Dope show.

      Дворники еле справлялись с потоком воды, летящий тяжелыми каплями с неба. В салоне автомобиля было невыносимо душно, стёкла запотели. В зубах тлела сигарета. Ей не хотелось возвращаться туда. Тихие всхлипы рушили идеальную тишину. Не могла найти в себе силы, чтобы вернуться. Не сейчас и не здесь. Холодно плечам и сердцу. В душе что-то гулко стучало, желая вырваться наружу. Противный как никогда рингтон на телефоне и вовсе заставил её разрыдаться от собственной жалости. Тоска. Какая тоска...

***

Находясь словно на допросе в камере пыток, пыталась держать себя в руках. Не понимала что делала здесь сейчас и как могла допустить такую ошибку, устроившись на работу в этой компании. Тошнотворный комок в горле выворачивал наизнанку, а шум в ушах почти сводил с ума. Уже не слышала криков начальника, глядя лишь на своё отражение в стеклянной двери шкафчика. До чего же изменилась за последний месяц. Стала роковой красоткой, желающей подчинить себе все и вся. Но вместе с тем не была утрачена эта паршивая наивность и мечтательность. Прокручивая одни и те же слова в своей голове, сжимала кулаки под столом. И дай бог сдержать в себе весь гнев, не настучать начальнику по голове. — Как же я устал от вас! — Обессилено выдохнул он, швыряя очки на стол. Потёр глаза и как будто бы переступая своё нежелание, посмотрел на неё снова. Внутри все пылало от гнева и стыда. — Значит так. Даю вам новое задание. Выклянчите, выкупите, узнайте, в общем любыми путями выпытывайте номер Хоакина Феникса и берите интервью. К следующей верстке номера оно должно быть в идеальном состоянии. — Верстка завтра в восемь утра. Вы серьезно полагаете, что я буду этим заниматься? Он встал со стула и вмиг оказался рядом с ней. Положив горячие руки ей на плечи, нагнулся к уху, обжигая горячим дыханием. У неё пересохло в горле, и бешено застучало сердце. — Серьезно. А если не успеете, то будете немедленно уволены. И других вариантов у вас нет. — Противно шептал он, вгоняя девушку в состояние на грани обморока. Магнолия вскочила со стула в туже минуту и вылетела из кабинета. Её обуздала такая злость, что она сама не заметила, как оказалась на улице. Сердце выпрыгивало из груди, а легкие будто наполнились мельчайшими частичками песка. Она остановилась недалеко от парковки, вытаскивая из сумочки пачку сигарет. Все было как в тумане, как будто она была в глубоком сне. Обрывки памяти лишь чудом запоминали все движения и смену обстановки за пределом внутреннего мира. Ей не хотелось ничего, кроме как оказаться в руках у Джонни. Он единственный, кто мог бы унять её пыл и подчинить своему вселенскому спокойствию. Но его не было рядом, его не было даже в этом городе. И эта досада душила её. С каждой затяжкой дышать было трудно, кашель выворачивал легкие наружу. В глазах темнело, уши заложило. Невыносимое состояние. Едва стояла на ногах, держа в руках волосы. Тошнота, не дающая ей покоя с самого утра наконец-то вырвалась. И нет, легче не стало. Стало ещё паршивее от того, что она испортила чью-то красивую аккуратно постриженную клумбу с недавно зацветшими тюльпанами. Встаёт с колен, отряхнув платье от земли. — С вами все в порядке? — Красивая девушка с бритой головой и вызывающим макияжем оказалась очень не вовремя и совсем неожиданно. — А что не видно? — Истерично выпалила Магнолия, утирая рот салфеткой. — Доведите меня до машины, пожалуйста. — Сорвалась на шёпот. Бросив сигарету в ту же уничтоженную клумбу, незнакомка схватила её на руки и пошла в сторону заправки. У Магнолии не было сил, чтобы удивиться этому. Она лишь пальцем ткнула в машину, стоявшую третьей в левом ряду. Эту машину ей одолжил Джонни накануне отъезда. Это одна из его любимых машин. На возмутительные отговорки Магнолии он сказал, что ему ничего для неё не жалко, даже если машина будет уничтожена. Это воспоминание нахлынуло на неё, отчего она разрыдалась прямо в шею девушки, которую знала от силы минуты три. Та прижала её крепче к себе, гладя по плечу ухоженной рукой.

