In my mind, in my soul

      Гриндевальд повернулся на звук открывающейся двери. Увидев лицо гостя, он опустил руку с зажатой палочкой.       — Это ты, Куинни. Проходи.       Голос самого могущественного мага столетия звучал непривычно тихо. Последние дни наложили отпечаток усталости на его облик: лицо — вернее, лицо Грейвса, — побледнело, черты лица заострились, огонь в глазах едва теплился, а одежда пребывала в беспорядке. Он сидел в одной рубашке с закатанными рукавами, и обычно безупречно выглаженный воротник выглядел измятым. Полумрак в комнате, открытая бутылка мутного стекла и грязный стакан на столе добавляли картине завершенности.       Все говорило об очередной бессонной ночи и тяжелом дне.       Куинни тут же стало неловко за свое вторжение. Дела, что привели ее сюда, вполне могли подождать несколько часов, а Геллерту — правда, она пока не могла называть его настоящим именем, — нужен отдых.       Ей следовало рассказать, зачем она пришла. Доложить, что его прошлое поручение выполнено, передать послание от Винды Розье и других ближайших сторонников, сообщить еще о ходе работ в Бельгии…       Но вместо этого Куинни спросила:       — Сколько времени вы спали? Вы плохо выглядите.       Он криво усмехнулся.       — Ты беспокоишься за меня?       Геллерт Гриндевальд был одним из немногих людей, чьи мысли Куинни не могла прочитать. Со всеми остальными вокруг было просто — легилиментка заранее знала, что, как, когда и кому сказать. Все вокруг, включая ее сестру, верили, что имеют дело с недалеко дурочкой с милым личиком.       Только Геллерт видел ее насквозь и владел окклюменцией достаточно хорошо, чтобы она не слышала ничего кроме оглушительной тишины.       — Конечно, — Куинни распахнула глаза. — Вы так много работаете. Отдых нужен всем.       — На отдых нет времени.       Куинни вздохнула. В последние суматошные дни в лице Грейвса проявлялось все больше черт Гриндевальда. Дело было не в оборотном зелье — выпускник Дурмстранга просто не мог не разбираться в зельях, — а вот в таком безумном режиме дня. Еще немного, и начнутся ошибки.       — Вам нужно отдохнуть, — насколько могла твердо сказала Куинни, кладя на стол принесенные бумаги. — Если вы не хотите поручать мне ничего серьезнее работы посыльной и предпочитаете заниматься всем лично, то хотя бы не загоняйте себя в могилу. Я могу помочь.       Гриндевальд нахмурился, и в комнате сгустились тени. Куинни на мгновение пожалела о сказанных словах, но уже не могла забрать их назад. Все, что оставалось — упрямо смотреть в глаза, которые Геллерт позаимствовал у Грейвса, и стоять на своем.       — Подойди, Куинни, — приказал Геллерт.       Куинни сделала шаг вперед. Их разделял письменный стол, но что это за преграда для двух одаренных магов? Движение руки, и стол в ту же секунду с грохотом улетит в стену.       — Ты помнишь день, когда мы встретились?       Конечно, он не имел в виду день, когда Куинни впервые увидела Грейвса. Речь шла об одном вторнике два месяца назад, когда Геллерт случайно приоткрыл завесу вокруг своих мыслей, а Куинни их услышала. Она навсегда запомнит свой испуг, звон разбившихся чашек и запах свежего кофе, что расплескался по всему коридору. И до самой смерти она не забудет лица Гриндевальда-Грейвса, когда он понял, что невзрачная секретарша Куинни Голдштейн знает.       Куинни кивнула.       — Ты знаешь, почему я решил оставить тебя в живых и приблизил к себе, — проговорил Геллерт, беря ее за руку. — Тебе отведена своя роль в том, что случится потом. Жди, Куинни. Ты выйдешь на сцену в свое время.       Его голос — пусть и измененный зельем, — гипнотизировал. Куинни захотелось закрыть глаза и отстраниться, но она не могла. Последовав за Гриндевальдом однажды, она не могла противоречить ему после.       — Но если ты так беспокоишься, я, пожалуй, сделаю перерыв, — неожиданно добавил он. — И ты тоже иди домой.