирует их. И всё же не пропускает больше шести дней. Он внушает себе, что делает это для себя же. Что он успокаивается так после завалов на работе. После срывов и истерик свидетелей. После десятка вскрытых тел. Не замечал в тебе ТАКОГО эгоцентризма, пап! Однажды посмеивается над ним Эйб. И он прав. За столько лет его сын научился видеть Генри насквозь... Он целую вечность вскрывал трупы. Он всю жизнь наблюдал истерики и срывы больных или их близких. И уж тем более всегда нагребал себе побольше работы, потому что кто, если не он? Забавно... Что именно? Прохрипел Адам. Когда это Генри начал говорить вслух? Не так давно, судя по всему. Он перевёл взгляд. Адам обычно не смотрел на него, но не сейчас. Сейчас он будто пытался глазами залезть в его голову и посмотреть, о чём Генри думал. Сегодня они даже не поздоровались. Что за две сотни лет я так и не научился быть честным с собой. Генри было не по себе. Каждый раз, когда Адам смотрел на него. Какую эмоцию он бы не выражал, это было настоящей пыткой. И это было так, именно потому, что Генри не мог признаться себе. Что эта Джо наговорила тебе? Это не связано с ней У меня не много вариантов, верно? И снова он это делает. Они встречаются взглядами с Адамом. На пару мгновений. В его глазах тлеют еле заметные смешинки. Он и правда не умеет улыбаться. Не помнит как... Надо напомнить ему. Вскоре, он придумывает как это сделать. Но для этого придётся взять выходной, так будет проще. Но вот взять его не просто. Убили богатеньких детишек. Под тридцать каждому, но родители подняли столько шума, что вдохнуть лишний раз нельзя. Так что экономит Генри на всём. На воздухе. На сне. На посещениях. На последнем наименее охотно. И только на смертях не приходится. Его подстрелили. Дважды. Зато Джо ему окончательно поверила. И Лукас тоже. Трижды. Третий раз не смертельно, всего лишь в ногу. Зато теперь у него есть время на себя и его старые маленькие исследования. На Эйба, с которым они провели весёлые выходные и наконец прибрались в доме. И на Адама. Ему пришлось купить коляску на свои деньги, но это того стоило. В крайнем случае Адам ему вернёт. Когда-нибудь. А ещё пришлось купить ему —и себе по его приказу— тошнотворную газировку и соломинки. Ещё и с запасом. "Вдруг что..." Ну, в конце концов, именно для этого Генри устроил эту вылазку. Чтобы Адам вспомнил, каково это, жить. Когда они наконец дошли до лавочки в тени у высокой клумбы, нога Генри совсем разболелась. А ведь он и не подумал взять с собой обезболивающее, придётся переждать. Вода бы тоже была к стати, но у них была только газировка. Ужасно химическая на вкус. Хотя бы холодная. Это место что-то значит? Теперь Адаму намного проще говорить, а в шею и лицо вернулась былая подвижность. Справедливости ради, стоит заметить что хрипотца в голосе ему к лицу. Нет. Просто тут очень красиво. Генри повернулся к Адаму. Он смотрел до этого лишь на него. Будто и не заметил перемены локации. Теперь же он огляделся. Не спеша. Внимательно. Как прилежный ученик, не понимающий учителя. Звучит знакомо... Он вдохнул полной грудью. Правда? Адам всё осматривался и не понимал. Он ищет что-то конкретное, но не видит целого. Ты не туда смотришь. Генри открыл ещё одну банку. Всё же хорошо, что они взяли сладкое и холодное. Закрой глаза . Было видно сомнение в закрывающихся глазах Адама. Но он доверился. Удивительно! Доверился Генри, который довёл его до этого состояния! Вот так просто. А что собственно Генри может сделать из-за чего ему нельзя доверять? Не убьёт уж точно. Но Адам не боится смерти. Он боится боли. Как и сам Генри. Они оба знают её, но Генри ещё молод. И он не посмеет. Не позволит себе! Что ты слышишь? Пробку через несколько кварталов?