После бала

Мистер Найтли молчал, теребя повязки на своих ладонях. Эмма поняла, что он не намерен помогать ей с продолжением беседы. Да и, откровенно говоря, она понимала, что их объяснение — то, ради чего проделан такой долгий и непростой путь, — целиком и полностью лежит на её плечах. — Мистер Найтли, не могу передать словами, как взволновало всех нас ваше внезапное исчезновение, — начала Эмма. — Искренне прошу меня извинить, — ответил мистер Найтли, — я не преследовал цель заставить кого-либо волноваться. Уезжая, я отдал слугам распоряжение отвечать, что отлучился по делам. — Но вы не сообщили, куда именно отлучились! — запальчиво воскликнула Эмма. — В этом и был весь смысл… мисс Вудхаус. Мистер Найтли упрямо сжал губы, не сводя голубых глаз с её разгневанного лица. — И по каким таким делам? — продолжила Эмма, ожесточённо тыча зонтом в ни в чём не повинную землю. — Убирать овёс на ферме Роберта Мартина? Я не совсем понимаю вас и мотивы ваших последних поступков, мистер Найтли. Что означает это уединение? Эта таинственность? Стремительность, с которой вы удалились от общества ваших добрых друзей и… меня? — Боюсь, у меня совсем не осталось мужества объяснять вам свои мотивы, мисс Вудхаус. — Почему не осталось? И почему вы уехали? Ну почему, почему? Вместо ответа мистер Найтли одарил её долгим пронизывающим взглядом. Подул небольшой ветерок, солнце вспыхнуло по окружности ярким розоватым пламенем и скрылось за пурпурными облаками, сгрудившимися у горизонта. Эмма поёжилась, но не от холода, который принёс ей этот порыв, а от холода, плескавшегося в голубых глазах напротив. — Я не счёл уместным оставаться подле вас, мисс Вудхаус, после бала и после того, как получил от вас вполне прямой и недвусмысленный ответ на свой вопрос, — тон мистера Найтли стал значительно резче, что не могло не задеть её. — Вы не задали никакого прямого вопроса, мистер Найтли, чтобы получить прямой ответ! — ответила Эмма, всё больше распаляясь. — То, что я услышал и, самое главное, увидел тогда, мисс Вудхаус, было красноречивее тысячи слов! С каждым новым витком беседы, стремительно перетекавшей в жаркий спор, расстояние между ними сокращалось, и, сделав шаг после очередной гневной реплики, мистер Найтли оказался в каких-то сантиметрах от Эммы. Она непроизвольно отметила, что его аристократическая бледность сдалась на милость нескольким дням, проведённым на свежем воздухе под ярким летним солнцем. Вокруг носа появились крошечные, но всё же заметные веснушки, а кожа лица приобрела лёгкий красивый загар. Эти детали, а так же сверкающие ярко-голубые глаза, взлохмаченные волосы и приоткрытые губы мистера Найтли, почему-то до чрезвычайности взволновали Эмму, и она самым малодушным образом отступила. Это отрезвило её собеседника, и он тоже, стушевавшись, сделал шаг назад, продолжая хранить молчание. Эмма злилась. На то у неё было две причины. Во-первых, поведение мистера Найтли ясно свидетельствовало, что из трезвомыслящего, рассудительного мужчины он превратился в довольно мнительного и ревнивого субъекта. Подумать только! До Эммы начало постепенно доходить, что всё его предубеждение к Фрэнку Черчиллю, все насмешки над его «высоким ростом» и «приятной наружностью», все острые шпильки, отпущенные относительно привязанности к богатой тётушке, всё это могло означать только одно… Мистер Найтли ревновал! Но следующая причина тревожила Эмму гораздо больше — она не могла понять саму себя. Это волнение, это томление в сердце, странные слова и странные поступки, которые исходили от неё самой, обескураживали и сбивали с толку. Она чувствовала в себе огромное желание хоть с кем-то поделиться своими переживаниями, но не находила достойной кандидатуры. Для Харриет Эмма сама была наставницей, более опытной и смышлёной в житейских и уж тем более сердечных вопросах, и не могла облегчить перед подругой душу. А миссис Уэстон — слишком заинтересованная сторона, с которой негоже было обсуждать Фрэнка Черчилля и прочих особ мужского пола. Да и новобрачная сейчас была занята обустройством собственного семейного очага, и Эмма считала, что не следует отвлекать бывшую гувернантку от столь увлекательного занятия. В очередной раз Эмма попыталась выкинуть из головы непрошеные размышления. Ведь здесь и сейчас разворачивалась проблема посерьёзней, чем путаница в её сердце. Если мистер Найтли решил злиться и избегать её, что ж!.. Она не собирается никого ни в чём переубеждать. У Эммы Вудхаус тоже есть гордость и, кажется, даже больше, чем нужно. Не глядя больше ему в лицо, она отступила ещё на пару шагов. Он сделал какое-то движение по направлению к ней, краем глаза Эмма уловила протянутую к ней ладонь, которая затем безвольно опустилась. — Простите, мистер Найтли, что побеспокоила вас в уединении… — Эмма!.. — Нет, правда. Это было большой ошибкой с моей стороны, просто я позволила себе надеяться, что вы бы никогда не заставили меня беспокоиться. — Я бы никогда!.. — О, там какие-то люди, посмотрите! Где же они были, когда я блуждала в этом овсе часом ранее? Забавно, не так ли? Я попрошу их проводить меня до дома Мартинов или хотя бы указать дорогу. — Эмма! — Ещё раз извините, что отвлекла вас от работы, солнце скоро сядет, а вы ещё не