Леший

      — Господь милостивый, опять прелюбодеять.       — Уйди отсюда! Христовник нашёлся!       Звонкий голос, знакомый и не знакомый одновременно, заставил Сану вздрогнуть и отстраниться от Тэхёна с громким, смутившим в одно мгновение чмоком, и уставиться на рыжеволосую девушку. Суа, одетая в невозможно красивое, расшитое бусинами тёмно-зелёное платье, полотенцем хлестанула Чимина по торсу, а тот заойкал и зафыркал, закрываясь руками и отпрыгивая подальше.       — Ты мерзкий! — припечатала она вдруг и ударила уже по плечу. — Ужасный! Просто ужасный! Твой язык — что помело! Уйди! Уйди, греховный!       Девушка затолкала его куда-то в сторону выхода из комнаты, а Чимин захихикал слишком довольно, хватая её за запястья и изворачиваясь похлеще змеи. Тэхён бухнулся на кровать прямо рядом с Саной и помог приподняться, усесться удобнее да воззриться на Суа, что посмотрела, наконец, в её сторону и показала красоту бледной кожи, яркий румянец щёк и блеск глаз, что по-прежнему казались полными слёз. Ведьма помедлила лишь с мгновение, будто бы неловко переступила с ноги на ноги, а потом кинулась через всю комнату с объятиями, стиснула в них, роняя обратно на кровать и выбивая из груди воздух, и юбки её взметнулись наверняка слишком высоко. Где-то справа раздался тихий смешок Тэхёна, сидящего рядом, а Чимин фыркнул, и Сана почти ясно увидела, как скрестил он на груди руки, недовольный отсутствием к себе нужного внимания.       — Спасибо, — выдохнула Суа куда-то в ухо. — Спасибо, красивая, что спасла. Спасибо, родненькая.       Что-то мокрое коснулось её щеки, что-то очень откровенное, и Сана зажмурилась, сама обхватила руками узкие плечи и сжала их, чувствуя, как скорее застучало сердце. Девушка всхлипнула, вздрогнула всем телом, и перестало быть тяжело от того, как навалилась она сверху. Её всю хотелось только обнять, пожалеть, успокоить, сказать, что понимала теперь, осознавала всё, на себе успела прочувствовать холод и морозное дыхание. Однако Суа зашлась в извинениях, отодвинулась, села на постели, но потом всё равно притянула к себе, снова обняла и положила на плечо подбородок, загладив по волосам.       — Я бы не тронула тебя, коли знала, — выдохнула она, — не подвела бы, поверь, маленькая... Сама бы лучше осталась там, сама бы пропала да растворилась, но тебя бы не отдала на растерзание... Юная ты совсем, добрая, ни капли злобы нет.       — Всё хорошо...       — Да что ж хорошего-то? — тихонько возмутилась Суа и немного отодвинулась, чтобы по-приятному холодными ладошками сжать щёки. — Осталась там одна одинёшенька, и не докричаться было, не вырвать. Как-то меня, дурочка, вытянула, а сама по незнанию, по глупости одной осталась. Лешего своего покинула.       Сане отчего-то стыдно стало, неловко, и она искоса посмотрела на Тэхёна, ощутив неясную вину в самой груди. Он глядел в ответ с тихой улыбкой, немного грустной, печальной, приподнявшей лишь уголки рта, а лицо показалось вдруг посеревшим, осунувшимся, и сердце кольнуло иглой.       — А ты не смотри, рогатый, — хмыкнула Суа и резко отодвинулась, поднимаясь с кровати, — ты обнимай ведьму свою. Для того что ли ждал, чтобы сидеть истуканом?       — А ты своего хвостатого забери сначала, — нахмурился он в ответ, а Чимин прищурился, даже не сразу поддался руке девушки, что потянула его наружу, и подмигнул Сане напоследок. — Тоже мне.       