POV Г и д е о н
— Эта пещера бесконечная! Я был бы полностью согласен с утверждением брата, если бы расслышал его за безрезультатными попытками понять мышление своей девушки. Меня беспокоила Гвен и её просто феноменальная особенность доводить меня до чёртиков. Неужели она не понимает, что я в первую очередь забочусь о её безопасности? — Гидеон? Я как бы и слушал Рафаэля, и как бы и нет – был где-то в прострации, жалея, что не пошёл за девочками, а остался стоять на месте, как вкопанный, разглядывая узкий проход, за которым они скрылись, и очнулся лишь, когда Раф настойчиво потянул меня в другую сторону. — Слушай, приятель, и так на душе кошки скребутся, а тут ещё ты в странном состоянии, — он пару раз хлопнул меня по плечу, привлекая внимание. Это несколько отрезвляюще подействовало. — Ну и что на тебя нашло? —У меня такое чувство, что с Гвен что-то не так. Она…— я запнулся, подбирая верный эпитет, точно охарактеризовавший бы ситуацию. — … нервная? —предположил Раф, а после зачем-то полез в рюкзак. — Думаю, братишка, это возрастное. Все девушки рано или поздно превращаются из милых ангелочков в бешеных фурий, — он пожал плечами, параллельно откусывая кусочек батончика, из-за которого он и копошился в сумке, приостанавливая движение. — Она и не была никогда ангелочком,— слова брата заставили меня задуматься. Гвен была полной противоположностью идеальной девушки, образ которой сложился у меня в голове задолго до нашей встречи – он был построен на идеалах чуть ли не восемнадцатого века. Это не так уж удивительно, ведь с самого детства меня готовили к моей миссии, прививая мне манеры настоящего джентльмена, а Шарлотте соответственно истинной леди. Меня окружали, в основном, мужчины с консервативным взглядом на мир и я невольно сам стал одним из них, по крайней мере, был им пока не встретил её. Как бы пафосно это не звучало, но она перевернула мой мир, заставив посмотреть на вещи под другим углом. Её точка зрения чаще всего не совпадала с моей, но что ещё больше меня нервировало, так это то, что она была готова её отстаивать, а к этому я готов не был. Гвен с первой же минуты дала понять, что стать второй Шарлоттой у неё не выйдет. И отнюдь не потому что было слишком тяжело выучить всё то, чему нас учили долгие годы, пока она жила жизнью обычного подростка, не подозревая о своём даре. Нет. Она просто не хотела быть кем-то другим. Гвен, что бы ни случилось, всегда оставалось самой собой. — Гидеон, мне нравится, когда меня слушают!— терпение Рафаэля было на исходе. — Прости, — смутился я, пообещав и ему, и себе, что такого больше не повторится. Не могу же я, в самом-то деле, постоянно думать о ней? Или могу? Я тяжело вздохнул, — задумался. — Ты только и делаешь, что думаешь, — хмыкнул Раф. — Кто-то же должен это делать, — съязвил я. Мы как раз завернули за угол, попав в очередной коридор, который вёл – о Боги! – в тупик. Каменная глыба отделяла нас от, возможно, степных пейзажей ущелья, а может открывала вид на прозрачные воды реки, которые вместе с холодным течением унесут нашу тайну пребывания здесь. — Может во мне говорит усталость, однако я никогда не был так рад, — Раф прислонился к стене и… — Да чтоб меня! — … едва не провалился в пропасть, когда неустойчивая конструкция, из абы как наваленных камней, вмиг развалилась и стремительно полетела вниз. — Если бы мне не было так досадно, я бы тебя похвалил. — Какого чёрта? — так как он в упор глядел на меня, лишь изредка бросая косые взгляды через плечо на противоположный берег Калавона, вид на который нам открылся минутой ранее, я пришёл к выводу, что братишка больше удивлён моей странной реакцией, а не испуган. — Я надеялся, что это обычная стена, — я кивнул в сторону пробоины, — но как оказалось весьма оригинальная ловушка. — О, отлично. На нас теперь ловушки расставлены. — Мои надежды на то, что Граф не знает о нашем пребывании в его самом лучшем убежище, только что провалились в эту пропасть, — я прислонился к более устойчивой стене, наблюдая за красноречивой мимикой брата. — А тот факт, что я едва не провалился в пропасть вместе с твоими надеждами, хоть немного тебя волнует? – на момент окончания этого предложения я насчитал целых пять эмоций, сменивших друг друга в рекордное время. — Не провалился же, — хмыкнул я.POV Г в е н д о л и н
