Остаться нельзя вернуться

Не о том разговор, как ты жил до сих пор, Как ты был на решения скор, <…> Только жизнь чередует жару и мороз, Только жизнь состоит из полос… И однажды затихнут друзей голоса, Сгинут компасы и полюса, И свинцово проляжет у ног полоса, Испытаний твоих полоса… Для того-то она и нужна, старина, Для того-то она и дана, Чтоб ты знал, какова тебе в жизни цена С этих пор и на все времена. Ты ее одолей. Не тайком, не тишком, Не в объезд — напрямик и пешком, И не просто пешком, то бишь вялым шажком, А ползком да еще с вещмешком!.. Леонид Филатов, «Полоса препятствий»

Дверь нам открыл высокий и крупный дворецкий с видом грозного вышибалы. Гидеон протянул ему визитку, сообщая, что леди Тилни должно обрадовать появление её старой подруги Гвендолин Шеферд. С этим он, конечно, погорячился. Вряд ли кто-то в шестнадцать может похвастать статусом «старой», к тому же мужчина смерил меня таким подозрительным взглядом, что без слов стало понятно: он служит дворецким в этом доме давно и подобной подруги не припомнит. — Вы из Темпла? — спросил он прямо и вернул визитку Гидеону, вынуждая того забрать кусочек бумаги и тем самым продемонстрировать правую руку со знаком Ложи. — Я доложу господам, ожидайте, — он удалился, оставляя нас в холле одних. Гидеон одёрнул сюртук и разгладил несуществующие складки на нём. — Волнуешься? — поинтересовалась я. — Как ты и говорила, со мной теперь прыгаешь ты, а не готовая ко всему Шарлотта. И я обязан думать не только о том, чтобы вернуться в настоящее живым самому, но также обеспечить твою безопасность. — Я хотела развеять его подозрения окончательно, добавить к уже произнесенным наводящим вопросам ещё один про то, что нас мог подставить секретарь графа, ведь именно он отдавал распоряжения Уилбуру вчера, но Гидеон не дал мне этого сделать. — И самое ужасное заключается в том, что я тебе слово, ты мне два в ответ. Шарлотта слушала меня, а ты как будто специально хочешь противоречить. А ещё я вижу, что ты ждешь, как за двадцать минут я легко откажусь от всего, что знал, даже не успев как следует это обдумать. — Тебе гордость мешает наступить на горло собственной заученной песне? — Да дело не в этом! Поставь себя на моё место, — попросил он, заглядывая мне в глаза. Сделал это так пронзительно, что буквально заставил вспомнить моменты из моей жизни, которые я пыталась выжать из головы, не разрешая себе думать об этом, чтобы быть в состоянии и дальше функционировать как личность. Я опустила глаза, понимая, что у Гидеона было действительно слишком мало времени для осмысления моих слов. Да и знала по себе, как легко человек может обманываться, если этого захочет. Очки, не обязательно розовые по цвету, я бы их назвала «очки-всё в порядке», имеют свойство разбиваться в самый неподходящий момент. Когда ты в последней отчаянной попытке пытаешься удержать их на переносице, несмотря на то, что они стали малы, не нужны или вовсе ухудшают зрение. И бьются они стёклами внутрь, а быстро вынуть осколки из глаз просто-напросто невозможно. Со мной такое происходило. Трижды. За полгода. Первый случай касался обучения. Мысль о необходимости медицинского образования, которую я сама себе и внушила в возрасте семи лет, была со мной всю сознательную жизнь. И это казалось правильным. Но ближе к окончанию второго курса, когда я в полной мере окунулась в столичную жизнь, не вылезая в свободное время из музеев, театров, концертных залов, библиотек, а самое излюбленное — открытых лекций по литературе, пришло осознание в полной мере: я не хочу связывать свою жизнь с лекарствами. У меня никогда не было амбициозных планов по научно-исследовательской работе, я не грезила открытием лекарства от рака, хоть и могла бы в связи со смертью папы, но его ведь уже ничего не вернёт к жизни. Конечно, и раньше изредка думала о дальнейших жизненных перспективах, но в школе было сложно определиться, потому что помимо биологии и химии, я занималась всеми предметами с интересом, а поступление в определенный ВУЗ маячило на горизонте, как что-то само собой разумеющееся. Как заложенная программа, за рамки которой не выйти, как прочный канат, удерживающий на весу. Позже профессора в университете были настолько хороши в своём деле, к тому же всё было в новинку — люди, город, самостоятельная жизнь, учёба ради учёбы, а не ради поступления и успешной сдачи ЕГЭ, что глупая подростковая любовь к книгам казалась надуманной. Но рано или поздно вещь начинает натирать, если ты надел её в семь, а тебе уже двадцать. И мне понадобилось целое лето 2014-го, чтобы принять факт: надо что-то в жизни менять. Потому что когда ты горишь одним делом, а занимаешься совершенно другим — это как быть вместе с не любимым человеком, как жить не своей жизнью. Вот именно поэтому я могла понять сейчас Гидеона. Убеждения, которым ты следовал долгие годы, не выкинуть в мусорку подобно не понравившейся конфете. В конце концов, ты жевал её не один год, и даже вкус тебя устраивал. Раздумья заняли не больше полуминуты, и когда я снова посмотрела на Гидеона, то сказала: — Возможно, я предъявляю тебе завышенные требования. — Затем кивнула и нашла в себе силы на три важных для каждого человека слова: — Я понимаю тебя. — И постаралась вложить столько искренности и доверия, сколько могла. Чтобы он понял: для меня это не пустой звук, я не привыкла разбрасываться словами. — Я была на твоем месте. — И он заслужил это знать, раз так легко сорвал пластырь с одной из моих ран. Пожалуй, произнесённое