Дверь комнаты сразу за двоими закрылась, почти захлопнулась, а девушка едва успела перевести взгляд на профиль Тэхёна, прежде чем тот резко повалил на кровать, заставив нелепо вскрикнуть, стиснул талию так сильно, что перед глазами замелькали искры, и щекой прижался к щеке, коленями упираясь в кровать по обе стороны от тонкого тела, чтобы не задавить. Кончик носа тогда же уткнулся в шею, а грудь коснулась её собственной, наполняясь запахом и заставляя смутиться. Знакомо так, ласково, очень нужно, что Сане стыдно стало за то, что путала иногда с Хаосом, что не узнала и не распознала обмана аж несколько раз, и захотелось провалиться, исчезнуть, разбиться. Так что она просто обняла Лешего за плечи, прижала к себе невозможно близко, прямо роняя сверху и не боясь тяжести, а сердце застучало очень громко и быстро, разгоняя по венам горячую кровь.       — Прости меня... Прости... — зашептала Сана, руками заскользив по крепкому телу, пытаясь надышаться и наполниться им одним. — Я такая глупая, Тэхён, такая нелепая... Так хотела услышать тебя, так хотела вернуться, но ничего не получалось... Совсем ничего...       — Суа сказала, что он забрал тебя за самую Грань. Утянул в Пустоту вслед за собой, куда не докричаться и не доплакаться, — произнёс Леший и, отстранившись лишь на мгновение, прижался ко лбу и горячо выдохнул в губы, заставив зажмуриться от ласки тепла. — Я думал, что безумие накроет меня, унесёт в страшное и гнилое без тебя... А потом Суа заметила, что ты, наконец, потеплела, снова зарумянилась, нахмурилась так, что морщинка появилась прямо на лбу, и сказала, что ты потянулась назад сама. Ступила будто бы на Грань, отвязала себя от Хаоса, отделалась от него, и я позвал... Я так сильно звал тебя, — выдохнул он снова и зажмурился, а горячие слёзы прямо из его глаз упали на её щёки. — Я так сильно звал...       — Я слышала. Каждое слово слышала, Тэхён...       Его лицо под ладошками показалось невыносимо горячим, обжигающим, а губы, накрывшие её собственные, сухими и искусанными. Но таким важным ощутился этот поцелуй, таким драгоценным и дорогим, позволившим раскрыться друг другу, столкнуться дыханиями и чувствами, что и слёзы Саны окропили кожу, заструились вниз, оставляя за собой горячие дорожки, защекотали уши и шепнули о счастье. Так невыносимо хорошо было чувствовать себя дома, на своём будто бы родном месте, пусть даже Тэхён нависал сверху и целовал, сжимая губы, так, что ему хотелось снова отдаться всем телом.       Там, за дверью, наверняка были Суа и Чимин. Не ушли никуда, остановились слишком близко, может, даже прижались ушами и улыбались другу другу, довольные и счастливые, но было настолько безразлично, настолько радостно от совсем другого, что Сана лишь прижалась ближе к Лешему, ладонями обняла его шею и раскрыла губы шире. Чтобы поцеловать откровеннее, чуть повернуть голову, позволяя обхватить губы, почувствовать сладковатое, влажное, самый кончик языка, который коротко мазнул по зубам и нырнул вглубь рта, заставляя промычать с тихим наслаждением, податься ещё ближе и нырнуть в омут. Лично потеряться в нём, утонуть именно в Тэхёне, отдаться ему всем сердцем, всей душой и всем телом. Позволить вот так сжимать себя, гладить и трогать — будто бы изо всех сил, будто бы оставляя следы на теле, будто бы лишая последнего воздуха.       — Я так скучал, — шепнул он, отстранившись на мгновение, и снова коротко поцеловал. — Я не находил себе места. Без тебя было совсем не так.       — Я люблю тебя. Именно тебя.       Стыдно было сказать, что слова любви услышал другой, чужой и мерзкий. Стыдно было признаться, что целовала его, обнимала, доверилась и позволила обмануть. Но хотелось донести до Тэхёна истину, увидеть именно эту улыбку, услышать именно этот смешок и почувствовать ласковое поглаживание большим пальцем по щеке.       — Я знаю, — улыбнулся он. — Я ведь тоже. Именно тебя.       