Свято место пусто не бывает...

      В давно заброшенных пещерах-могильниках, куда вот уже несколько тысячелетий не ступала нога человека, кипела работа: тощие фигуры в ярких трико арлекинов деловито, словно муравьи, занятые ремонтом муравейника, сортировали кости, разбирая скелеты на части: тазобедренные суставы, лопатки, каждый позвонок, каждая фаланга пальца, каждое из двенадцати рёбер, большие и малые берцовые, плечевые, локтевые, лучевые кости — каждая отправлялась в свою груду, к десяткам тысяч ей подобных.       Примерно половина черепов тут же уносилась Звонарями прочь, в кромешную мглу, клубящуюся вдоль далёких стен подземелья, где останкам предстояло послужить материалом для возводимой стены. Остальные, лишившись зубов, аккуратно дробились на двадцать три составляющих.       — Странный выбор строительных материалов, — хмыкает Чак. — Это какой-то фетиш?       Ту, к кому обращается Создатель, впору бы принять за статую, не перелистывай она время от времени страницы, делая какие-то пометки на пожелтевшем пергаменте.       Слишком высокая для человека, шестиметровая фигура кажется вырезанной из единого куска кости, по своей структуре и ослепительной жемчужной белизне очень напоминающей слоновий бивень.       — У всех свои недостатки, — философски отмечает его собеседница. Голос её необычайно молод и звонок. — Сколько его помню, Старик всегда любил дрянную еду… и весьма небрежно относился к должному порядку в ведении документации, — неодобрительно замечает она, помечая что-то в лежащей на её коленях книге. — Я же предпочитаю порядок. Косточка к косточке.       Новая Смерть сидит на массивном троне, сложенном, конечно же, из человеческих костей. Ее босые ступни опираются на чей-то огромный череп, внутри которого пылает багровое, колдовское пламя.       У неё, похоже, мёрзнут ноги.       Смерть одета в льняное платье без рукавов, а её лицо скрыто под полумаской-черепом, оставлявшей видными лишь недовольно сжатые полные губы и безукоризненный подбородок. Пышные белые волосы рассыпаны по обнаженным плечам совершенных очертаний.       — И как тебе моё лучшее творение? — с любопытством интересуется писатель.       Смерть на мгновение отрывает взгляд бездонных провалов глазниц, всевидящих и слепых одновременно, от разложенных перед ней бумаг.       — Напрашиваешься на комплимент, Танцующий, или тебя и в самом деле интересует чьё-то мнение, помимо собственного? — фыркает она, склонив голову вправо и наблюдая за Творцом.       — Второе, — без колебаний отвечает Чак. — Редко встретишь беспристрастного судью…       — Что же, в таком случае… Плагиат, — припечатывает собеседница Создателя, пожав идеальными плечами. Усмехнувшись при виде искреннего негодования, постепенно проявившегося на лице собеседника, она продолжает:       — Ты обижен? Сам ведь хотел услышать правду, так кого винить в том, что она — правда — тебе не понравилась?       — Ты не права, — Бог хмурится. — Этот мир — моё творение, и я не вдохновлялся ничем, кроме своего воображения.       — Разве?       — Да, — он раздражённо кривит губы. — Я ничего ни у кого не заимствовал, лишь временами, не чаще чем раз в несколько миллионов оборотов, задавал общий вектор развития, вмешиваясь минимально и опосредованно, а что до какого-то сходства… Ежели таковое и присутствует, то, поверь, виновна в оном скорее уж конвергенция, нежели умысел…       — И всё же. Почти все миры, созданные такими, как ты, и в которых мне довелось побывать по долгу службы или из любопытства… слишком одинаковые, шаблонные, созданные, как говорят твои поклонники, «по образу и подобию» Изначального мира. Флора и фауна могут отличаться в той или иной степени, но даже тут общие черты прослеживаются. Органика, углерод… Почему не кремний, кстати?       — Думал над этим, но… слишком неустойчивая система получилась бы. Связи слабые, температурный диапазон крохотный, условия пришлось бы создавать и поддерживать буквально тепличные.       — Допустим… хотя кое-кто справился, не пошёл по лёгкому пути. Здесь же… Млекопитающие, насекомые, амфибии и рептилии, покрытосеменные, водоросли, грибы. И, конечно же, люди.       — Мне они нравятся.       — Кто бы сомневался… Они нравятся девяти из десяти Танцующих. Хорошо ещё хоть без эльфов с орками обошлось. К слову, о людях…       — Да? — Чак догадывается, о чём пойдёт речь.       Вернее, о ком.       — Двое, что отмечены как умершие, но в действительности живы… Я заберу их. Порядок должен соблюдаться.       — Они нужны мне. Нужны этому миру… и моему сценарию. Оставь их, — просит бывший драматург.       — За все надо платить, — сидящая на троне смотрит на него с интересом. — Твоим игрушкам нечего предложить мне, они и так принадлежат мне, но ты можешь выкупить их. Согласен? — её голос звучит торжественно.       — Они мои, — повторяет Творец. — Я заплачу твою цену.       Смерть довольно кивает, возвращаясь к своей книге.       Она терпелива и отлично умеет ждать.       Пройдёт не так много времени, и Смерть взыщет свою плату.