было самым откровенным признанием из всего, что когда-либо срывалось с моих губ. Видимо, мне удалось открыть ему это, потому что Гидеон протянул свою руку к моей и невесомо пожал. И это ощущалось как краткое дружеское прикосновение, не более, как способ сказать нечто важное, сокровенное, идущее от самого сердца — то, что не облечь в слова, в простое «спасибо». Я ответила ему таким же лёгким пожатием. Коснуться не чужого тела — коснуться души благодаря рукам и глазам. Потому что Гидеон оказался единственным человеком, которому я открылась, хоть и ничего не рассказав, после того, как была вынуждена отвергнуть мечты и продолжать заниматься фармакологией. Мои малочисленные родственники узнали, когда я ещё была полна веры и энтузиазма, когда ещё не разбились мои третьи «очки», но даже бабушке я не решилась сообщить о постигшем в последние месяцы разочаровании, дожидаясь, как выяснилось, уже невозможной личной встречи. И сейчас испытала неподдающееся объяснению облегчение. На лестнице появилась леди Тилни, такая же стройная и высокая, какой я её запомнила. Единственным отличием от неё самой, только десять лет спустя, было меньшее количество морщинок вокруг глаз, будто в следующие годы ей предстоит много улыбаться и смеяться. Что она и сделала, когда приблизилась и кивнула. — Ты такая же, как и в моих воспоминаниях, — на мой вопросительный взгляд её улыбка стала шире. — Спрятавшись во время второго неконтролируемого прыжка за гобеленом в одной из ниш коридора в Темпле, я видела вас обоих, когда вы обсуждали «Фауста». — Так вот почему восемнадцать лет назад вы были разговорчивы, — сказал Гидеон, очевидно, что-то поняв для себя. — Леди Тилни, я обращаюсь к вам с той же просьбой: нам нужно немного вашей крови. — Я была юной и романтичной, а вы можете быть обаятельным, когда не являетесь по совершенно абсурдным поручениям. Мой ответ всё тот же, — она развернулась и указала рукой на лестницу. — Пойдёмте, выпьем по чашечке чая, хотя и довольно рано, — Маргарет подарила мне ещё одну улыбку, а затем строго взглянула на Гидеона. — Имейте в виду, за восемнадцать лет восприятие мира у меня изменилось, поэтому вы находитесь здесь, а не за дверью, только благодаря моей хорошей памяти и тому, что привели Гвендолин. Мы стали подниматься на второй этаж вслед за хозяйкой дома. — Наверное, к шестидесяти годам леди Тилни и её юность будут стоять по разные стороны баррикад, судя по её отношению ко мне в 1937-м, — шепнул мне Гидеон с нервным смешком. — Так значит для вас это уже третья попытка. Приятно, — не без гордости заметила леди Тилни, обнаруживая чудеса тонкого слуха, провожая нас в небольшую комнату в глубине коридора. — Прошу вас, располагайтесь, — предложила она. Я уже сделала шаг к маленькому круглому столику у окна, накрытому на троих. Тарелки, чашки, приборы, хлеб, масло, мармелад, горка бутербродов и булочек на нём только одним своим видом располагали к чаепитию, также как и расставленные рядом элегантные стулья. После принятой таблетки головная боль прекратила сдавливать виски, в связи с чем обострились другие чувства. Например, чувство голода, ведь я почти ничего не ела весь день кроме утренних хлопьев, да и те не осилила полностью. Странно то, что я могла вообще об этом думать сейчас, когда отсутствие скоропалительных действий Гидеона могла обещать только моя слепая надежда. Словно читая мысли, Гидеон крепко схватил меня за запястье, не давая сделать второй шаг. Леди Тилни истолковала его действие по-своему. — Не принимайте на свой счёт. Мне просто нравится расстраивать планы де Виллеров и периодически выводить их из себя, — она хихикнула. — Одно из хобби. — Всё наготове, будто вы только нас и ждали, — сказал Гидеон, с подозрением оглядываясь по сторонам. Она снова улыбнулась. — Да что вы говорите? Действительно, такая мысль вполне может прийти в голову. Но на самом деле я ждала других гостей. Садитесь же, прошу вас. — Нет, спасибо. При таких обстоятельствах мы лучше постоим, — Гидеон вдруг напрягся. — Не будем вам мешать. Нам бы только хотелось получить пару ответов. — На какие вопросы? — Леди Тилни, а первый неконтролируемый прыжок не подбросил вам сюрпризов подобно второму? — задала я свой почти коронный вопрос. Просто не могла не спросить. Со стороны моего напарника послышалось недовольное щелканье языком, и я могла поспорить, что он закатил глаза. Наверное, пора заканчивать со своими выискиваниями в его присутствии, пока он не начал подозревать. — Нет, ничего необычного, — пожала плечами Маргарет. — Успела обойти вокруг дома моих родителей только один раз и вернулась обратно. — Леди Тилни, — перехватил инициативу Гидеон, — откуда вы знали имя Гвендолин в прошлый раз? Я точно помню, что не называл её по имени во время подслушанного вами разговора. — И вовсе я не подслушивала. Надо же было мне где-то коротать два часа, к стражникам идти не хотелось. А что касается вашего вопроса — мне нанесли визит из будущего, — она улыбнулась ещё шире прежнего. — Со мной такое частенько случается. — Где они скрываются? Люси и Пол, — голос Гидеона зазвучал надтреснуто. — Почему они украли хронограф? Что им известно? — Похвально, что ты сам задаешь эти вопросы, малыш, — раздался мужской голос из коридора, и Гидеон тут же спрятал меня за свою спину, корпусом развернувшись к двери. — Я беспокоился, что твои мозги могут быть промыты начисто, судя по впечатлениям Маргарет от вашей первой встречи, — звук шагов и более громкое звучание слов