И стало только теплее, ещё светлее, что Сане вновь захотелось расплакаться от переполняющей радости, утонуть в его руках и губах, довериться и открыться, как никому и никогда. Леший таким любимым был, таким важным, казался самым лучшим и невыносимо прекрасным. И поцелуи становились всё откровеннее, всё чаще и короче, всё горячее, расплёскиваясь яркими красками перед глазами. А дыхания не хватало, ноги почти сводило в судорогах, так что пальцы цеплялись за чужую одежду, будто вправду принадлежали утопающему, тела двигались навстречу друг другу, ластились, словно ища тепла, и находили, радовались, почти взрывались искрами.       Тэхён шептал что-то важное, но слишком неразборчивое, заставлял Сану коротко и тихо хихикать, когда улыбался сам, оставлял мокрые россыпи поцелуев по лицу, шее и ключицам, а сам проказливо лез под юбку. Он сжимал щиколотки, скользил вверх, до самых коленей, пальцами гладил под ними, а потом обхватывал бёдра, располагаясь между ними, и придвигал ближе к себе. С ним целоваться хотелось до упоения, до горящих огнём губ, до щиплющей боли, которая заставила бы уста покраснеть и опухнуть.       Только где-то вдруг тоненько запищали, закричали и завизжали слишком знакомо. Заповторяли заведённым волчком:       — Ведьма!.. Ведьма!.. Ведьма-ведьма-ведьма! — и Сана оторвалась от Тэхёна, не сумев сдержать широкой улыбки.       Голова Лешего упала куда-то на самую грудь, руки обвили талию, а Белая заставила рассмеяться, слишком забавно и очаровательно пробираясь сквозь щель в двери, застряв на мгновение пузом. Её маленькие лапки почти летели по полу, несли слишком быстро, а потом цепко покарабкались вверх по покрывалу. И Сана едва протянула руку, как мышь нырнула под неё, обхватила пальцы, прижалась ранимо и как-то печально, а потом хвостиком обвила запястье.       — Ведьма...       — Хорошая ты моя...       — Ведьма хорошая! — пискнула та, и девушка погладила её по подставленной шейке, засмеялась тому, как Тэхён ревниво и мягко куснул над самым лифом платья, и расслабилась пуще прежнего. — Скучала! Скучала!       — Мне тоже слишком сильно не хватало дома...       — С возвращением, — буркнул Леший в солнечное сплетение, потёрся носом прямо о ложбинку, и щёки её снова вспыхнули. — Тебя тут все ждали. Не только я, — Сана улыбнулась, свободной ладонью зарываясь в кудрявые волосы, и Тэхён поднял взгляд, упёрся подбородком между грудями и надул вдруг губы. — К сожалению.       Его лицо было таким мягким, таким тёплым, что скулы хотелось гладить и гладить, гулять по ним пальцами и чертить выдуманные символы и знаки. Просто слишком много всего доброго и тёплого было внутри, слишком много счастья и радости. И хотелось всё это отдать, показать, рассказать, раскрыться. Но Леший повернул голову и очень знакомо, очень узнаваемо снова поцеловал ладонь — как умел, не отрывая взгляда от её глаз, смотря исподлобья и почти обжигая изнутри. Белая тогда же юркнула вверх по руке и мокрым носиком уткнулась в щёку, будто тоже требуя к себе внимание и заставляя хихикнуть.       — А где Чёрный? — вдруг вспомнила Сана, и Леший с мышью вздрогнули будто бы одновременно, заставив напрячься. — Что?..       Девушка даже приподнялась, разволновавшись невесть отчего, и Тэхён последовал за ней, ловя за ладони и заглядывая в глаза словно с извинением.       — Юнги сейчас несколько...       — Уродец! — пискнула белая. — Ужасный уродец!       — А ну прекрати, — фыркнул Леший, а потом посмотрел в сторону двери. — Хватит пороги обивать, иди уже сюда!       Сана даже удивиться не успела, не хватило ей времени понять и подготовиться, как белёсый, прозрачный мужчина выглянул вдруг. На самом деле вылез половиной тела прямо из двери, напугав до ужаса, прокашлялся неловко, кулаком прикрыв рот вместе с бородкой, а у неё сердце подпрыгнуло к самому горлу.       — Юнги?.. — опешила девушка. — Ты...       — Доброго здоровьица, госпожа ведьма, — кивнул он и снова кинул беглый взгляд. — Рад видеть вас живой да здоровой. Спасибо, помогли.       