— Крыса! — чуть громче прежнего, наблюдая за маленькими перебежками серого и весьма худого грызуна – видимо голодает бедный, - констатировала я факт. В любой другой ситуации, особенно оставшись с ним один на один в кромешной тьме, я бы завизжала, но сейчас меня больше пробирала жалость, чем страх. Не хотелось бы мне жить в этом сыром, до ужаса мрачном и унылом месте. Другое дело упитанные и высокомерно-наглые, хитрожопые крысы, не желающие оставить меня в покое в собственном доме. — Кто? — встрепенулась Лесли. — Знаешь, другие эпитеты хоть и были несколько обидными, однако, просто идеально вписывались в его характер, но крыса… Я хмыкнула и посветила на грызуна, который тут же сжался, превратившись в пушистый комочек, и жалобно запищал. Эта картина была настолько милой, что я поймала себя на интересной мысли: а ведь эти зверьки не такие уж и страшные. И тут я рассмеялась. Громко, нервно, даже пугающе. Напоминая наконец-то окончательно свихнувшегося пациента лечебницы. Знал бы только Граф, чего добился… — Гвен, ты чего? — не на шутку встревожилась Лесли. — Всё хорошо, — я отдышалась, — правда – ничего. — Ты меня пугаешь, Гвен. — Поверь, не только тебя. Лесли хотела ещё что-то сказать – я видела это, знала. Она едва шевелила губами, будто пробуя на вкус подобранные слова, но они, видимо неподходящие, так и не сорвались с уст, и мы продолжили путь, оставив где-то позади облегчённо вздохнувшего зверька. — И всё-таки, Гвен, ты не должна винить его в излишней осторожности, - а я-то надеялась, что мы ещё немного пройдёмся в тишине. — В конце концов, тебе ведь грозит опасность! — и вот мы снова вернулись к изначальной, ставшей весьма тривиальной за это время, теме беседы. — И тем не менее это вовсе не повод опекать меня, будто тепличное растение, за которым нужен глаз да глаз, — буркнула я, всем видом стараясь показать, что не имею ни малейшего желания продолжать этот бессмысленный разговор. Я ведь даже начинать его не хотела! И это ведь она, Лесли, завела пластинку. Первая начала возмущаться поведением Гидеона! А теперь видите ли он герой, а я неблагодарная стерва, которой всё не так. Остаётся только гадать, как он, бедняжка, только терпит меня. — Вы оба хороши, — похоже, последнее предложение я-таки произнесла вслух. — Вот у меня с Рафаэлем всё как-то более спокойно. Мы практически никогда не ссоримся. Я не смогла не сдержать ехидный смешок, параллельно вспоминая как у них было всё «хорошо» перед самым отъездом из Антиба. Тогда у Лесли можно было чётко различить все синдромы ПМС в самой, что ни на есть, прогрессирующей стадии. Даже мне досталось на орехи! — Что? — Лесли несколько покоробила моя неоднозначная, отвергающая её заявление, реакция. — Да ничего… Просто из вас спокойная парочка, как из меня… — я призадумалась. Как же не легко даются подобные сравнения! Ну и кто из меня? — … балерина! — выпалила я первое, среднестатистическое и весьма неоригинальное, но всё-таки пришедшее на ум в рекордно короткий срок. — По сравнению с вами – идеальная! И тут я остановилась, хотя скорее замерла - приросла к земле, не имея возможности пошевелится. Слова, сказанные без скрытого умысла, уже давно должны были испариться, умчаться в несусветную даль, а я – забыть о них. Но по не понятной мне причине, они мельтешили у меня в голове, провоцирую неизведанные струны моего сознания. — Слушай, Гвен, я вовсе не это имела ввиду… — она опешила, вероятно почувствовав… вдохнув воздух, на этот раз пропитанный не только испарениями аммиака и отвратительным гниением трупов мелкой дичи, но и горечью, пока что до конца не осознанным сожалением, которым дышала я. — Я знаю, — на удивление спокойно ответила я и поспешила перевести тему на более нейтральную, ни каким боком не задевающую Гидеона, Ложу, Графа и всё, что как-либо касается этого. Мне больше не хотелось тишины. Моё воображение нарисовало мне вполне реальную картинку, которая идеально сочеталась с моими желаниями: в домашней обстановке, возможно даже у меня в комнате, я как ни в чём не бывало болтаю со своей лучшей подругой, будто бы и не было этих удушливых стен и мрачных бесконечных коридоров, пугающих теней и неприятных звуков. Но реальность уничтожила ту доверительную атмосферу, выстроить которую было не так уж и просто. Она прорвалась через не слишком прочный барьер отчуждённости, предоставив нам выбор… снова. Мы не могли повернуть назад – это читалась в моих сверкающих проблесками надежды глазах и не уверенных, умоляющих словах Лесли, которая безуспешно пыталась привести все возможные доводы, прекрасно понимая, что я приведу контраргументы и всё-таки будет по-моему. Не так уж и долго она сопротивлялась и мы разделились, но с небольшими условиями, согласно