***

В последний раз так паршиво Магнолия чувствовала себя, когда переборщила с коньяком на выпускном в институте. Некоторое время она спала в очень неудобной позе. Затекла шея, безумно ныла голова в лобной доли. Еле поднявшись сначала на локти, а потом и совсем, с трудом разлепила опухшие глаза. Её платье пахло отвратительно. Темная пустая комната напугала её не на шутку. Она явно не дома. Последнее, что она помнила, так это яркую татуировку змеи на шее незнакомки. Очевидно та не знала куда её деть. Проблема в том, что это место не совсем походит на комнату в доме или квартире. Скорее она проснулась в подвале, чем в просто неосвещенной спальне. Сквозь непроглядную темноту не было видно ничего. Рядом с собой она не нашла своей сумки. Вскочив с матраса, побежала. Но затёкшие ноги не дали ей добраться до двери. Она с грохотом рухнула, ударившись о какой-то предмет. Через пару минут послышались шаги, и распахнулась дверь. — О, проснулась? — Громко щёлкнув по выключателю, девушка подбежала к Магнолии. — Аккуратней надо быть, просыпаясь в незнакомом месте. Куда полетела то? Приподняла девушку и усадила на кровать. Магнолия осмотрелась. Это была спальня. Так и хотелось хлопнуть себя по лбу за глупые мысли про сырой подвал. Незнакомка раскрыла шторы. За окном глубокая ночь. Магнолия опустила голову в руки и выдохнула. Такое пробуждение может напугать любую, даже самую отчаявшуюся, девушку. — Спасибо, что дала возможность поспать. Не помню, когда нормально спала. Мне пора. — Уверена? Видела бы ты сейчас себя в зеркало. Смотреть страшно. Вся бледная, глаза красные, волосы слиплись. Фу, жуть. Пойдём. Примешь душ, поужинаешь, и я, так уж и быть, отпущу тебя домой. Хотя нет, довезу сама. Вдруг куда попадёшь ещё. — Что? О, нет. Ваше добродушие и гостеприимность мне не нужны. Спасибо. — Я и не собиралась тебя спрашивать. Все будет так, как я скажу. Магнолия почувствовала власть над собой, но даже не стала перечить - ей действительно необходим горячий душ и плотный ужин. Иначе нет сил унести отсюда ноги. Девушка молча кивнула ей несколько раз, отчаянно вздохнув. Хозяйка дома тут же вскочила с кровати, порхая от тумбочки к тумбочке. Набрав полный комплект из полотенец, сменной одежды и косметички, отправила Магнолию в душ. Внешний вид девушки и правда был пугающим. Слипшиеся у лица волосы возвращали её в обед, когда она блевала за углом от входа в здание редакции. Поскорее сбросив одежду, встаёт под горячие струи воды. Они тут же начали хлестать белоснежную кожу. Стирала с лица остатки туши и пудры, тщетно терла кожу мочалкой, отчаянно вычищала из волос тошнотворный запах. В целом на душ ушло минут сорок. Только после этого можно было сказать, что она в какой-то мере ожила. Это было самое отвратительное пробуждение и самая отвратительная ночь. Без Джонни. Вне дома, вне зоны комфорта. Без вина и сигарет. В чужом доме с незнакомкой. — Тебе там какой-то Джонни названивал. Я написала смску, чтобы он не волновался, ты занята на работе. Он попросил перезвонить когда ты освободишься. — Сказала она, ставя тарелку с только что снятым с плиты омлетом. — Ешь. — И ушла с кухни. Магнолия совсем не хотела есть. Она тут же вытащила из сумочки телефон, набрав номер Джонни. Один его голос поможет ей успокоить взбудораженный мозг и унять дрожь в теле. Но длинные гудки гасили в ней надежду, а ведь она до последнего ждала, когда он ответит. Кое-как затолкала в себя еду и вымыла тарелку. Ей не хотелось вспоминать, как она потом из последних сил добиралась до дома, парковала машину и отчаянно