подсказывало, что мужчина появился в комнате, но Гидеон не дал мне высунуться из-за спины. — О, выглядит великолепно. Это для нас? — Ни шага вперёд! — прошептал он. — Я бы взял бутерброд с сыром, если ты не против, — спокойно ответил вошедший. — Пожалуйста-пожалуйста, — сказал Гидеон и тихо чертыхнулся. Я нашла возможность показать себя и посмотрела на дверной проём. Там стоял встретивший нас дворецкий, загораживая проход. Оглядела комнату, в которой леди Тилни уже не было, а потом встретилась взглядом с янтарными глазами. — Пол? — тихо спросила я, чувствуя ещё один резкий рывок внутреннего воображаемого пластыря. Молодой черноволосый мужчина кивнул, а я не могла перестать смотреть ему в глаза. Там отражались точно те же эмоции, что и в глазах моего папы, когда он — изможденный и измученный раком, но не сломленный — прощался со мной незадолго до смерти в больничной палате. Боль, упущенные возможности, тихое смирение, понимание, что ничего уже не вернуть и не исправить, тоска, но вместе с тем радость от встречи, внутренняя сила и свет. Все эти эмоции я поняла с годами, запомнив тот разговор, чтобы сейчас столкнуться лицом к лицу с детской потерей. «Милая, всё, что тебе нужно — здесь, — сказал тогда папа, показывая на моё сердце. — И я — тоже, если понадоблюсь. Я всегда буду с тобой. Будь сильной и не дай погаснуть тому огоньку, что есть в тебе. Я люблю тебя, малышка». И сейчас Пол смотрел на меня так, словно говорил всё это. Говорил своей дочери, которая выросла без него. Он говорил это за все шестнадцать лет её жизни, во время которых не был рядом. В моих глазах навернулись слёзы. — Гвендолин, — выдохнул Пол, стараясь улыбнуться. — Как ты? Как дела у твоих родителей? — его голос дрогнул. — С мамой всё хорошо, а папа умер от рака, когда мне было семь, — всё, что смогла произнести, не давая солёным каплям начать стекать по щекам. — Малышка, — этим словом Пол почти добил меня. Его глаза тоже увлажнились. — Дай мне обнять её, — обратился он к Гидеону, чья рука до сих пор ограждала меня ото всех, и сделал шаг навстречу. — Стой, где стоишь, — твёрдо сказал Гидеон. — Ну же, малыш, это просто приветственное объятие. О, я понимаю, — Пол начал снимать пиджак, — у меня ничего нет, — он повесил его на ближайший стул, а затем похлопал себя по жилетке и брюкам в знак отсутствия оружия или шприца. — Я просто хочу обнять человека, который связан с моей прошлой жизнью. Кажется, Гвендолин хочет того же. Гидеон повернул голову в мою сторону. — Пожалуйста, — попросила я, потому что не просто хотела этого, нуждалась в крепких объятиях, пусть и не своего, отца, спустя тринадцать лет. Чтобы быть сильной в ситуации, выбивающей почву из-под ног. — Мы — единственная их связь с миром, в котором они родились, где они оставили семью, близких, прошлую жизнь, — я говорила не только про Пола, и Гидеон уступил. Я почти врезалась в грудь Пола, так быстро подошла к нему, и крепко обняла его. Не мой отец, не его дочь, но мы удивительным образом сошлись в 1912-м — не предназначенном нам от рождения времени. Сильные руки нежно поглаживали мою спину. — Всё будет хорошо, — тихо успокаивал Пол нас обоих. Пусть он не знал, что я не Гвендолин, но мне хотелось, чтобы он перестал себя терзать, чувствовать виноватым. Наверняка последние два месяца были самыми тяжелыми в его жизни. Мне хотелось сказать ему то, на что в семь лет я была не способна по отношению к папе в силу возраста. Выбор сделали за тебя; я чувствую, как тебе тяжело; мне не за что тебя прощать, ты ни в чём не виноват. И я обнимала его, не произнося ни слова. Потому что не научилась говорить о том, что лежало на подобной глубине, задевало меня так сильно, словно выворачивая наизнанку. — Я скучала, — прошептала еле слышно. И снова облегчение. Будто пришло время, настал момент проститься с прошлым и отпустить сожаление о недостаточной с моей стороны поддержке умирающему папе. Это не дало мне расплакаться. Сказала тихо и быстро: — Я всё знаю, а он — нет, и пока не должен. Мы ещё встретимся, — и отстранилась, отходя обратно к помрачневшему Гидеону. — Почему вы украли хронограф, что вы узнали? — повторил он вопрос, обращаясь на этот раз к Полу. — Граф — убийца, — ответил Пол, черты его лица заострились. — Ты врёшь! Где доказательства? — Прыгни на Лондонский мост в 14-е мая 1602-го и ты увидишь всё собственными глазами, — Пол прошёл к столику, налил себе чаю и быстро осушил чашку. — Благодаря вам все наши прыжки контролируются хранителями, я не смогу этого сделать, — с вызовом сказал Гидеон. — Тогда тебе придётся поверить мне на слово, — в глазах Пола сверкнула искра. — Так же как и тому, что Флорентийский Альянс не зря хочет уничтожить графа, и я могу их только поддержать в этом. Словосочетание «Флорентийский Альянс» подействовало на Гидеона как красная тряпка на быка. Он стал будто выше, вытянувшийся подобно струне, готовой лопнуть в следующий миг. — Да будет тебе известно, что Альянс не раз угрожал и моей жизни, — он продолжил разговаривать, тем не менее, спокойным тоном. — Потому что круг не должен замкнуться. Но второй хронограф тебе поможет, — Пол горько усмехнулся. — Вы не уйдете отсюда, пока не выслушаете нас. — Нас? — брови Гидеона подлетели вверх. — Ты ждешь подкрепление? — Да, — Пол улыбнулся. — А пока Милхаус и Франк не дадут вам выйти отсюда, — он ответил на движения озирающегося по сторонам Гидеона. — Вы можете их не бояться, но нам необходимо было принять меры. Франк за дверью, — он кивнул на второй