Назад в будущее

Айрис… хорошая девочка. Боевая. Было бы, пожалуй, даже здорово посмотреть, как она расцарапывает лицо какому-нибудь Манрику. А еще веселее было бы, если бы она была хоть чуть-чуть менее бесхитростная. Смогла бы поиздеваться над Анаксом, изображая великую и светлую любовь. Ну да, это тогда была бы уже не Айрис. Так что пусть остается такой же твердолобой девицей. Робер… тоже хороший человек. Во всех отношениях. Он всегда старался действовать так, чтобы потом из-за своих действий в петлю не лезть. Да вот не получилось. Обстоятельства хотели другого. Жаль его, конечно. Ходячая совесть прямо-таки. Альдо. Смешной такой дурак. Но дурак хитрый, что самое интересное. Хитрый, жестокий, самовлюбленный дурак. Ну, а кто виноват? Его растили с мыслью о том, что Раканы должны вновь сесть на трон. И парень сел как сумел. С гоганнами, предателями, Адгемарами и иже с ними. Алва. Вот вроде бы и мерзавец, а вроде бы и самый классный мужик во всей книжке. Уважение такого хочется завоевывать и вместе с тем не показывать свою расположенность к нему. С ним хочется спорить, драться, буянить, да так, чтобы клочья в стороны летели. Валентин… темная лошадка. От такого жди чего угодно. К нему испытываешь больше неприязни, чем добрых чувств, но все же намертво поставить на нем крест и отправить в папку «враги» не получается. Хочется узнать его, покопаться у него в голове и понять, о чем он думает. Луиза. Тоже здоровская тетка, что бы сама про себя не говорила. Одни ее сравнения чего стоят. И какая интриганка! Похлеще Катарины ведь. Ричард… а вот даже не понятно, как относиться к своему тезке. Вроде бы и подлец, а вроде бы и просто запутавшийся мальчишка. Легко вот так наблюдать со стороны, когда собственная душа не обременена смятениями. Поросенок в вороньих перьях, значит… Ладно, хватит. Юноша захлопывает книгу и кладет ее на тумбочку рядом с диваном. Пора бежать. Через полчаса ему надо заехать в контору, чтобы отдать доделанный перевод. Ричард тяжело вздыхает, делает над собой усилие, встает и берет со стола папку с бумагами. Благо, спал он одетым, значит, не придется тратить время на сборы. Парень выключил свет, надел обувь и выбежал из квартиры. Солнце нещадно светило в глаза, радуясь весеннему дню. И ему было совершенно все равно, что кто-то не выспался. Автобус подошел быстро, и Ричард благодарно запрыгнул в него. До работы, правда, пришлось пробежаться, но он успел. И в точно назначенный срок протянул сурового такого вида секретарше бумаги. Та посмотрела, кому-то позвонила, что-то спросила и в итоге протянула юноше квитанцию. Он, не долго думая, поспешил в кассу и обналичил деньги. Не успел юноша и на сто метров отойти от конторы, как его буквально взяли в плен: - Что это тут наш маленький мальчик делает? - Да отпустите меня, ну! Хватит! - Да ладно тебе, такой резкий. Обижает мамочку. - Ты хоть ел сегодня-то? А то мы приготовили тебе кашки. - Да куда там ел, я только встал с дивана и прибежал сюда. - Ну как? Приняли? - Приняли. - Ну, с выручкой тебя. - Проставляться будешь? - Паоло… - все остальные укоризненно уставились на своего приятеля, - Ты хочешь отобрать у ребенка последние деньги? - Да хватит вам. Выпустите меня, пойду переоденусь и умоюсь. - Что-то ты не выспавшийся, парень. - Опять небось весь всю ночь читал? - Есть такое… - Ты к этой книге как на свидание ходишь. - Да ничего я не хожу, отстаньте, не маленький уже. - Да, да, ну, беги. Только не забудь почистить зубы!- кричит кто-то из приятелей вдогонку, а злой растрепанный Ричард размашисто шагает к остановке. Обращаются как с ребенком. Ну да, он школу закончил экстерном, перебрался в колледж, да и там особо часто не появляется. Приходит – сдает зачеты. Лентяй Ричард, что поделать. Родители развелись, а отец, то ли, чтобы откупиться, то ли, чтобы парень не мешал его новой семье, то ли потакая его капризам, отдал ему старую маленькую квартирку под самым чердаком. Имущество, нужно сказать, шикарное. Вещей у Ричарда не много, так что в квартире было вполне свободно и даже уютно. На жизнь Дик зарабатывал себе сам. Была еще, конечно, отцовская кредитка, но гордость вперед нас родилась. Юноша благополучно добрался до дома, снял с себя одежду, забежал в душ, умылся, надел первую выпавшую из шкафа футболку и домашние шорты. Прошелся вдоль полки, проведя рукой по ровно стоящим томикам, и вернулся к недочитанной книге. Ричард чуть усмехнулся, поняв, что сравнение-то имеет место быть. Он и в правду ходит к книгам как на свидание. Осторожничает, сначала изучает незнакомку. Переплет, типография, запах страниц, иллюстрации… Но сейчас, отбросив все предрассудки, юноша с готовностью плюхается на диван и открывает страницу, на которой закончил. Это уже не незнакомка. С ней они почти женаты, так что осторожничать? Хексберг. Как странно видеть и побеждающих, и побежденных. Слышать их мысли, чувствовать их переживания. И почему-то всегда быть на стороне проигравших. Спасись, Олаф, спаси Йозефа и Руппи, убегите в Дриксен. Почему Кэцхен помогают только марикьярцам? Они не видят достойных моряков чужой страны? А разве эти моряки хотели этой войны? Они лишь исполняли