«Даниэлю Диасу. Мистеру и миссис Рейнольдс. Вечнозелёная улица, 102. Бивер-Крик, Орегон, США».
Вскрыв его, он вынул две поляроидные фотографии. На одной был морской пейзаж Пуэрто-Лобоса, на другой Шон улыбался в камеру на фоне пляжа. Он выглядел почти так же, как раньше, только небольшие усики и бородка украшали лицо. Бабушка закончила разговор с дочерью и посмотрела на Даниэля. Он взмахнул рукой и фотографии одна за другой полетели в её сторону. Нисколько не удивившись, она поймала их и пошла к креслу, собираясь как следует рассмотреть. Добропорядочная христианка Клэр знала, что её младший внук — особенный мальчик. Она поняла это ещё шесть лет назад, когда Даниэль при помощи своей чудесной силы поднял шкаф, упавший на Стивена. С тех пор она считала способности внука божественным даром и не задавалась лишними вопросами об их происхождении, причинах и необходимости, ведь пути Господни неисповедимы. Даниэль рос прекрасным человеком, посещал воскресную мессу вместе с ней, долго стоял у алтаря. Иногда она видела его слёзы — плохой человек не станет плакать в такой момент. Он скучал по Шону, и они со Стивеном тоже скучали. Хотя она и отчитала его в первый раз, старший мальчик был ни в чём не виноват: он неплохо заботился о младшем брате, когда на них обрушились беды и лишения. Она часто молилась о нём, желая здоровья и счастья в Мексике. Конверт всё ещё был тяжёлым. Даниэль потряс им, внутри что-то шелестело. Он перевернул его и в ладонь высыпалась белая струйка. Старший брат как обычно отправил ему песок Пуэрто-Лобоса. «Как же я скучаю по Шону! Не надо было бросать его...» — подумал он, глядя на освещённую солнцем лужайку, и направился к лестнице на второй этаж.* * *
— Даниэль, Вулфи не объявился? — спросила Клэр, сидя в кресле. — Он никогда так долго не гулял. — Не видел, — пожал плечами Даниэль. — У собак такое бывает. Кушать захочет, вернётся. Бабушка кивнула, соглашаясь. — Шон выглядит чудесно, — сказала она, глядя на фотографию. — Мексика пошла ему на пользу. Он хороший мальчик, жаль, что всё так получилось. Она всегда говорила эти слова, читая его письма или рассматривая фотографии, младший внук был с ней согласен. Но Шона ему не хватало. Только расставшись с ним, он понял, насколько важную часть старший брат занимал в его жизни! Он помнил, как перед полицейским кордоном на границе Шон обессиленно уткнулся головой в руль, не зная, что делать дальше. Как он говорил, что сожалеет о своих ошибках, что старался как мог, что гордится Даниэлем и что папа тоже гордился бы. И что теперь Даниэль может сам устанавливать свои правила. И Даниэль установил. Он принял взвешенное, взрослое, первое полностью самостоятельное решение в своей жизни. У Шона в Америке не было будущего, единственный выход для него — жить в Мексике, он стремился туда и Даниэль до поры до времени стремился вместе с ним. Но старший брат воспитал хорошего человека, законопослушного американца, которому нечего делать в другой стране, его жизнь была здесь, рядом с родственниками. Он дружил с Крисом, ходил в школу, жил в большом доме, этой весной ему подарили машину. По словам Шона, папа тоже был доволен, что переехал в США. У Даниэля не было будущего в Мексике. «Обещай мне, что всегда будешь поступать правильно, — сказал ему тогда Шон. — Будь умницей, таким, как сейчас». «Я не хочу, чтобы нас разлучили, — ответил ему Даниэль. И разлучил их сам, выпрыгнув из машины в последний момент. Лёжа на асфальте, усыпанном битым стеклом, он провожал взглядом уезжающего Шона: — Надеюсь, ты найдёшь своё счастье в Мексике!» Теперь Шон где-то в другой стране... — Бабуль, я пойду к себе, — сказал он и поднялся в свою комнату. Когда-то они жили здесь вместе с братом, спали на одной кровати, дурачились. Шон успокаивал, если ему снились страшные сны, прижимал к себе, оберегал. Даниэлю этого не хватало. Устроившись в Мексике, Шон писал ему каждую неделю, иногда просто отправлял фотографии, но всегда в его письмах был белый мексиканский песок. Он никогда не жаловался, не говорил, что ему тяжело, но между строк сквозила паника. Даниэль чувствовал, что брату очень трудно — на новом месте, в незнакомой стране, без него. Хорошо, что Шон знал испанский, хоть какой-то плюс. Каждое письмо было праздником. Даниэль радовался и показывал их бабушке с дедушкой. Они все вместе читали вслух, сидя вечерами у камина. Он плакал одновременно от тоски, стыда и счастья — что старшего нет рядом, что из-за