закончили. Или закончили? Впрочем, не важно. Я, пожалуй, пойду… К ним приблизились четверо мужчин, самый старший из них шёл впереди. Сняв широкополую шляпу, он с почтением поклонился: — Мистер Найтли, сэр… Мистер Мартин просил передать, что ждёт вас у амбара, если вы управились. — Спасибо, Фред, — пробормотал мистер Найтли. — Мы с ребятами приберёмся тут, чтоб снопы роса не побила, — продолжал мужчина. Эмма потопталась на месте, слушая этот скучнейший диалог, а затем развернулась и направилась в ту сторону, откуда пришла четвёрка. — Мисс Вудхаус! — окликнул её мистер Найтли и в два шага оказался рядом. — Я провожу вас. — Не хочу препятствовать вашей встрече с мистером Мартином возле амбара, — язвительно ответила Эмма. — Я дойду сама! Она быстро зашагала прочь, оставляя застывшего мистера Найтли посреди поля. Он больше не пытался её догнать. Как ни странно, вскоре на горизонте показался фермерский дом с высокой каминной трубой. Или же это Эмма настолько погрузилась в себя, что долгая дорога пролетела для неё как одно мгновение. Харриет и мисс Элизабет Мартин несказанно обрадовались возвращению блудной гостьи, они-то считали, что она как минимум сбилась с пути и не смогла найти обратную дорогу. А мисс Элизабет даже бегала проверять компостную яму на предмет обнаружения там Эммы Вудхаус. Если раньше подобное заявление разбередило бы тонкие струны её души, то сейчас Эмма только вяло пожала плечами и, сохраняя молчание, заняла кресло у камина в ожидании ужина. Первым явился мистер Мартин в сопровождении младшей сестры. Эмма поприветствовала мисс Кэтрин, а вот её брата не удостоила вниманием. Впрочем, мистер Мартин отнюдь не выглядел расстроенным и быстро нашёл утешение в обществе Харриет Смит. Эмма с неудовольствием наблюдала, как подруга расцветает под робкими взглядами Роберта Мартина, как широко улыбается его шуткам, каким восторгом наполняются её глаза от рассказов о ферме, коровах и урожае. Вся имеющаяся в её запасе гамма выражений лиц не могла в полной мере передать ощущаемого негодования. И только появление в столовой мистера Найтли смогло отвлечь Эмму от вопиющего поведения Харриет. Мистер Найтли явился к ужину при полном параде: его наряд выглядел безупречно, как и подобает выглядеть наряду джентльмена, если бы тот собирался явиться на званый ужин в Хартфилд или даже Энскум, а не к застолью фермеров. Вид у мистера Найтли был отстранённый и сдержанный. Он едва-едва взглянул на Эмму и почтительно поклонился. Её сердце разрывалось от противоречий: то ей хотелось броситься к нему с объяснениями и восстановить их прерванную дружбу, то она порывалась встать и демонстративно покинуть и эту ферму, и мистера Найтли навсегда, чтобы уединиться в отцовском доме и страдать, страдать, страдать... Миссис Мартин представила последних гостей — мистера и миссис Миллер с соседней фермы — и пригласила всех к столу. Эмму усадили между матерью почтенного семейства и мисс Элизабет, а возглавил застолье Роберт Мартин с одной стороны и мистер Найтли — с другой. Напротив Эммы расположились Харриет, Миллеры и мисс Кэтрин Мартин. Ужин начали с молитвы, хотя прежде ни один приём пищи на званых вечерах, которые посещала Эмма, не начинался так, даже если на них присутствовал мистер Элтон. Ей было неуютно, казалось, что и остальные приглашённые, и хозяева только и ждут того, чтобы увидеть, что сделает или скажет мисс Вудхаус. Даже к еде никто не решался притронуться первым, пока этого не сделает Эмма. — Как здоровье вашего батюшки, мисс Вудхаус? — чтобы немного разрядить обстановку, поинтересовалась миссис Мартин. — Благодарю, он вполне здоров, — ответила Эмма. Тогда миссис Мартин переключила внимание на Миллеров, и беседа потекла по весьма спокойному руслу, касаясь городских новостей, а также свадеб, рождения детей и смертей у их общих знакомых. Эмма находила атмосферу, воцарившуюся за столом, весьма недурной. Здесь не было громогласной и говорливой мисс Бейтс, отсутствовал немного занудный мистер Элтон со своей несносной супругой и не находилось и следа милой, доброй, скромной, идеальной практически во всём Джейн Фэрфакс. Роберт Мартин хранил сдержанное молчание, изредка позволяя себе вставить пару-тройку фраз по обсуждаемой теме, а его сёстры также приятно поражали неразговорчивостью. Лишь один-единственный раз мисс Элизабет Мартин высказала своё мнение по поводу прочитанного романа, и это разбило Эмме сердце. Она перехватила взгляд мистера Найтли, брошенный на девушку, взгляд, полный умиления и теплоты. — Я надеюсь, мисс Вудхаус, ваши добрые друзья Уэстоны утешились с приездом в Рэндаллс Фрэнка Черчилля? — с улыбкой проговорила миссис Мартин. — Даже очень, — кивнула Эмма. — Общество мистера Черчилля может осчастливить всякого, а тем более такого щедрого и любящего отца, как мистер Уэстон. — Уверена, мистер Уэстон надеется, что у его сына появится более веский повод почаще бывать в Хайбери, мисс Вудхаус, — многозначительно взглянув на неё, изрекла миссис Миллер. Эмма вспыхнула и непроизвольно перевела взгляд на мистера Найтли. Тот поспешил отвести глаза. — Думаю, вы ошибаетесь, — резко ответила Эмма. — У мистера Черчилля нет никакого иного повода оставаться здесь, кроме его привязанности к мистеру Уэстону.