Слов не было, рот открывался и закрывался совершенно безмолвно, а Тэхён ещё и подхихикивал, помогая принять сидящее положение, всё тянул на себя, намереваясь обнять да прижать покрепче, но взгляда невозможно было отвести от того самого охотника, что приснился однажды.       — Почему?.. — выдохнула Сана и посмотрела на Лешего, ища поддержки, понимания и ответов. — Что же случилось?       — Имя, — ответил вместо него мужчина. — Ты моё имя узнала, сказала Ынби, а она мне передала. Я... так прошлое и вспомнил. Вот, духом теперь брожу...       — Ынби?       — Белая! — пискнула мышь слишком громко, привлекая к себе внимания. — Ведьма сказала — Белая! Значит, Белая! Не Ынби! Противная Ынби! Страшная! Глупая!       Охотник вздохнул с усмешкой, спрятал руки в карманы брюк да пожал плечами. И даже грустно вдруг стало. Понятно, что девушка не вспомнила ничего, не осознала чувств своих, не распознала важного или не поверила. Но Юнги смотрел на ту, нахохлившуюся, терпимо и словно любимо. Пусть та и оставалась лишь мышью.       — Всё такое другое, — вдруг поняла Сана и улыбнулась, позволив Тэхёну прижать себя к самому боку. — Будто не одна седмица прошла.       Леший выдохнул как-то странно, словно болезненно, и девушка подняла на него взгляд, невольно нахмурившись. Он попытался ещё улыбнуться, попытался дрогнуть уголками губ, но глаза его, невыносимо печальные, сказали о куда большем.       — Посмотри за окно, — тихо попросил Тэхён, а её сердце словно остановилось в следующее же мгновение.       Там, на улице, за пределами уютного, невыносимо тёплого дома, была жёлтая осень.

***

      — Ты что же это, — протянула Суа, и Сане стало почти стыдно за собственные пальцы, что обхватывали и сжимали обнажённые плечи, — срамишься меня?       Захотелось сжаться ещё сильнее, стать самым настоящим клубочком, лишь бы скрыть наготу, а девушка только фыркнула, даже не услышав ответа, и снова оказалась за спиной, принимаясь расчёсывать мокрые волосы.       — Можно подумать, я до тебя голых девок не видывала. Чего ты так заволновалась?       — В том-то и дело, что ты тоже женщина, — несмело протянула Сана и снова поёжилась, пусть даже в комнатушке, отданной под маленькую баньку, было почти жарко от печи и горячей воды, набранной в бадью. — Неловко же.       — Ба! Вот так нравы! Теперича перед мужичьём принято голым светить?       — Я вовсе не это имела в виду. Просто всегда мылась одна.       — Странности какие, — хмыкнула Суа безо всякой злобы и лишь ещё более ласково провела по волосам гребнем, — и неужто матушка тебя в баню никогда не водила?       Плечи у Саны дёрнулись сами собой, вмиг стало слишком грустно, а воспоминания прошлись холодком по позвоночнику, заставляя поёжиться снова и чуть не упасть с низкой деревянной табуретки. Было вправду неловко делить с кем-то купальню, а деревенские девки всегда прежде шпыняли да обзывали, говорили о торчащих костях, о маленькой груди и узких бёдрах. Так стыдно было показываться кому-то, помимо Тэхёна, который словно бы каждую часть полюбил по-особенному, горячие поцелуи свои оставляя даже на излишне выпирающих тазовых косточках. А уж тем паче неловко было перед Суа, которая выглядела здоровой, розовенькой, несмотря на общую бледность кожи, похвастать могла узкой талией да шикарными бёдрами.       — Я не знала матери, — призналась она, когда девушка намылила волосы и самыми пальцами забралась в них. — Хаос сказал, что она была его ведьмой. А потом будто бы предпочла какого-то волка.       — Не подумала ль ты, что они были любовниками? — фыркнула Суа. — Хаос каждую ведьму, над которой имеет влияние, зовёт своей, будто на то имеет право. И ни одна ведьма, что пустила его в себя, не может понести, тронутая и проклятая тьмой.       — Значит ли это, что моим отцом был волк?..       — Ну что же ты говоришь такое? — хихикнула девушка, а пена с волос заскользила по лицу, заставляя поймать её, пахнущую лавандой, над самой бровью. — Какая ж баба ляжет под волка?       — Тэхён может быть волком...       — И ты б легла под него в таком обличье что ль?       — Нет, конечно!.. Но мало ли какая другая...       — Хорошего ж ты мнения о своей матери, — протянула Суа, но снова рассмеялась чему-то своему тихим перезвоном колокольчиков. — Волком Хаос мог и волкодлака какого назвать. Или оборотня. Токма как же ты так одна росла? Неужто совсем родителей не знавала?       — Дедушка воспитал, — Сана деланно безразлично пожала плечами и посмотрела на свои ладони, лежащие на тонких коленях. — Нашёл в лесу и воспитал. Уж не знаю, зачем и почему меня вот так в люльке на краю деревни бросили. Вроде как в ту ночь красная Луна была в небе, значит, едва я только успела родиться, как оказалась ненужной.       — Ты не спеши так думать, разве ж какие родители откажутся от своего дитя так просто?       — Я много девок знала, что сами пили снадобья, чтобы от плода отказаться, — вспомнила Сана и вздохнула. — Разве что мыслить о том, что мать была ведьмой, а значит убить меня могла ещё в зародыше... А если родила, авось, и вправду не по своей воле оставила в лесу. Хаос казался жутко разозлённым на неё. Как бы не навредил.       Суа вздохнула, явно не имея сил и мыслей для ответа, а потом запрокинула её голову и полила волосы водой, смывая пену и будто бы все неприятные мысли вместе с ней.       Она вообще была замечательной, невыносимо заботливой и тёплой. Часто улыбалась, несмотря на вечно печальный взгляд, следила за домом всё то время, пока сама Сана лежала без чувств, а потом почему-то решила извиниться за это и поймала ладони в свои, едва ли не шёпотом клянясь, что хозяйкой от этого себя считать не стала. Её совершенно очаровательную заботу нельзя было игнорировать, приятным казалось купаться в ней, ощущать всем телом и чувствовать невозможность сдержать ответных улыбок.       Ведьма часто звала с собой в лес за травами, словно какая сестра или мать, по-мужски толкала Чимина, даже пинала иногда, когда тот снова позволял себе пошутить как-то странно, но взвизгивала потом и едва ли не верещала, едва водяник в ответ ловил за талию, закидывал себе на плечо да тащил в одному ему известную сторону. И хорошо тогда было жаться к Тэхёну, наблюдая за другими, льнуть к его боку и смеяться всему тому, что творилось между Чимином и Суа, которые любили друг друга слишком откровенно, слишком сильно, не стесняясь и не смущаясь проявлений своих чувств.       — Когда свалишь уже? — фыркал Леший деланно раздражённо, возвышаясь над водяником, а Суа закатывала глаза, стирая одежду в одной бадье с Саной. — Чего поселился в моём доме? Вали к себе в болото.       — А с чего бы я тебе свою ведьму оставил, рогатый? Двоих сразу захапать захотел?       — Как мальчишки, чесслово.       — Они вечно так, — улыбнулась Сана и посмотрела в по-доброму прищуренные глаза девушки. — Даже прежде пререкались.       — Хорошо, что ты теперь здесь. Думала, что сойду с ума, когда полностью проснулась и осознала, что творится вокруг.       Суа правда была замечательной, невыносимо тёплой и терпеливой, что не было даже вопросов, отчего же Чимин любил её так сильно и долго. Она кутала в платок, ворча, что на улице похолодало, а она всё носилась в платье, заботливо возилась с волосами, заплетала красивые косы, а потом подводила к зеркалу и звала красавицей так по-доброму, что щёки алели сами собой. Суа даже учила магии, совершенно особенно, очень умно, обхватывая запястья и показывая всё на себе. С ней понималось куда большее, чем прежде, получалось лучше, и тепло в груди расползалось по всему телу.       