коим через двадцать минут мы должны вернуться. Честно признаться, мне было страшно. Это удивляет меня саму, но тем не менее. Я будто предчувствовала что-то плохое, но ноги сами несли всё дальше и дальше от так называемого будущего «места встречи», когда вероятнее мы вернёмся с пустыми руками или сообщением об очередном разветвлении дороги. Как назло, мне всё чудился и чудился тихий шёпот. Зловещий шёпот. От него мурашки по коже. Мне даже пришлось накинуть на плечи лёгкую кофточку, по счастливой случайности, ну ладно - предусмотрительности Энн, собиравшей наши рюкзаки, - оказавшейся среди других необходимых в любом походе вещах. Я то и дело оборачивалась, проверяя наличие преследования или странных теней, прислушивалась к каждому шороху, а также проклинала фонарик, который освещал лишь четверть необходимого пространства. Я даже на потолок светила, представляя огромную паучиху, которая так и ждала подходящего момента, чтобы преградить мне дорогу, накинуться и сожрать в лучших традициях жанра. Теперь я материла на чём свет стоит любой ужастик, просмотренный мною ранее. Разве что «Челюсти» пришлось обойти стороной, хотя чувствую ненадолго. В следующий раз точно придётся переться за аквалангом. А что? Всё остальное мы вроде прошли. Вдруг послышался приглушённый стон, а затем лязг… чёрт возьми, цепей! Не то, чтобы я раньше слышала этот звук и тем не менее сейчас просто уверена в правдивости своей догадки. Я рванула вперёд, чуть не врезалась в незамеченную стену (я отбросила фонарик с перепугу), свернула и увидела то, что так боялась и одновременно желала. — Шарлотта! Я кинулась к сестре, прикованной металлическими цепями и лежавшей прямо на холодном каменном полу в каких-то лохмотьях, и заключила в объятия её неподвижное тело. Я не могла сдержать слёзы счастья, которые так и текли, грозя для пещеры превратиться в целое солёное озеро. Я зарылась носом в её волосы, приглушая свои рыдания. Я ожидала вновь почувствовать терпкий цветочный аромат, коим во всём доме и школе пахла лишь она. Но я всё также продолжала вдыхать зловония, коими пропиталась вся пещера. Её шелковистые волосы, которыми я в тайне восхищалась и которые сейчас поглаживала, не веря своим глазам, были спутанными и жирными на ощупь. Но ведь это поправимо. Она обязательно, как только мы выберемся, приведёт их в порядок. Они вновь станут такими же рыжими, такими же пышными… Мы снова увидим её улыбку. Её яркую, солнечную и ослепительно-загадочную улыбку Моны Лизы. Главное, что мы нашли её! Я нашла её! Она спасена! Жива! Шарлотта, сестра, жива… Жива… Но почему она молчит? Почему не реагирует? — Шарлотта! Я крикнула ещё раз. И ещё раз. И ещё раз. Она молчала. Я слышала лишь эхо. Моё эхо. И шёпот. Чужой. Проникающий в самую суть. Пронзающий моё тело тысячью стрел. Использующий моё сердце в качестве груши для битья, а мою душу в качестве коврика под ногами. — Шарлотта! Прошу тебя! Я не сдавалась. Продолжала тормошить её, пыталась разбудить. Она ведь спит! Это всего лишь сон. Её сон. Или мой… Мой, да? Это всё сон. Всего лишь сон. Чудовищный сон. Это даже не реально. Это всё не может происходить в действительности. Не может! Не со мной и не теперь. — Прошу тебя… Она такая хрупкая, словно хрустальные бокалы, что достаются из фамильного сервиза только в особые случаи. Обычно на её дни рождения… Она такая бледная, холодная, будто неживая. «Неживая», - повторила я про себя, пробуя на вкус это тошнотворное слово. Шарлотта всегда была более, чем живой. Так что изменилось сейчас? Столько жизненных сил, энергии, планов, желаний… И что осталось сейчас? Гроб, могила, похоронный марш?... Неужели из-за меня? Неужели я всему виной? Я… Это моя вина! Она мертва… Мертва! И это моя вина! Боже мой, Гвендолин! Гвендолин! Гвендолин, что же ты наделала! — Что же я наделала? — повторила я уже в голос. Слёз не было. Закончились. Иссякли. Высохли. Я лишь продолжила сжимать в объятиях бездыханное тело сестры, которую погубила. А в моей голове всё продолжал нашёптывать голос. Он уже не был устрашающим. Я не боялась. Мне уже нечего боятся. Боль и так взяла меня в тиски - держит крепко, вонзаясь насквозь в моё тело острыми когтями. И всё же я что-то чувствую. Что-то незаметное. Мне не больно. Вовсе нет. «Я заслужила», - последнее, что промелькнуло в несвязанных мыслях прежде, чем я распласталась на каменных плитах, наконец-то забывшись во сне. Небольшая передышка. Ведь это ещё не конец. Всё только начинается.
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.