него брат оказался в другой стране, что у него постепенно налаживается жизнь. Он добрался до Пуэрто-Лобоса, потихоньку стал восстанавливать мастерскую отца, знакомился с соседями, даже рассказал, что к нему приезжала Кэссиди... Он писал целых три месяца, а в октябре перестал. Даниэль не мог понять, почему брат больше не пишет. Он отправлял ему письма каждый день, сперва вопросительные, потом удивлённые, потом требовательные и гневные, в итоге просто жалобные. Но ответа так и не получил. Они не знали, что и думать, Даниэль был в полном отчаянии. А к рождеству Шон ответил. Почерк у него был сперва неровный, но со временем стал лучше. Он писал, что сильно заболел и не мог держать ручку в руках, но дело пошло на поправку и теперь всё будет, как раньше. После получения первого после долгого перерыва письма в доме Рейнольдсов случился настоящий праздник, который затмил даже Рождество. Слава богу, с Шоном всё было в порядке!* * *
Примерно через год после того, как Шон уехал в Мексику, ближе к вечеру пришла Кэссиди. Бабушка не хотела пускать её на порог, ругалась и грозилась вызвать полицию. Но Даниэль был дома, услышал крики и спустился вниз. — Кэс! Он выскочил на крыльцо и бросился к ней на шею. Бабушка только всплеснула руками. Он никогда не любил Кэс — Шон уделял ей много внимания в Калифорнии, ему это не нравилось. Уже потом он понял, что эта была всего лишь глупая детская ревность. Тогда Кэссиди его бесила, теперь он обнимал её, обливаясь слезами. Пахло от неё поездами, дорогами, травкой и чем-то таким особенным, чем пахла только она. — Я так соскучился, Кэс! — Ах, Даниэль, я тоже скучала, — улыбнулась она, обнимая и гладя его по голове. — Ты так вырос! — Вы можете пройти, девушка, — сказала Клэр без особой охоты. Она видела, что происходит с внуком. — Спасибо, миссис Рейнольдс, — ответила Кэссиди. — Но я поговорю с ним снаружи, если вы не против. Даниэль, пройдёмся немного? Они шли вдоль улицы, он держал её за руку, рассказывал о своей жизни, о псе Вулфи, которого бабушка с дедушкой подарили на Рождество, о школе, о своём друге Крисе, живущем в соседнем доме... О чём угодно, лишь бы оттянуть тот момент, когда она станет рассказывать ему о себе и особенно о Шоне. Хотя больше всего на свете он хотел услышать именно о нём. — Даниэль... Вот и наступило. Он посмотрел на неё, отпустив руку. — Ты уже знаешь, что Шон?.. Тело его будто онемело. — ...умер. Он молчал. Только смотрел на неё огромными глазищами, из которых по щекам хлынули горячие ручьи. — Прости. Не хотела быть дурным вестником, это не в моём стиле. Она полезла в рюкзак и достала смятую газету. — Его убили, Даниэль, ещё в прошлом октябре. — Нет, Кэс, Шон жив! — внезапно закричал он. — Жив! Он пишет мне письма! — Даниэль! — крикнула она, протянув к нему руку. Но её внезапно оттолкнула незримая сила. Та самая, проявления которой она видела в доме Меррилла. — Шон жив! Жив! — орал Даниэль. Его лицо исказилось гримасой рыданий. — Убирайся! Я не хочу тебя больше видеть! Никогда! Она спешно уходила, подталкиваемая суперсилой, будто сильным ветром. Её розовые волосы извивались во все стороны, гитара нелепо болталась на спине. — Шон жив! — плакал Даниэль, стоя посреди улицы, и не мог остановиться. — Жив… Рядом валялась потрёпанная газета на испанском языке.* * *
В комнате Даниэль включил ноутбук. Запустил графический редактор, открыл папку «Шон». Внутри лежали многочисленные коллажи брата, в одиночку и с разными людьми, пляжные пейзажи, рисунки глазных повязок и протезов. Из ящика он достал поляроид и банку с белым песком. В глубине стола валялась газета пятилетней давности, открытая на странице с текстом:«Los jovenes estan muriendo Un residente local, Sean Díaz, fue asesinado en su casa, tenía 17 años».
Газета была немного погрызена, на ней виднелись следы собачьих зубов и засохшей крови. — Прости, Вулфи, — сказал Даниэль, вздохнув, — я испугался, что её кто-то увидит, и немного перестарался... Склонившись над листом бумаги, Даниэль взял ручку. Сегодня старший брат напишет очередное письмо. Он принялся уверенно выводить почерком Шона: «Здравствуйте, бабушка Клэр и дедушка Стивен! Привет, мой любимый волчонок Даниэль! Братья волки всегда вместе, даже если они далеко друг от друга! У меня всё хорошо, в Мексике стоит чудесная погода, море тёплое, на небе ни облачка, днём даже невозможно выйти на улицу. Мастерская процветает, я зарабатываю много денег и очень скучаю по всем вам…»