выход из комнаты. Гидеон прижал меня к себе, и я почувствовала сквозь ткань платья на своём плече его взмокшую ладонь. Он увлёк меня за собой и открыл дверь. Пол прокомментировал увиденное нами: — Видишь, Франк не такой крупный как Милхаус, поэтому в руках у него пистолет. На лестнице снова раздались шаги, и Гидеон прижал меня ещё ближе к себе. Его сердце колотилось в бешеном темпе, также как и мое, но по другой причине. С самого утра воспоминания открывали вид на поверхностные и проникающие ранения в моей душе. И чем дальше длился этот день, тем сильнее мне хотелось спрятаться от всего. Я уже знала, кто сейчас появится из-за двери и готовилась к самому худшему. Швейцар посторонился и пропустил в комнату хрупкую рыжеволосую девушку. — Не могу в это поверить, — сказала она и посмотрела на меня так, как почти никогда не смотрела на меня родная мама. Вот почему с первого мгновения оказавшись в этом теле, я хотела убраться отсюда. Потому что это больно — видеть полный любви взгляд Грейс, которая была для Гвен всего лишь приёмной матерью. Больно получать поддержку от Лесли, зная, что лучшей подруги у меня никогда не было. И сейчас я поняла, что мне даже больно смотреть на Гидеона — умного, начитанного, понимающего, так разительно отличающегося от Антона. Вся эта жизнь — она выше моих сил, несмотря ни на что. Это не зависть, это нарыв, который вскрыла своим появлением Люси, который кричал мне найти способ вернуться в свою жизнь, какой бы она ни была. Конечно, я знала это с самого начала, просто не хотела об этом думать. Но люди и обстоятельства сами подвели меня к этой грани. — Да, это так, принцесса! — сказал Пол. Голос его стал нежным и заботливым. Девушка не двинулась с места. Совершенно точно ей было тяжелее, чем мне. А разбившиеся за полгода три пары «очков» не дали заплакать снова. Потому что всё это пройдено, прожито, передумано, почти забыто до отчуждения. Отчуждения к себе самой. И в этот раз, к счастью, я не пыталась делать вид, что всё в порядке. — Гвендолин, — прошептала Люси одними губами. — Люси, — я постаралась в ответ вернуть ей нежность и тепло, которыми она одарила меня. — Да, это Гвендолин, — сказал Пол. — А этот тип, который её заграбастал, будто она его плюшевый медвежонок — это мой двоюродный племянник. Или как там это правильно называется. Он, правда, всё время порывается уйти. — Пожалуйста, останьтесь! — сказала Люси. — Мы должны с вами поговорить. — Возможно, в другой раз, — твёрдо сказал Гидеон. — В более спокойной обстановке. — Это важно! У нас есть информация, полученная от Альянса, — сказала Люси, встряхнув «красной тряпкой». Гидеон засмеялся, и его смех не предвещал ничего хорошего. — Не сомневаюсь. — Уходи, если хочешь, малыш, — сказал Пол. — Милхаус проводит тебя до дверей. Но Гвендолин ещё ненадолго останется с нами … чёрт! Последнее относилось к пистолету в руке у Гидеона, направленного на Люси. Струна лопнула. — А сейчас мы с Гвендолин покинем этот дом, — сказал он. — Люси проводит нас до дверей. — Ну ты и… подлец! — тихо сказал Пол. Он встал и нерешительно поглядывал то на Милхауса, то на Люси, то на нас. — Сядь, где сидел, — произнёс Гидеон ледяным тоном, продолжая прижимать меня к себе. Я попыталась вывернуться, но хватка стала только жестче. Надо что-то предпринимать, немедленно, я и так слишком долго молчала. А остаться и поговорить жизненно-необходимо. Дайте мне стереть свои следы и исчезнуть. — Нет, — выкрикнула я и двумя руками сорвала с себя руку Гидеона. — Нет, мы остаёмся, — он продолжал направлять пистолет на Люси. — Мы не можем остаться, — я развернулась к нему и увидела остекленевший взгляд. — Они сотрудничают с Альянсом, который вчера чуть не убил нас, — всё его тело излучало опасность. Складывалось впечатление, что он находится под действием инстинктов, готовый прыгнуть подобно хищнику в любой момент. Он был чуть ли не в состоянии аффекта из-за хлынувшего в кровь адреналина. — Если я буду отбиваться и кричать, в меня ты тоже выстрелишь? Или просто отключишь на глазах у прохожих? Если ты планируешь в случае неподчинения причинить мне вред — делай это сейчас, не откладывай. Я сказала что-то, от чего зеленый в глазах Гидеона стал приобретать оттенок бури, морских волн в шторм. Что-то, что заставило застыть его и глухо выговорить: — Я никогда не желал тебе зла, — он был сам не свой. — Гидеон, — позвала я, но он не откликался. Я буквально кожей чувствовала, что ему нужно помочь вынырнуть из его состояния. — Гидеон… — Я никому не желаю зла… — повторил он, обращаясь больше к себе. — Я знаю, знаю, — мягко провела от плеча по его руке, заставляя опустить. — Ты даже не снял пистолет с предохранителя. Мы ещё должны побывать на балу, помнишь? — Ты сама сказала, что хроники могут врать, — он посмотрел на меня на этот раз осмысленно. — Они могли убить нас ещё несколько минут назад, если бы захотели. Ты теперь более уязвим из-за меня, но никто этим не воспользовался, — я высвободила пистолет из его руки и опустила в карман сюртука. — Дай им шанс. Гидеон на несколько секунд, тянувшиеся вечность, задумался, а потом кивнул, отошёл и прислонился к стене, приняв самую закрытую из возможных поз — скрестил руки, ноги, отвернул голову, не глядя ни на кого. — Хорошо, — я глубоко вздохнула. Пребывание в доме леди Тилни далось мне нелегко, опустошая внутренние ресурсы. — Хорошо, — развернулась к молодым «родителям», очевидно, с интересом наблюдавшим за нашим с Гидеоном кратким противостоянием. Люси немного ломано улыбнулась и нерешительно протянула руку в мою сторону. — Как… Грейс? — спросила она. — С ней всё в порядке, — я не смогла оставить и её без объятий. Должно быть странно для матери видеть уже взрослую дочь. Во время чтения книг мне не показались отношения, установившиеся между Гвен и её родителями, тёплыми. Она имела полное право на обиду в их сторону, непонимание, да и сложно себе представить разницу между мамой и дочкой всего в два года. Это подходило больше для сестер или подруг. И при чтении последних глав я так и восприняла общение Гвендолин с Люси и Полом. Но если вдруг в следующий раз к ним снова прыгну я, то обязательно захвачу с собой фотографии, чтобы рассказать по воспоминаниям детство Гвен. Если Пола и Люси не расстроит это еще больше, конечно.  — Поговорим об этом в следующий раз, — пообещала я, выделяя слово «этом», и села рядом с Полом за стол. — Теперь расскажите о графе. Я с истинным наслаждением уплетала угощение леди Тилни, прислушиваясь молча к объяснениям. На то, чтобы вставлять реплики, не осталось никаких моральных сил. — Как я уже говорил, мы стали свидетелями убийства, совершенного графом в карете на Лондонском мосту, — начал Пол. Гидеон хмыкнул, но продолжал сохранять молчание. — Он называл того человека предком, а тот в свою очередь грозился передать дьявольскую вещицу в руки Альянса. — В общем, спустя время мы выяснили, что это был Ланселот де Виллер, первый путешественник во времени, Янтарь, — сказала Люси. — Ланселот умер в 1607-м году, — подал голос Гидеон. В его интонациях сквозило пренебрежение. — Да, и тебе известно об этом из хроник и личных записей графа. Малыш, он врал с самого начала. Ланселот хотел отдать хронограф Альянсу, подвергая риску собственную жизнь. Ведь без хронографа перемещения стали бы неуправляемыми. И стал бы он так поступать, если бы игра не стоила свеч? М? — спросил Пол. — Я встречался с ним, он был на стороне Ложи. И хватит называть меня малышом, - Гидеон скрипнул зубами. — И мы тоже встречались, — сказала Люси. — Именно ради этого нам пришлось бежать. После той роковой случайности нас контролировали и в 1994-м, и в 1949-м. Всё, что нам оставалось - те самые хроники, в которых сказано, что личные записи графа были украдены Альянсом в 1745-м году. — В итоге, мы связались с Ланселотом, а позже и с Альянсом, и скоро документы будут в наших руках, благодаря Алестеру, — Пол торжествующе улыбнулся. — Ха, Алестер никогда ничего вам не даст. Скорее, он лично всадит шпагу вам в сердце при первой же встрече, — Гидеон становился всё угрюмее. — Альянс готов сотрудничать, по крайней мере, был готов раньше, и Ланселот нам это подтвердил, — парировал Пол. — Конечно, нам были выдвинуты условия. Нам пришлось согласиться, чтобы Алестер поверил, что мы такие же непримиримые враги графа, как и он сам. — Условия? — спросила я. В этом теле даже не их дочь, а они рисковали и продолжают это делать из-за меня. Надо вернуть им Гвен, - подсказало мне чувство стыда. Пол смутился и посмотрел на свои руки. Люси задумалась на несколько секунд, словно делая нелегкий выбор, взяла булочку, а затем медленно начала говорить, раскрашивая выпечку над блюдцем: — Алестеру были нужны доказательства. Граф почти неуловим в окружении свиты из прожженных бойцов, и единственной нашей возможностью стало… — она замолчала, закусив губу с виноватым видом. — Это они! — взорвался Гидеон и в мгновенье ока оказался рядом со мной. — Они предали нас, — он потянул меня со стула вверх, заставляя встать. — Вы — единственные путешественники, что бывали в прошлом при жизни графа, не считая нас самих, — попробовал защищаться Пол, вскочив со стула. — У нас были только хроники, и ничего больше, что нам было делать?! — Не связываться с убийцами, вот что! — крикнул Гидеон, начиная тащить меня к двери, где всё также стоял Милхаус. — Мы были там, в Гайд-парке, вместе с вами, — Люси смотрела, в основном, на меня. Она извинялась. — Мы прыгнули туда до того, как передать сведения в руки Альянса. И только убедившись в вашей безопасности, пошли на этот шаг. От удивления я не могла вымолвить ни слова. Конечно, они всё это продумали, но я была согласна с вспылившим Гидеоном хотя бы отчасти. — Гвендолин, мы уходим, — процедил он. — Я закину тебя на плечо и унесу. Можешь отбиваться и кричать, сколько хочешь. Милхаус, — голос его звучал грозно, и даже мощно. Милхаус кинул вопросительный взгляд на Пола. — Пусть идут, — махнул он рукой. — С ним бесполезно спорить. Но учти, мы ещё можем встретиться, — последнее он сказал в спину Гидеона. Тот лишь усмехнулся и вышел в коридор, бормоча что-то неразборчивое себе под нос, крепко удерживая меня за руку как свою куклу. Люси последовала за нами. — Вы не должны дать Кругу крови замкнуться, — настойчиво сказала она. — Не давайте графу прочесть ваши мысли, он превосходно манипулирует людьми. Он не должен узнать, в чём твоя магия, Гвендолин. — Магия ворона — это выдумка, не больше, — Гидеон не давал вставить мне и слова. — Это неправда, — в глазах Люси стояли слёзы. — Ах, если бы у нас уже были пророчества! — Обещаю найти способ, чтобы прыгнуть к вам снова, — сказала я, дотягиваясь ладонью до протянутой руки Люси, прощаясь. Возможно, в следующий раз буду вовсе не я. — Что?! — опешил Гидеон, но почти сразу распахнул входную дверь. Пол с остальными мужчинами показался наверху лестницы. — Поговори с Лукасом, — напутствовал он на прощанье. — Спроси у него про зеленого всадника, — добавила Люси, когда Гидеон