приказ. Дальше, дальше, плен, победа, Оллария. Ричард в раздражении передергивает плечами. Про Олларию читать все сложнее и сложнее. Где-то там должна быть Дора, а читать про нее не хочется. Откуда он знает про Дору? Вроде рассказал кто-то. Или наткнулся в интернете. Но какая разница? Главное, что читать противно. И юноша хитро щурится и идет в обход. Пролистаем, пролистаем, опять Оллария, листаем дальше. Хексберг. Юноша опять с интересом углубляется в чтение. Оллария. Ну, ничего. Уже можно и почитать. Так, так, так, так, «Ричард с трудом разлепил глаза, нужно было ехать на празднество…» Черт! Листал, листал, и вот наткнулся! Юноша захлопывает книгу и идет на кухню. Голод дает о себе знать громким призывным урчанием в животе. Ричард вздыхает и открывает шкаф. Там валяется какая-то коробка овсянки быстрого приготовления. Сойдет. Юноша ставит чайник, достает кружку, тарелку, в первую засыпает чай, во вторую хлопья. Остается чуточку подождать. Готово. Вот тебе суровый, армейский можно сказать, завтрак. Наслаждайся жизнью. Настроение как-то испортилось. Даже, что очень странно, захотелось выйти на улицу, погулять по парку, продуктов купить, кстати, тоже не помешает. Юноша вздыхает и медленно, нехотя поглощает свой завтрак. В комнате раздается звонок. Телефон. Кто бы это мог быть? Ричард уже собирается встать, как звук прекращается. Ну, и ладно. Хоть поест спокойно. Он заканчивает, сгребает посуду в мойку, вытирает руки салфеткой и плавненько перетекает обратно в комнату. Потом как-нибудь вымоет и посуду, и все остальное. Дик в изумлении застывает на пороге. В комнате есть еще кто-то. Это… - Берто… - выдыхает юноша. – Тьфу, напугал. - И правильно напугал. Дверь-то ты, дурак, не закрыл. Кстати, звонили из колледжа. Гневаются, хотят, чтобы ты зашел. - Да? – грустно вопрошает Дик, хмурясь, - а кто звонил? - Профессор у тебя новый объявился. Сказал, что ему, в общем-то, плевать на нерадивого студента, но куратор занервничал, вот тебе позвонил. - Они нас перепутали, что ли? - Нет, я сказал, что я твой папочка. - Берто… - Ну, ладно, ладно, я же так люблю своего сыночка… Дик ничего ответил, только молнии глазами пульнул, быстро надел вместо шортов брюки, не отводя яростного взгляда от друга, схватил какой-то плащ и вышел, громко хлопнув дверью. Он уже не маленький! И нечего с ним так сюсюкаться! Опять куда-то идти, что-то делать, когда же его уже оставят в покое? Ричард решил пойти пешком. Вот еще, автобус ждать. Да и потом, зачем он? Зачем место или время, если ты «гуляешь». Анатоль с Арно наверняка бы посмеялись. Как это, домосед-Ричард вышел пройтись. Но Дик был зол, и его вполне устраивало провести следующие пару часов за яростным измерением белого света своими стопами. Плеер забыл, но это не так важно. В конце концов, музыка нужна только для завесы от остального мира, а сейчас она не нужна. Сейчас можно дышать сыростью недавно прошедшего дождя и наслаждаться негромким гулом улиц. Народу было мало – ну, оно и понятно. Кому захочется мокнуть. Юноша поправил воротник плаща – все же было немного прохладно – и случайно заметил краем глаза какое-то движение в маленьком уютном переулке. Впрочем, переулок только с первого взгляда казался уютным. Если присмотреться получше, можно было увидеть грязь, «наскальные рисунки» кого-то не очень талантливого и мусор. Какая-то куча тряпок. Ричард нахмурился и подошел поближе. Куча оказалось человеком, прислонившемся к каким-то мешкам. Сначала юноша едва заметно поморщился, но все же заставил себя тронуть человека за плечо: - С Вами все хорошо? Может, вызвать скорую? – человек открыл глаза. Это был мужчина, который казался совсем стариком. Но судить о его возрасте Ричард бы не взялся. Кто его разберет, если лицо густо заросло бородой, а неопрятные волосы спадают на лоб? Мужчина улыбнулся, обнажив зубы. Они, кстати, были довольно хороши для всего остального облика «бродяги». Старик надрывно закашлял, а потом вновь улыбнулся: - Какой милый мальчик, какой заботливый. Мы благодарны за заботу, да, - бродяга смотрел прямо Ричарду в глаза. Даже не в глаза, а куда-то глубже. Казалось, что он видит его насквозь. И, конечно же, в глазах его не было и капли благодарности. Только насмешливость. – Я отблагодарю тебя. Ты же знаешь, как это обычно бывает во всех сказках? По глазам вижу: ты любишь сказки. Сказки и небылицы о великих королях и королевствах, - старик вновь рассмеялся непонятно чему. Сам Ричард не видел в его словах ничего смешного. Он уже хотел выпрямиться и как-нибудь распрощаться с мужчиной, но тот на удивление сильно схватил его за руку: - Ну, куда же ты? А как же мой подарок? - Не надо, спасибо. В конце концов, я для Вас ничего не сделал. «И не особо хотел». Но это осталось висеть в воздухе. Однако бродяга не захотел так закончить разговор. И ответил на то, о чем умолчали, на удивление точно: - Так и мой подарок не так, чтобы очень приятный, - он вновь хрипло рассмеялся, а юношу пробил жуткий, дикий, животных страх. Он скривился, попытался вырваться, но его повело в сторону, перед глазами все стало расплываться, закручиваться. Он вроде вырвался, вроде побежал, но перед ним все стояло и стояло безумное лицо смеющегося старика.