Мягко. Как ребёнку. Ветер в листьях. Он научит его. У них обоих есть время, чтобы научиться новому. Детский смех... Его почти не слышно. Как и этих слов. Адам едва ли напрягает связки. Очень сентиментально. И Генри замирает. Почти не дышит. Он чувствует напряжение Адама. Если бы тело его слушалось, он бы, возможно, сломал подлокотник. Если бы тело его слушалось, они бы тут не сидели. Когда ты... Перестал любить? Очень тихо. Чтобы только прикоснуться к боли. Чтобы у них был путь назад. И потому что по телу вдруг током пробежала боль, то-ли от ноги, то-ли от сердца. Я... Не перестал. Просто научился убегать. Слова лились медленно, с явно ощутимой болью. Как вытаскивать пулю. И всё-таки В позапрошлом веке. В конце Что случилось? Они... Просто состарились вместе, пока я нянчил их ребёнка... Я любил их обоих больше... Хах! Забудь! А вот и старый "добрый" Адам, способный не моргнув перерезать шею. Генри не скучал. Он силился заглянуть ему в лицо и понять, что вызвало эту перемену. Но Адам отвернулся. Он с радостью бы ушёл. Да, у Генри тоже есть тема, от которой он бежит даже в разговорах с собой. Кто... Кх... Кто их убил? И снова он едва слышен. Едва касается. Заглаживает вину, за то что разворошил старую рану. Чёрт его знает! Адам тоже перешёл на шёпот. Генри уже видел его таким. Тогда он позволил себе колкость про нацистов. Тогда Адама аж трясло, такой же тихий голос также звенел. Мне жаль. Генри хотел встать. Отвезти его обратно в больницу и пойти в участок. Старая привычка - забываться в работе. За час, который они пройдут до больницы Генри бы успокоился. Да и Адам тоже. Так и нужно поступить. Так хочется. Но он не может. Голова кружится от боли. От физической, от душевной. От чужой. Два века. Из двух тысяч лет. Когда же был предпоследний раз? Для Адама привязанность и любовь по истине непозволительная роскошь. И он снова чувствует себя ребёнком рядом с Древним. И чему спрашивается Генри может научить его? Капелькой рядом с Мировым Океаном Боли. Как он это выносит? Генри и дальше бы засасывало в круговорот воспоминаний, размышлений и боли, но через толщу этой волны он услышал Адама. Я не могу взять. Тогда я просто положу их вам на колени. Мне не жалко! А вы чудаковатый! Но это круто, пока! Ромашки. Маленькая девочка, не больше семи лет, уже убегала по тропинке то-ли к отцу, то-ли к брату. И только добежав до него повернулась снова, и активно помахала рукой Адаму. Который улыбался. Довольно устало. Болезненно. Но точно. Улыбался. Эйб, Джо, Лукас и все остальные люди тоже младше самого Генри. На полтора века, минимум. Однако каждый день он учится у них новому. Учится жить. Значит и Адама он чему-то да научит.***
Они выбираются так ещё раз. Тогда Генри повёл его в кафе с пекарней. И они просто молчали. Слушали жизнь в её полноте, вдыхали полной грудью запах вечерней суматохи. Кажется, они могли бы целую вечность сидеть так и наблюдать за Чужой жизнью. Смотреть в этот бесконечный аквариум. И молчать. Гееенри!!! Как я рад, что вы вернулись! Но у Генри работа. Ему придётся окунуться в этот аквариум жизни. Придётся говорить. Говорить как его нога. Что он делал на больничном. И что случилось с жертвой. А Адам снова в своей палате и не говорит даже с врачом. Его тоже стоит затянуть сюда. Хоть раз дать ему намочить ноги. Или даже, снова научить его плавать.
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.