чертыхался по поводу отсутствовавшего экипажа, поэтому он не заметил, как она одними губами прошептала: — Я люблю тебя. — По её щеке скатилась слеза. — Я знаю, — точно также беззвучно ответила я и быстро отвернулась, зажмуриваясь на секунду. Гидеон уверенно тащил меня по улице куда-то вперед. В сущности, Люси с Полом рассказали достаточно, хотя и не всё, что в очередной раз случилось из-за меня с глупым вопросом про условия. — Только не говори мне, что ты действительно снова хочешь с ними встретиться, — злоба так и сочилась в интонациях Гидеона. Я ощутила пробежавшие по всему телу мурашки от холода, который распространялся в радиусе нескольких метров от моего спутника. Однако на улице было по-летнему жарко. — Они предали нас, ещё немного, и я бы схлопотал вчера пулю. — Но они ведь проверили всё заранее, — в данный момент оправдывать Люси и Пола было немного сложнее, чем перед встречей. Я ведь ошиблась, даже не подозревая, что они причастны ко вчерашнему покушению. А Гидеон имел полное право на фразу «ну я же тебе говорил!» — И сделали это ради каких-то неизвестных бумаг, которые могли вообще не сохраниться. Алестер в 1745-м был ещё мальчишкой, дело наверняка проворачивал его отец. Если бы ты знал, Гидеон, если бы ты знал… Я могла только усмехнуться в ответ. Ведь именно Гидеону и должны достаться те самые бумаги через неделю, и он начнёт творить околесицу с "не-друзьями", не посвятив Гвен. Мы шли довольно быстро. Точнее, впереди летел широким шагом Гидеон, а мне оставалось лишь поспевать за ним. Моя рука по-прежнему находилась в его цепкой хватке, и я заметила, как некоторые прохожие задерживали взгляд на нашей паре чуть дольше, чем того требовали правила приличия для начала XX века. — И кто этот зелёный всадник? — спросил он, заворачивая на маленькую улочку, где высился храм. — Понятия не имею, — соврала я, читая надпись на табличке, расположенной на фасаде церкви. Holy Trinity, кто бы сомневался. Гидеон огляделся по сторонам и отворил тяжёлую дверь. — Мы вернёмся в настоящее отсюда, — сказал он, как только мы оказались в тёмном зале. Наверняка он мог бы ввернуть шутку про исповедь, как и в книге, уйди мы из дома леди Тилни пораньше, но не сейчас, когда злоба на Люси и Пола только-только начала его отпускать. Церковь была действительно милой и уютной. Источниками света служили окна, выполненные в витражной технике, и подсвечники, в каждом из которых стояло по несколько свечей. Я огляделась в поисках Химериуса, но его не было видно, а жаль. Вот кто действительно мог мне помочь с вопросом переселения душ, с его-то многовековым «жизненным» опытом. Гидеон провёл меня к кабинке для исповеди и отодвинул шторку, указывая на деревянный стульчик. — Тогда, может быть, отпустишь меня? — спросила я, выразительно указывая на наши соединенные руки. Гидеон тут же разжал ладонь, изумленно уставился на неё, затем на меня, словно раздумывая над загадкой, почему я раньше не попросила его об этом, как сделала в Темпле в самом начале прыжка. Я пожала плечами. — Ты был взвинчен, не стоило накалять обстановку ещё больше, — а сама подумала о том, что надо избежать возможного поступка Гидеона. Я снова перечила ему сегодня, и он мог запросто прибегнуть к инструкциям графа, даже не доверяя ему. Очевидно, что именно чувства заставили меня вступить в контакт с Полом и Люси. А граф утверждал, что контролировать чувства влюбленной женщины проще простого. Когда маленькое резное окошечко отворилось, я спросила: — Ты до сих пор не веришь Люси и Полу? Гидеон провёл рукой по волосам. — И да, и нет. Мне нужно время, чтобы во всём разобраться. Они говорят уверенно… — Знаешь, кого ты мне напомнил сегодня? — перебила я, желая его заболтать до возвращения, а в 2011-м сбежать из исповедальни.  — О, да, — он улыбнулся. — Майкла Карлеоне из первого «Крестного отца». Я сделал им предложение, от которого они не могли отказаться. Если бы не ты, — он бросил на меня испытующий взгляд. Я не удержалась, чтобы не закатить глаза. С другой стороны, лучше фильмы, чем язвительность и остроты «Таймлесс». Финальный разговор из «Рубиновой книги» я запомнила о-очень хорошо из-за проснувшегося во мне возмущения тогда. — Я не одобряю действий дона, но поступаю в точности как он, — пояснил Гидеон. Я поводила указательным пальцем из стороны в сторону, на каждое движение прищелкивая языком. Будто не ясно, что под доном он имел в виду графа, чьи последние аргументы — физическая сила и угрозы. — Во-первых, если я молчу, это не значит, что я не смотрела фильм. Во-вторых, Майкла вынудили обстоятельства поступать так: его отец был при смерти, его любимую, и, возможно, единственную женщину убили практически по его вине. У него не было шанса выйти из семьи, иначе всем его близким грозила опасность. К тому же, он с детства не видел ничего другого. Я так понимаю, ты теперь допускаешь мысль, что дела графа нечисты, но только не сравнивай себя с героем Аль Пачино, я тебя умоляю. Вряд ли в твоей семье проблемы решали, прибегая к помощи оружия. — Странный выбор, — заметил Гидеон, — я имею в виду, фильм не для девушки. — Но тем не менее, ты употребляешь при мне цитату из него, — я почувствовала прилив смелости. Вообще-то я хотела заговорить ему зубы литературой, но раз он сам начал с фильмов. — У меня есть пример получше. Как на счет «Криминального чтива» Тарантино? — Теперь «Крестный отец» мне кажется не таким уж и странным выбором, — я привыкла к полумраку и сейчас могла разглядеть в его глазах озорные