звонила Джонни ещё раз двадцать в надежде, что он ответит и успокоит её. Уже под утро обессилено отрубилась на диване в гостиной. В пробуждении также не было покоя, как и во сне. Снилась какая-то безысходность, мрак и тоска. Это первый черно-белый сон и без участия в нем Джонни. Она не помнила вчерашний день абсолютно. Не помнила как проводила его в аэропорт, а сама помчалась на работу. Не помнила как очутилась у Джелли, той девушки с бритой головой. Выпив целую бутылку воды, постепенно стала приходить в себя. Поставила разряженный телефон на зарядку и поставила на плиту турку с кофе. — Джонни! Боже мой, я так счастлива слышать твой голос. Как у тебя дела? Все хорошо? Боже, я счастлива. Когда будешь дома? Послезавтра? Можно я прилечу к тебе? Ну Джонни, пожалуйста. Я умираю от тоски. Пожалуйста. Я уже очень при очень соскучилась. Почему ты не хочешь этого понять? Я здесь совсем одна. Как в аду каком-то. — Беззаботно болтала она, сидя в халате на балконе в лучах дневного солнца. — Ты же понимаешь, что я скоро буду. Потерпи ещё каких-то два дня. Обещаю тебе, что ближайшую неделю мы будем только вдвоём. Нужно уметь ждать, да? — Отвечал он, гася сигарету в пепельнице. Дни летели очень быстро. Два дня прошли в минуту. За это время она успела несколько раз сделать перестановку в их любимой с Джонни комнате, перемыть все кисти, съездить за новой партией вина и сигарет. В общем сделала все, чтобы быть готовой к приезду любимого. Сердце трепетало неимоверно. И вот он момент X. Когда ты наконец-то сбрасываешь с себя тяжкий груз тоски и мрака. Окунаешься с головой в бесконечную страсть. Целуешь его до изнеможения, любуешься им будто бы не видела целую вечность. Пьёшь вино и не пьянеешь. Трахаешься и не можешь остановиться, не можешь насытиться. Их жизнь была безумием. Сильным кровожадным безумием. И если оно когда-нибудь закончится, то им не жить обоим. Это чувство, которое, как правило, ускользает слишком быстро и не оставляет тебе ничего, кроме разбитого сердца и умирающей души. Это всё равно что вспарывать себе ножом живот раз за разом вытаскивая оттуда рой необыкновенных бабочек, которые залетят обратно через мгновение ока. — Я поняла, что попала. Я не могу без тебя ни дня. Эта чёртова любовь и... страсть... они сводят меня с ума, Джонни. Ты слышишь меня? Я не вижу ничего без тебя, не слышу привычных звуков, для меня не существует запахов без тебя. Я никто и ничто, когда ты не рядом. Не могу в это поверить. — Говорила она, лёжа рядом с ним в спальне. — Скажи, что ты испытываешь тоже самое. Иначе я свихнусь быстрее, чем этого можно ожидать. Пожалуйста ответь, что чувствуешь тоже самое. Джонни. Снова начала целовать его, стараясь сдержать слезы. Которые все-таки успевают упасть на щёки. Целует губы, щеки, подбородок, водя руками по голому торсу. Он что-то говорил, очень долго, монотонно, многослойно. Но она не слышала. Слишком погрузилась в свои мысли, которые как жужжащий рой пчёл твердил ей «ты сходишь с ума». Боже, возможно это и было так, но она не признается в этом даже под страхом смертной казни. Она готова любить его до последнего вздоха, отдаваясь ему всецело. Это было выше чьих-либо человеческих сил. Такое невозможно придумать, написать, открыть, исследовать. Чувства не передать губами, но она могла это делать. Умела как никто другой. Он прекрасно её чувствовал и понимал, потому как сам отчасти падал в ту же бездну, что и она. Всепоглощающая, раздирающая на части, исчерпывающая страсть. Пожалуй такая была лишь раз. И этот раз по праву принадлежит им.