Такой разный взгляд

      Княгиня Грамон проснулась и глубоко вдохнула, чтобы почувствовать запах шерсти лежащего рядом грифона, переднюю лапу которого она использовала как подушку. Тело всё ещё слегка побаливало, а оставленные когтями царапины чесались, но это всё являлось далёким фоном, на который можно не обращать никакого внимания.       «Ну, вот и исполнилась твоя мечта. Довольна?», — сама у себя спросила грифина, но ответить однозначно пока что не могла (хотя тот факт, что не было однозначного «да» уже говорил о многом).       …Всё произошло как-то внезапно и слишком быстро: вот Гера встречает Гиша в коридоре императорского дворца, окликает его и подбегает, а затем получает предложение, заставившее усомниться в личности находящегося перед глазами барон-нета. Всё же все годы, что они были знакомы друг с другом, от одержимого местью олуха сложно было добиться хотя бы обычных комплиментов, да и ради простого разговора приходилось его тормошить.       «Если бы не уверенность, что в обитель Гровера чейнджлинг сможет пробраться только с дозволения императора, чего уж точно не будет, я бы его ударила», — мысленно призналась пташка, а затем тихо хихикнула, представив реакцию… больше, чем друга (уж себе-то можно не врать, тем более — сейчас).       Время, прошедшее до прибытия князя Гилхарда Чёрного, прошло словно в тумане: она что-то говорила, отвечала на вопросы, куда-то ходила и что-то делала, но всё это затмевали переживания. С одной стороны была радость за то, что глупый птенец, упрямый и самоуверенный, готовый идти до самого конца в своих мечтах, жив, хоть и выглядит как бродячий кот после голодовки, подранный собаками в борьбе за объедки. С другой же стороны — было разочарование, что все усилия; вся многолетняя подготовка; изнурительные тренировки и услуги, оказываемые наставнице в частном порядке, оказались не востребованы.       «Мне ведь даже иногда снилось, что я этого петуха потрёпанного спасаю, с боем отбивая у врагов», — промелькнула в голове кисло-сладкая мысль.       С третьей стороны было удовлетворение от понимания, что давняя мечта исполнена — желанный грифон сам предложил ей стать его женой. А уж чего у Грамона было не отнять — это крепости его слова, очень редко расходящегося с делом. В конце концов даже лжи он предпочитал молчание, на чём бывшие сослуживцы из дружины барона Гель барон-нета и ловили.       …С четвёртой стороны было понимание, что Гиш её не любит. Она гнала от себя эти мысли, старалась вести себя абсолютно естественно, но… неприятный зуд на краю сознания не давал полностью погрузиться в самообман. И можно было сколь угодно долго повторять, что ему просто нужно немного времени, чтобы отойти от последствий последнего задания, а также особого обучения, но…       «Ненавижу», — клюв пташки сжался крепче, отчего маленькие зубки скрипнули, а в голове застучала кровь.       Император… достойнейший из грифонов… тот, кто сумел сохранить их страну единой и медленно возвращал ей могущество, после того как Грамону был публично присвоен титул Князя и объявлено о его скорой свадьбе, «пригласил» невесту в свой кабинет для разговора. Нет, он к ней не приставал (вряд ли его вообще привлекают подобные посредственности), не угрожал и не требовал, а просто «попросил» следить за Гишем, а также докладывать обо всех странностях в поведении. Ведь её жених, а теперь и законный муж, долгое время служил в секретном отряде и «слегка» повредился умом.       Ей, разумеется, не рассказывали подробностей подготовки, лишь в общих чертах описав вживление артефакта для увеличения магического потенциала, да дав пару намёков на миссии, о которых распрашивать не стоит. Но вспоминая последние дни, когда она видела Гиша в Башне Ордена Крыла вместе с другими членами особой группы, не трудно было представить последствия такой обработки.       …Они убили Гиша, которого Гера когда-то знала. Сломали, раскрошили, а остатки смели в кучку и сожгли, чтобы на пепле построить что-то новое. Сейчас он помнил многое из минувших лет, отвечал на вопросы, сам интересовался тем, чем она занималась, пока они находились далеко друг от друга, но от всего веяло фальшью. Впрочем, одно осталось неизменным, и лишь благодаря этому грифина сказала «да», когда ей задали вопрос во время сочетания узами брака: в глубине его глаз тлела жажда мести.       Одержимость, которая когда-то помогла сломанному грифончику подняться в небо и сделала из него опасного бойца вопреки всему, словно сорная трава через пепел от сгоревшего поля пробивалась через броню отстранённости. А из этого следовало, что тот Гиш, которым она восхищалась, за которым тянулась и ради которого бросила всё, чтобы начать свою новую жизнь в качестве аэроманта, ещё может вернуться. Нужно просто приложить побольше усилий, а может быть, и встряхнуть олуха пару-тройку… десятков раз, чтобы он стряхнул с себя надстроенное поверх настоящей личности.       …Но сделать это можно будет только находясь рядом, не позволяя чьему-то чужому влиянию помешать и испортить её труд. И если для этого нужно притворяться верной собачонкой убийцы, глаза коего хочется выцарапать собственными когтями — она это сделает. Ведь именно к этому её толкает собственное безумие, дающее силы вставать каждый день и изнурять себя тренировками до потери сознания.       «А потом, когда Гиш поправится, мы будем жить в нашем доме в окружении птенцов… И мы будем Счастливы. Счастливы, с большой буквы этого слова», — туманный образ картины будущего, далёкого, но невероятно притягательного, заставил чуть сжать пальцы передней лапы, лежащей на груди избранника, чтобы тут же поморщиться от ощущения чего-то чужеродного под мягкими подушечками.       — Больно, — прозвучал тихий, спокойный, практически безразличный голос, заставивший распахнуть глаза и посмотреть на грифона, лежащего на спине на широком ложе маленького дворца, вчерашним вечером ставшего официальной резиденцией Князя Грамона в Белогороде.       Спальня была просторной и светлой, несмотря на узкие окна-бойницы, перекрытые решёткой из изогнутых прутьев. Стены, как ни странно (от княгини Герды подобного знающие грифоны точно не ожидали) красовались розовой оббивкой и небольшими зеркалами, в которых можно было рассмотреть разве что мордочку, крыло, лапу, ну или бедро. На полу же было обустроено уютное гнёздышко из одеял и подушек, на одну из коих новоявленный муж сейчас облокачивался затылком, чтобы смотреть на свою жену из-под полуприкрытых век.       Выкрашенный в белое с чёрными полосками, в дань традиционной раскраски прежней обладательницы титула владетельницы одной из двенадцати провинций, он выглядел… нелепо. Однако же не цвет шерсти и перьев супруга в эти секунды волновал Геру, а то место на груди, где в окружении явно воспалённой, болезненной кожи находился костяной амулет. Артефакт, созданный для увеличения магического потенциала, спрашивать о коем не рекомендовалось самим императором (возможно, и Гишу приказали не рассказывать о его свойствах), прямо сейчас причинял физические страдания Грамону… и с этим ничего нельзя было сделать.       «Ненавижу», — вновь вспыхнула, но тут же погасла в голове мысль, за которую в империи вряд ли погладили бы по голове (к счастью, медитации, необходимые для осознанного контроля магической энергии внутри своего тела, годились ещё и для укрывания истинных чувств).       — Прости, — виновато произнесла грифина, поспешно убирая лапу от повреждённой плоти. — С этим… можно что-нибудь сделать?       — Вряд ли, — ответил Гиш, но когда пташка подумала о том, что он снова замолчит — было дано пояснение: — Если бы это было возможно — нас не оставили бы… такими.       «Если им, вообще, было дело до вашего самочувствия», — вновь вспомнив безразличного ко всему исполнителя приказов, бегающего по лестнице к верхней площадке утёса с вёдрами на спине, аэромантка вновь была вынуждена давить в себе раздражение.       — Мы можем попытаться найти решение где-нибудь за пределами империи, — предложила Гера. — К пони… путь заказан, но ведь есть другие страны. Олени, например. Я слышала, что у них хорошие целители…       — Нет, — отозвался орёл, заставив пташку замолчать, а затем, будто заставляя себя говорить больше минимально необходимого, пояснил: — Запрещено. Никто посторонний не должен знать.       «Они не только тебя изуродовали, заставляют мучиться, но ещё и запретили лечиться?», — в этот раз вспышку злости скрыть не удалось.       — Тише, — свободная передняя лапа князя Грамона легла ей на макушку, начав поглаживать маленькие пёрышки. — Я привык. Не мешает.       «Мне это совершенно не добавляет оптимизма», — решив временно закрыть эту тему, всё равно в нынешнем состоянии грифон вряд ли мог здраво воспринимать аргументы, идущие вразрез с приказами Гровера и его садистов, грифина пообещала начать поиски лечения как только появятся время и средства.       — Что мы будем делать теперь? — Гера хотела задать совсем другой вопрос, чтобы потешить ту маленькую пташку, что мечтала о чистой и крепкой любви, но боялась услышать совершенно не тот ответ, а то и вовсе удостоиться лишь молчания (хотя, последнее бы свидетельствовало о том, что от старого Гиша осталось чуточку больше, чем кажется на первый взгляд).       — Дождёмся сбора чиновников и прибытия эскорта, потом отправимся в княжество, чтобы вступить в должность, — ответил муж сухо, констатируя цель очередного приказа императора.       «Лучше бы ты ответил, что продолжим то, чем занимались ночью», — посетовала про себя крылатая хищница, тут же отвесив себе мысленный подзатыльник.       — Нам придётся собрать баронов, чтобы ты принял присягу, — заговорила аэромантка задумчиво, водя острым коготком по шкуре своего супруга. — Я в этом совершенно ничего не понимаю… а ты?       — Знаю мало, — ответил Гиш как всегда лаконично. — Чиновники помогут.       «Не хотела бы я, чтобы в моём доме, пусть даже я там не самая желанная особа, хозяйничали посторонние. Уж больно много проблем они будут создавать, когда я решу заняться своими делами. А это значит… что? Нам нужен кто-то, кому мы… ну или хотя бы я смогу доверять. Хоть в какой-то степени. И этот некто должен разбираться в управлении княжеством, общении в высшем свете, обладать влиянием и силой… М-м-м-м. Пожалуй, в иной ситуации этого никогда бы не случилось. Но одна я точно не справлюсь», — пташка хоть и была порой самоуверенной, но прекрасно понимала то, что при всём желании не сможет ничего противопоставить каким-нибудь наблюдателям Гровера, коих император отправит управлять княжеством от имени князя Грамона.       — Скажи, Гиш, как ты смотришь на то, что у нас появится любовница? — спросила Гера, хитро прищурив глаза.       — Зачем? — удивился грифон, коего супруга всё же сумела удивить и растормошить, пусть даже совсем чуть-чуть (но это уже была маленькая победа). — Ты утомилась ночью? Не хочешь птенцов?..       — Тш-ш-ш… Нет, глупый, — прервала своего мужа крылатая хищница. — Любовница будет не твоей, а моей. Ну… с тобой я тоже поделюсь. Если захочешь.       — Зачем? — вопрос был задан после продолжительной паузы, при этом звучал вновь спокойно и почти безразлично.       — Мы сделаем её управляющей, чтобы никто… не позволял себе слишком много, — ответила Гера, прекрасно понимая весь ворох трудностей, связанных с этим непростым решением. — Кроме того — она поможет нам продолжить обучение, а значит, и стать сильнее. Разве ты не хочешь этого?       — Зачем это ей? — уточнил князь, лапа которого переместилась на плечо супруги.       — Она не откажется от роскоши, власти, возможности стать кем-то большим, — прикрыв глаза, крылатая хищница вздохнула (всё же она уступала этой особе буквально во всём, из-за чего было страшно идти на такой шаг. — Если я приведу её — ты же меня не заменишь?       — …Нет, — был дан сухой ответ, а затем, когда в голове пташки уже начали роится разные мысли, Гиш продолжил: — Не заменю. Если ты считаешь, что она нужна — приводи. Если она будет брать на себя слишком много — я от неё избавлюсь.       «Это прозвучало почти как: «Я тебя люблю», — чувствуя, что в груди растекается тепло, а сковывавший сердце страх отпускает хватку, Гера плотнее прижалась к своему мужу.       — Спасибо, Гиш…