Свято место пусто не бывает...

      Луны не было, и просторное помещение давно заброшенного цеха утопало в кромешной тьме, плотной и почти осязаемой.       Но в эту единственную ночь по углам вдоль стен не сновали крысы, в чахлых кустиках пробившейся сквозь раскрошившийся бетон травы не стрекотали сверчки, а под ржавыми фермами перекрытия не проносились стремительные силуэты летучих мышей, ведущих охоту на толстых и мохнатых ночных мотыльков: даже столь простые и незамысловатые, если не сказать — примитивные, создания предпочли убраться прочь, ведомые инстинктами и недобрыми предчувствиями.       Зато по периметру зала, меж ажурных стальных колонн, стояли они.       Их было множество, и они собрались сюда со всего земного шара, забросив свои дела и обязанности, ведь то, что должно было свершиться в полночь, было куда важнее их привычной, хоть и весьма ответственной работы.       Они ждали — терпеливо, безмолвно, неподвижно.       Стояли во мраке, почти растворяясь в нём тёмными строгими костюмами и длинными чёрными платьями, безошибочно уставившись на массивные стальные ворота, украшенные замысловатыми орнаментами.       Они знали, что рано или поздно с той стороны кто-то придёт. Не может не явиться.       Они надеялись — и ожидания их оправдались сполна.       Тяжёлые железные засовы внезапно выгнуло дугой, смяло и смело в стороны, будто бумажные; жалобно взвизгнули мощные петли, брызнула звеньями цепь с навесным замком, оплавились и оплыли узоры…       …и створки распахнулись.       Распахнулись легко и настежь, как открылась бы под резким и сильным порывом ветра лёгкая деревянная калитка, которую забыли запереть рассеянные хозяева.       Из серой мглы, клубящейся в проёме открытых теперь ворот, в цех вошли четверо.       Ярко-оранжевые и багряные в весёлый жёлтый горошек цирковые трико, мягкие шутовские сапоги с до нелепости длинными, закрученными в «бараний рог» носами и скоморошьи колпаки с крохотными золотыми черепами вместо бубенцов придавали пришельцам вид то ли придворных шутов, то ли ярмарочных фигляров. А вот иссохшаяся, как у мумии, покрытая трупными пятнами кожа, вырванные щёки, сквозь которые виднелись словно оскаленные в неприятной ухмылке зубы, и агатовые, мёртвые глаза, одновременно беспристрастным и цепким взглядом окинувшие окрестности, первое впечатление разрушали напрочь.       Каждый шаг чужаков сопровождался мелодичным перезвоном десятков черепов-колокольчиков, а в обеих руках четвёрка несла горящие безжизненно-белым, холодным пламенем факелы… и изрядно ржавые кистени.       За Звонарями шла — шествовала — Она.       — Я знаю, вы работали с моим предшественником… — едва миновав врата, обратилась Она к тем, кто Её ждал, на языке, которого в этом мире не знали. И пусть для них языкового барьера не существовало в принципе — в силу самой их природы, всё же они удивились: Её голос звучал непривычно, необычайно молодо и звонко.       Они кивнули — все и сразу, синхронно, будто по команде.       И преклонили колени, присягая.       — Госпожа, мы рады служить вам… Ждём Ваших приказаний…       — … но у меня уже есть свой штат, — на мгновение задумавшись, безразлично пожала плечами Она, и встречающие, не успев не то что возразить, но даже вскрикнуть, осыпались пеплом. — Мне вы не нужны.       Она стряхнула пылинку с короткого рукава простенького сарафана, огляделась, недовольно поджала полные губы при виде неухоженного, замусоренного помещения и, устремив чёрные провалы глазниц полумаски-черепа на одного из четырёх арлекинов, коротко бросила:       — Подыщи мне приличную резиденцию. Предпочтения относительно убранства тебе известны.       Через распахнутые настежь ворота шла бесконечная вереница Её слуг.