смешинки. — Кровь, нецензурная брань… — Только не говори, что ты перестал смотреть, когда у героини случился передоз, — «прямо как Антон». Я изогнула брови. — Нет, мы с братом досмотрели до конца. — Тогда как тебе сравнение с Винсентом? — меня было не остановить. Наверняка пережитый стресс искал выхода в болтовне, а со стороны могло показаться, что в несусветной чуши. — У него был шанс отказаться от преступной жизни, не размахивать больше пистолетом, но он бездарно его профукал, не прислушавшись к советам напарника. — Почему ты смотрела этот фильм? — неожиданно спросил Гидеон, внимательно изучая моё лицо. — Тарантино всем даёт второй шанс, даже последним ублюдкам, — я сказала это с долей обреченности, что не укрылось от Гидеона, поджавшего губы. — И ты, как я вижу, всем готова дать второй шанс? — видимо, он подумал про Люси и Пола. — Да, и в первую очередь тебе. — И теперь я поняла, почему вспомнила «Чтиво»: волосы Гидеона были той же длины, что и у Джона Траволты в фильме, и такие же тёмные. Надо признать, что они оба выглядели с хвостами весьма брутально. Только черты лица Гидеона были мягче, не такие грубые и «квадратные». — Поэтому прошу, не размахивай больше пистолетом в прошлом. Это наверняка запрещено какими-нибудь законами о путешествиях во времени. И ты, — я посмотрела ему прямо в глаза, — ты ведь не убийца. — Откуда тебе знать? — горечь в его голосе заставила отвести от него взгляд. Я сглотнула, вспоминая, что на протяжении прочитанного мной романа Гидеон убил минимум троих человек из Альянса и глазом не моргнув. — Я не верю, что это было чем-то большим, чем самооборона, даже если тебе приходилось… — не договорила, поняв, что безопаснее перевести тему. — И вообще-то, я думала, что ты мне сегодня напомнил Уинстона из «1984». Сомневающийся во всём — в правильности жизни, власти, обществе. Я видела это сегодня, пока мы ехали из Темпла. Только не совершай ошибку, как он, сделав неправильный выбор. — Тогда ты — О’Брайен, — выдал Гидеон в ответ на моё сравнение. — Снова мужской персонаж? — я сощурила глаза. — Там ведь есть, — замялась, вспоминая имя. — Джулия, — подсказал Гидеон. — У меня хорошая память, как и у леди Тилни. Ты действительно хочешь, чтобы я заложил тебя хранителям, предал, как это сделал с той девушкой персонаж у Оруэлла? Валяй! — я потупила взгляд. Он снова меня осаживал, как и в случае с «Фаустом». — Ты промываешь мозги мне весь день, как и О’Брайен. Даже, черт возьми, говоря о фильме Тарантино. Почему с тобой всё так сложно? Почему ты не такая как Шарлотта? — он подался вперёд. Кажется, всё неизбежно идёт к его подлости. — А знаешь что? — я отодвинулась, насколько это позволяла сделать маленькая кабинка. — Я ошиблась. Есть кое-что, в чём ты не сомневаешься. Это ты сам, — выплюнула с презрением ему в лицо. Вот поэтому он меня и не сдаст — как же, нарушить данное слово. И поэтому он и угрожал Люси, а затем заставил меня уйти — он не может переступить через себя, не может сомневаться в правильности своего мышления. — Ты ошибаешься, — моё возмущение начало расползаться по швам от его доверительного тона, а затем и вовсе рассыпалось от слов, сказанных с отчаянием и глухой болью. — Иногда большее, в чём я сомневаюсь — это я сам. Ты не знаешь меня, — его ладонь находилась на разделявшей нас перегородке. — Так позволь мне узнать тебя, — моя рука накрыла сверху его пальцы ещё до того, как я успела осознать своё действие. Ну почему он не шутит, почему он говорит так, будто одинок и нуждается в друге? А мне сразу хочется этим другом стать. Я убрала руку на колени и прочистила горло. В щель между шторкой и стенкой кабинки было заметно начавшееся возле алтаря движение. В нашу сторону двигалась фигурка небольшого роста, с острыми ушками и хвостом как у ящерицы. Я испытала восторг, будто встретила старого знакомого. И благодаря приближавшемуся к нам Химериусу в мою голову пришёл план, как предотвратить поцелуй, вывести Гидеона на чистую воду, а заодно быть уверенной в том, что Химериус заглянет в церковь в будущем. — Я снова попрошу тебя соврать хранителям. Мне кажется, нам стоит разобраться во всём самим прежде, чем что-то им сообщать. А для этого мы должны доверять друг другу. Давай хотя бы попробуем рассказывать то, во что мы можем и хотим друг друга посвятить. Гидеон кивнул в согласии, и я сказала то, что он должен был узнать только после суаре: — Делай как я. Я вижу привидений. Глаза Гидеона округлились. Конечно, честнее было бы сказать, что я вижу демонов, но это звучало бы ещё хуже, чем привидений. — Магия ворона? Помнишь слова Люси? — неуверенно спросила я. Он ведь должен был нормально отреагировать, или нет? От волнения я начала поправлять прическу, замечая выбившиеся пряди. Видимо, шпильки начали разъезжаться ещё в тот момент, когда Гидеон крепко прижимал меня к себе. — Это с детства, и я не больна, — дополнила на всякий случай. — Магия ворона, — рассеяно повторил Гидеон. В это время Химериус подошёл вплотную к исповедальне и начал мне беззастенчиво улыбаться. Я улыбнулась ему в ответ и показала руками пока подождать. — Да, теперь твоя очередь. — Я не дала ему опомниться, — что тебе вчера сказал граф в кабинете относительно меня? Я помню, как ты осекся в карете, резко замолчав. — Он предложил влюбить тебя в себя, — я поперхнулась воздухом не от услышанного, а от того, как легко сработал мой план. — И ты, — я приподняла одну бровь, — ты собирался воспользоваться его предложением после того, как я видела вас