"You love me. Real or not real?" "Real"

      После оглашения новости я словно проваливаюсь в плотную, обволакивающую пустоту. Долгое время мы летим в полной тишине. Команда видит мой шок и дрожь и относится к этому с уважением.       Когда за окном начинают виднеться блестящие капитолийские высотки, я прихожу в себя и начинаю улавливать знакомые голоса, долетающие до меня, как разговор из соседней комнаты. Я различаю их, но не могу разобрать о чем идёт речь.       Коин отравили, и виноват в этом Хеймитч... Хеймитч Эбернети? Нет! Не может быть. Я в это не верю. Это не мог быть он! Кто угодно, только не мой ментор. Если бы это действительно был Хеймитч, то им ни за что бы не удалось его вычислить!       — Как вы вообще определили, что это он? — спрашивает Пит. Боггс переводит подозрительный взгляд с него на меня и обратно.       — Ну либо он, либо Китнисс. — Звук собственного имени приводит меня в чувство так же небрежно, как если бы на спящего вылили ушат ледяной воды.       — Что вы имеете в виду? — даже сейчас Пит старается говорить сдержанно и интеллигентно, тогда как мне хочется кричать и крушить все вокруг.       — Вчера ночью возле кабинета президента были замечены только двое: Китнисс и Хеймитч, а после того как Китнисс вышла, камера на некоторое время погасла. Безусловно, это было неслучайно, но мы не обнаружили проникновения извне. Система безопасности полностью изолирована от внешней среды.       — Что это значит? — слова, больше похожие на хрип умирающего зверя, вырываются из моей груди непроизвольно.       — Это значит, что у нас минимум два предателя: один совершил отравление, а другой неплохо разбирается в технологиях и незаметно для нашей системы безопасности прикрывал его… — голос Боггса звучит печально. — И одного подозреваемого мы уже нашли.       — Вы нашли не того! Хеймитч не предатель! — Я пытаюсь расстегнуть свой ремень безопасности и встать, потому что плотная ткань буквально мешает дышать, но Пит останавливает меня и берет за руку, чтобы успокоить.       Загорается красная лампочка, сигнализирующая о приближении к зоне турбулентности. Боггс прижимает пальцем свой наушник, чтобы лучше слышать, что происходит. Я проверяю свой, но он молчит, Пит отрицательно мотает головой. Понятно, информация не для наших ушей. Планолет начинает крениться из стороны в сторону — маневрирует — словно уворачивается от обстрела.       — Нас обнаружили! Никому не вставать с места, держитесь крепче! — кричит Боггс нам в наушники, но мы и без слов понимаем, что случилось худшее.       — Как? Это же невозможно! Твою мать! — какофония разноплановых звуков заглушает мой испуганный вопль, и он остаётся незамеченным.       Планолет неистово трясёт, он совершает кульбит за кульбитом. Пару раз меня даже неудачно прикладывает головой о твёрдую холодную поверхность металла. Я чудом не задеваю ни одного из болтов, удерживающих обшивку на своём месте. Пит неизменно крепко держит мою руку, переплетая наши пальцы, но его лицо выражает сильнейший ужас и панику: глаза плотно закрыты, лоб и нос сморщены, зубы стиснуты так крепко, словно вот-вот треснут, дыхание прерывистое, каждая мышца тела напряжена. Неужели я выгляжу так же? Наверное, ещё хуже…       — Вместе до конца! — кричу я ему в ухо и нежно поглаживаю шершавую кисть большим пальцем. Он слегка расслабляется и робко улыбается сквозь нечеловеческий страх. Сейчас все вокруг растворяется, есть только мы, этот виляющий планолет и момент, который в любой миг может стать последним.       Постепенно борт выравнивает свою траекторию, снизившись непосредственно в пригороде Капитолия. Мы с облегчением выдыхаем. Все целы. У некоторых на лицах появились ссадины, но все они не кажутся чем-то заслуживающим внимания. Мы обмениваемся облегчёнными улыбками.       Однако радость оказывается преждевременной. Планолет резко поворачивает направо, но все равно не успевает уклониться от неожиданной атаки. Ракета попадает нам в левое крыло. Взрыв впечатывает меня холодную стену корабля. Я теряюсь в пространстве, а неистовый писк сирены - это единственное, что я слышу. Пока мы стремительно приближаемся к земле, от корпуса планолета так же стремительно отлетают небольшие куски отражающих панелей и он становится виден всем.       — Быстро, надевайте рюкзаки! — я с трудом читаю по губам девушки среднего возраста, протягивающей нам с Питом два баула.       Мы спешно освобождаемся от ремней безопасности в попытке воспользоваться ее советом и улетаем в стену из-за очередного кульбита. Рядом со мной приземляется Боггс и пристегивает карабинами мой рюкзак к себе, а к Питу в пару встает Хоумс, невысокий, коренастый мужчина, которого прежде я никогда не видела. Фамилию я узнаю только благодаря нашивке на его груди.       Как только трап начинает опускаться, девушке, протянувшей нам мешки, в голову прилетает неопознанный кусок металла, похожий на авиационную обшивку. Крови почти нет, но удар становится для нее фатальным. Потеряв возможность контролировать свои действия, она падает и исчезает в зияющей пустоте. Ее тело, словно невесомую куклу подхватывает ветер. Она не колышется на ветру и не пытается взять ситуацию в свои руки. Ей уже не удастся прийти в себя. Если бы девушка просто стояла на месте, а не пришла нам на помощь, то осталась бы жива. Еще одна жизнь обмякла и ускользнула меж моих пальцев. Сколько еще я вытерплю, пока мои руки не опустятся?       Нас никто не спрашивал, хотим ли мы прыгать с парашютами. Оно и к лучшему, потому что я нахожусь в полной прострации и не могу взять себя в руки. Первыми с тонущего корабля выпрыгивают Гейл с Крессидой, и я даже не могу понять, кто из них в паре лидер. Оба выглядят слишком хорошо, как настоящий слаженный тандем. На мгновение меня настигает волна ревности, но я запираю ее в долгий ящик. Это глупое фальшивое чувство помогает мне прийти в себя. Когда я смогла обернуться назад через плечо прикрепленного ко мне Боггса, самолет уже во всю полыхал, летя вниз. В воздухе летело около десятка парашютов. Но все ли пассажиры успели эвакуироваться?       — Земля уже близко, почему мы не открываем парашют? — Весь свободный полет занимает не меньше минуты, но кажется целой вечностью. Сейчас мы оказываемся в непосредственной близости от крыш жилых домов.       — Если раскрыть его слишком рано, Капитолий сможет отследить точку приземления или начать обстрел, — раздается в моем ухе голос Боггса.       — Но другие уже раскрылись! — я не сомневаюсь в компетентности Боггса, но во мне вопит животный страх смерти.       Когда я начинаю прощаться с единственной и неповторимой жизнью, парашют раскрывается, и нас с неистовой силой дергает назад. Я ударяюсь затылком о не успевший окончательно восстановиться нос полковника, и из него начинает фонтаном бить кровь.       — Простите меня! Извините! — пока я пытаюсь оправдаться, Боггс кратко, но емко ругается.       — Ничего, Эвердин, ты не виновата, — хрипит он. — А теперь подними ноги как можно выше!       Я слушаюсь его, но совет не пригождается, потому что парашют цепляется за уличный фонарь и мы зависаем на высоте полутора метров от земли. Все бы ничего, расстояние небольшое, но асфальт усыпан разрушенным бетоном и арматурой. У меня нет выбора, приходится прыгать первой. Спустя одну ушибленную ногу и содранную ладошку я оказываюсь на земле, через минуту ко мне присоединяется командир нашего подразделения.       — Кажется, мы остались без прикрытия с флангов.       — А ты наблюдательна! — отшучиваемся мы с полковником, пытаясь снять напряжение. Он оглядывается по сторонам, чтобы оценить ситуацию, и достает свой голо.       — Как теперь мы найдем свой отряд? Я видела, что Пит и Гейл должны были приземлиться рядом друг с другом где-то справа!       — Никак… — меланхолично отвечает мой спутник, уткнувшись в светящееся устройство. — Справа и слева все заминировано, мы не можем рисковать. Основная часть вооруженных сил шла вперед, мы должны последовать их маршрутом, главные проспекты должны быть деактивированы, чего нельзя сказать об узких переулках.       — Но как же Пит? — шок оказывается таким сильным, что волосы встают дыбом.       — В случае вынужденного разделения отряда мы должны продолжить движение к цели самым безопасным способом. Вот он! — Боггс указывает левой рукой на широкую улицу.       — Но мы здесь как на ладони… любой сможет нас обнаружить, даже обычный беспилотник или ребенок.       — Поэтому нам лучше уйти под землю, в туннели, там безопаснее. Ближайший спуск через один квартал справа, — сообщает Боггс не отвлекаясь от экрана.       — Но ведь справа могут быть бомбы… — Полковник отрывается от экрана, задумывается и соглашается со мной.       — Да, ты права, солдат. Тогда пойдем вперед, через примерно километр нас ждет еще один спуск.       — Может быть стоит все-таки поискать команду? Они должны быть рядом…       — Я бы рад, но это слишком опасно, Китнисс, — по-отечески добро произносит Боггс и кладет мне руку на плечо. — С ним будет все хорошо, он в надежных руках. Хоумс – один из лучших стрелков в Тринадцатом, он возглавляет снайперское подразделение и вызвался на операцию по собственной инициативе. Он знает, что делать и как обезопасить груз.       — Груз?       — Наша задача в первую очередь «в целости и сохранности», а уже потом «доставить вас до точки назначения», как особо ценный, живой, но все же груз.       — Заботливо… — Даже не знаю почему сначала он вызвал у меня неприязнь, ведь с ним так легко, уже не первый раз Боггс проявляет себя с лучшей стороны.       — Не имеет значения, какие термины мы используем, важно – какие цели преследуем, — его прямолинейность и дружелюбие сбивают меня с решительного дерзкого настроя. И окончательно влюбляет в себя.       — Я согласна, но не могу взять себя в руки зная, что нас с Питом снова разделили. Каждый раз это предвещало большие проблемы.       — Тогда нам надо как можно быстрее добраться до Сноу и убить его, чтобы проблемы не успели произойти.       — Всего-то, до обеда успеем! — пытаюсь я поддержать боевой дух и начинаю движение вперед.

***

      Но до обеда мы не успели. Пробираться через завалы было непросто, Боггс старался идти впереди, а я, с луком наперевес, следила, чтобы никто не подкрался сзади. Буквально в одном квартале до нужной точки мы попали под бомбежку.       — Похоже, стреляют наугад, — обернувшись ко мне, сообщает Боггс. — Слишком большой радиус. У бомб этой модели высокая точность, погрешность всего пять-десять метров.       — Они не знают, где именно мы приземлились… — поддерживаю я.       — Это нам на руку.       — Только вот люк завалило, мы не сможем расчистить дорогу, не привлекая к себе внимания.       — Придётся идти до следующего. Это ещё полтора километра.       Так прошла большая часть дня. В голограф был установлен датчик, обнаруживающий любые, даже самые слабые радиосигналы и некоторые металлы, используемые в непосредственно устройствах активации ловушек. Пару раз нам удавалось их просто отключить, иногда приходилось искать маршрут в обход, а одну пришлось взрывать. Но, как говорит Боггс, это не должно вызвать подозрения, так как они часто подрываются самопроизвольно из-за птиц или осиротевших домашних животных.       Из-за того, что десантироваться пришлось экстренно, никакой амуниции для комфортного сна у нас не было, пришлось выкручиваться доступными методами. Мы нехитрым образом выбили входную витражную дверь, ведущую в общий коридор одного из богато обставленных домов, и залили кислотой петли одной двери на четвёртом этаже. Забраться следовало как можно выше, но следующий лестничный пролёт был полностью завален арматурой и лезть дальше было небезопасно. Искать более подходящую позицию слишком поздно: за окном почти стемнело, без иллюминации можно запросто подвернуть ногу. А помимо прочего мы с утра ничего кроме галет не ели. Ноги гудели, руки отекли даже несмотря на защитные перчатки.       Обыскав кухню, мы нашли все, что нам было нужно: воду, консервы из мяса и овощей, хлеб, ореховую пасту, фрукты, вяленое мясо.       — Что это? — спросила я крутя в руках предмет похожий на синюю луковицу. — Какой-то сладкий лук?       — Это инжир, — с улыбкой произносит мой командир. — Раньше, в естественной среде, чтобы произвести такой плод нужны были специальные инжирные осы. Они заползали внутрь цветка, опыляли его и больше не могли выбраться наружу, поэтому, съедая инжир, ты съедал и переваренную деревом осу. Но сейчас ученые улучшили их, и фрукты опыляются так же как другие сородичи: яблоки или груши. Без жертв со стороны насекомых.       — До чего ужасно причудна природа, — вырвалось у меня. Я надкусила инжир и за толстой кожурой ощутила насыщенную сладость плода.       — Не ужас, просто не все рождены, чтобы стать счастливыми, кто-то рождён, чтобы умереть. Давай спать, Китнисс. Ты первая.       — Хорошо, — подчиняюсь я.       Мы заняли дальнюю спальню в этой квартире, потому что у неё всего два окна, выходящих на разные стороны и оба занавешены плотными шторами. За одним из окон есть пожарная лестница для экстренного отступления. А ещё, по причине того, что электричество давно отключено и продукты в холодильнике, в особенности, мясо, начали разлагаться, создавая непередаваемый шлейф кухне, гостиной и коридоре.       Сколько бы я не ворочалась, я никак не могла заснуть. В голову лезли дурацкие мысли. Как там Пит? Не наделает ли Гейл глупостей? Живы ли они вообще? Пытаются ли найти меня или так же двигаются вперед к Капитолию? И самый главный вопрос, который не давал мне покоя: не прячется ли предатель в их отряде?       Сон никак не шел ко мне, а темные мысли только больше и больше погружали в пучину отчаяния и тревоги.       — Вы верите, что это он? — спустя час бессмысленных попыток уснуть любопытство берет верх.       — Что? — вздрагивает Боггс от неожиданности. В его крепких руках находится пистолет, на случай непредвиденной ситуации.       — Хеймитч.       — А! Вот ты о чем. Конечно, нет. Он не имеет к этому отношения. Его кто-то подставил. И самое главное сейчас, чтобы мадам президент пришла в себя и рассказала нам, кто же заходил к ней той ночью. Но, пока у нас нет никаких доказательств ни в ту, ни в другую сторону, его будут держать в изоляторе. Мы найдем этого ублюдка и тогда ему не поздоровится.       — И что его ждет?       — Не самая лучшая участь… — В голову сразу приходит тот жуткий концлагерь в котором мы нашли Эффи. Бедную беззащитную куколку Эффи Тринкет, которая не имела ни малейшего отношения к Сноу, а просто украла из столовой хлеб. — Тебе правда лучше не знать.       — Чем тогда Тринадцатый лучше Капитолия? — с самой язвительной из своих ухмылок спрашиваю я.       — В том, что мы не нападаем, а просто защищаем то, во что верим и что любим.       — Так можно сказать о чем угодно!       — Но ты же не рассчитываешь, что предателя просто отпустят и по головке погладят? Он наверняка знает что-то еще, надо попытаться вытащить из него всю полезную информацию, а уж каким способом… Он знал на что иде-е-ет, — последнее слово он произносит уже в борьбе с настоящим львиным зевом. — Давай, если ты не можешь уснуть, то мы поменяемся местами.       — Хорошо, — так же безвольно, как и в прошлый раз, соглашаюсь я.       — Думаю ты знаешь, как вести караул, и мне не надо ничего тебе объяснять? — Я молча киваю в ответ. — Тогда разбуди меня часа через четыре, и я сменю тебя, — говорит он уже отвернувшись к стене, оставляя меня на посту.       Удачно, что сейчас конец лета, на улице тепло, но не жарко. И даже несмотря на частично разбитые окна мне не холодно. Какое, кстати, число? Я не могу дать ответа на это вопрос, потому что давно потеряла счет времени, проведенного под землей, в Тринадцатом. Час за часом я ответственно веду свою вахту, вооружившись маленьким пистолетом. Выручает, что у меня есть не только лук, на таком крошечном расстоянии он абсолютно бесполезен. Провожу долгие часы с мыслями о том, что вот-вот все закончится, и я снова смогу увидеть своих близких. Мечтаю, как мы спасем Джоанну и Энни, представляю лучезарное лицо Финника, как они поженятся, наконец-то станут свободны и счастливыми. И может быть даже обзаведутся маленькими Одеирами.       Мне почти удается взять тревогу под контроль, но усталость и постоянное напряжение берут верх ненавязчиво и незаметно. И вот полуночные фантазии уже превратились в полноценный сон: Я в своем старом желтом платье, сшитом Цинной для церемонии награждения после первых Голодных Игр, только в этом сне я действительно счастлива, влюблена и наивна. Мы кружимся в танце в центре толпы, я вижу светящуюся улыбку Финника в изумительном белом костюме и такую же радостную Энни в невесомой белой фате. Мы все вместе пляшем на луговине, когда ко мне подходит Хеймитч и шепчет на ухо: "Помни, кто твой настоящий враг".