с Шарлоттой на школьном дворе и… — я показала на свою шею слева, не называя засос вслух. Гидеон повторил моё движение, нахмурившись в недоумении, а потом рассмеялся. — Ты снова забыла про скрипку. Закрыла лицо руками, почувствовав прилившую к нему краску. В животе начали зарождаться симптомы приближающегося прыжка. Ну наконец-то, лучше бы нас отправили на два часа, а не на три. — До встречи в будущем, — сказала я и Гидеону, и Химериусу. — Даже удивительно, что там должна быть всё та же среда, — учитывая мою реакцию на сегодняшний прыжок, так разнящуюся с реакцией Гвен в книге. Мир завертелся и выплюнул меня в ту же кабинку, на тот же неудобный небольшой деревянный стул. Только вот завеса перекрасилась из тёмно-зелёной в грязно-коричневую. Я выскочила из исповедальни, твёрдо намереваясь как можно скорее встретиться с Химериусом и выйти на улицу. Прошла на середину храма, Гидеон неспешно подошёл сзади. — Послушай, только что… — я развернулась, желая объясниться. Синяк от занятий на скрипке ещё ни о чём не говорил. Второй случай разбившихся очков был самым безболезненным, но научил меня кое-чему. Уходя в новые отношения, обязательно закрой дверь в старые. Да, я готова признать, что сама желала обманываться в своих первых и единственных отношениях, что всё хорошо, чувствуя при этом неладное, возможно, спустя уже первые пару-тройку месяцев. Нас с Антоном познакомила Саша, и мне казалось, что симпатии, образовавшейся между нами, с головой должно хватить для долгосрочных и стабильных отношений. Уже после расставания, анализируя произошедшее, я поняла, что ввязалась в это не из большой любви, а просто потому, что мне было восемнадцать, я полгода жила самостоятельно, почти у всех сверстников были пары, а Антон был первым из парней, кто дал понять, что я ему действительно нравлюсь. И тогда я подумала — а почему бы и нет? Кажется, самое время. А отсутствие пресловутых бабочек в животе было легко объяснить тем, что я перечитала соответствующих книг и была чересчур романтичной девочкой. Но жизнь — это ведь не про романтику, не про ахи и вздохи. Даже удивительно, что мы были вместе с ним так долго. И самообманом я занималась вплоть до окончания полуторагодовалого недоразумения, наивно полагая, какой всё-таки хороший и понимающий у меня парень, не настаивающий на физической близости, когда с начала 2014-го в одной постели в большинстве случаев у нас был только сон. Даже если Шарлотта с Гидеоном были вместе уже давно, просто по привычке, потому что долго знали друг друга, я не могла позволить себе лезть туда, где меня быть не должно. — Давай ты не будешь следовать указаниям графа, тем более теперь, когда я всё знаю, — пробормотала я, теряясь от близости Гидеона, подошедшего вплотную. Как бы мы с ним не препирались, как бы он ни замыкался в доме леди Тилни, я чувствовала исходящую от него силу и энергию, несломляемую волю и острый ум. Я поёжилась то ли от холода, проникавшего под тонкую ткань летнего платья, то ли от сложившейся ситуации. — Пойдем, я замёрзла. Гидеон быстро расстегнул свой сюртук и накинул на мои плечи, наклоняясь слишком близко к моему уху. Так, что я могла почувствовать его дыхание на щеке. — Надеюсь, ты не думаешь, что я один мог что-то решить. Не по отношению к тебе. Быть вместе — это про двоих, а не инициатива одного. Он посмотрел на меня сверху вниз так, что я ощутила его превосходство. Если бы он не говорил так интимно и нежно, то я могла бы допустить мысль, что он просто смеётся надо мной и хочет поставить на место. Я промолчала, окутанная из-за сюртука теплом его тела и запахом, а Гидеон пошёл к выходу. На фоне белой рубашки контрастными линиями выделялись подтяжки, выгодно демонстрируя двигающиеся в такт его шагам лопатки и широкие плечи. — Только не говори, что я заглядывал сюда каждую среду на протяжении почти девяноста девяти лет, чтобы посмотреть, как ты пялишься на его удаляющуюся спину, — прозвучал где-то справа сиплый голос заболевшего ребенка. Просто у меня давно никого не было. Поняла, что сказала это вслух, когда услышала прысканье и уловила боковым зрением струю воды. Если бы это было моё тело, а не подростковое под влиянием пока ещё не успокоившихся гормонов, я бы даже не подумала об этом, наверное. Но выглядела спина Гидеона эро эстетично. — К твоему сведению, трудно не запомнить человека, который впервые на моей памяти сам признается, что видит привидений, так же как и год. Ты в курсе, что подтяжки в 1912-м относились к исподнему?! — возмущался Химериус моему продолжавшемуся ступору. — Он был обязан прикрыть их жилеткой. Гидеон тем временем дошёл до двери и приоткрыл её, выглядывая наружу. — Гвендолин, ты идёшь? — окликнул он. — Там было жарко, — шепнула я Химериусу, наконец, сдвигаясь с места. — И ему нравится что-то менять в своей одежде, нарушая правила. — Ну, конечно, ты его ещё и защищаешь, а тебе всего-то и надели сюртук на плечи, — он перепрыгивал со скамьи на скамью, не отставая от меня. Что ж, теперь мне не придется одергивать себя самостоятельно. Мне есть, кому задать вопросы. А столкновение с собственными внутренними демонами прошло не так остро, как могло бы. Возможно, потому что я была не одна, а рядом с тем, кто умеет поддержать и понять. Нет-нет, Настя, лучше не начинай думать про то, что некоторые пророчества про путешественников оправданы. Но как там, черт возьми, было? Лев и солнце. Солнце. Возможно, другое, отличающееся, но тем не менее согревающее. Боже, я все-таки об этом подумала.