И только ночами иногда вспоминался Хаос, появлялся в сознании, мелькал дымкой, будто напоминая о своём существовании, и Сана жалась ближе к Тэхёну, закидывала ногу на его бедро под тихий смех в макушку и носом утыкалась в горячую грудь. Тяжёлая рука тогда же ложилась на талию, чуть сжимала, а потом ползла вниз, оглаживая ягодицу, стискивала бедро прямо сквозь ночную рубаху, и приходилось ловить ту за запястье.       — Мы в доме не одни.       — А их это не останавливает.       Всё равно было стыдно, до ужаса неловко, но и отказывать Тэхёну целую седмицу тоже казалось неправильным. Правда, одна только мысль о том, как Чимин подкалывал бы потом, учуяв близость, заставляла трезветь и с протестом мычать в губы Лешего, который валил спиной на кровать, накрывал своим телом, а потом разочарованно выдыхал и отстранялся.       — Не будь на улице холодно, я бы отвёл тебя в лес, — словно бы пригрозил он, понизив тон и прищурившись вдруг, — а там прижал бы к дереву и...       Сана ладонью накрыла его губы, вспыхнув от подобных слов, а тот, кажется, улыбнулся, горячо выдохнул в руку и привычно поцеловал, заставляя засмущаться пуще прежнего.       — Ужасно развратные вещи говоришь, — шепнула она, боясь быть услышанной, несмотря на глубокую ночь за окном. — И как только совести хватает!..       — Я скучал, — Тэхён повернул голову и щекой потёрся о ладонь, заставляя сердце заныть, а ещё улыбнулся так, что стало понятно — знал, какая реакция последует. — И сейчас скучаю, а у тебя в голове всё, кроме меня. «Ой, мы с Суа пойдём в лес», — передразнил он вдруг, заставляя брови Саны дрогнуть, — «Ой, Суа хочет поучить меня, мы пойдём на поляну», «Ой, Суа позвала меня прогуляться», «Ой, а мы с Суа пойдём в купальню».       — Ты что, ревнуешь?..       — Нет, — фыркнул он, а потом перекатился на постель рядышком и повернулся спиной, — но скоро начну.       Сана моргнула, попытавшись осознать сказанное, села на матраце, подтянув к себе ноги, и сама нависла над Тэхёном, чуть нахмурившись.       — Но Суа — женщина!       Леший фыркнул и повёл плечами рук, скрещенных на груди. Промолчал в ответ, будто обидевшись, сдул со лба прядь волос и зажмурился.       — Ну и чего молчишь? — юноша вдруг всхрапнул, почти напугав, и громко задышал, притворившись спящим. — Тэхён!       Было обидно и самой, почти плакать захотелось, потому что внимания хотелось и в ответ. А Леший только и делал, что говорил с Юнги, внимал каждому его слову, пока дух вещал о том, как мужику пристало вести хозяйство, чтобы на одну женщину всё не сваливать. Снова колотил что-то под присмотром охотника, всё пытался научиться чему новому, а потом сталкивался лбами с Чимином из-за какой-то очередной глупости, и ссорились они так громко, что приходилось выглядывать из окон.       Близости вообще-то тоже хотелось, внизу живота горело и тянуло, когда Тэхён прижимался очень близко, гладил по спине, оставлял поцелуи по щекам и шее, а ещё сжимал, притягивая всё сильнее. Просто неправильным казалось вот так — при всех. Когда Белая могла вылезти из любого угла, Юнги непокойно шатался по дому или в лесу поблизости, будучи в состоянии появиться рядом в любой момент, а Чимин с Суа занимали соседнюю спальню, обустроив там всё под себя.       — Если не заговоришь со мной сейчас, — пригрозила Сана и прищурилась, — я повернусь к тебе спиной и тоже больше и слова не скажу.       Тэхён резко распахнул глаза и уставился в стену, так и не посмотрев на неё, и захотелось хлопнуть его по плечу, ударить побольнее, как Суа иногда поступала с Чимином. Только он перехватил за запястье, прищурился, повернулся всё же обратно, а потом снова повалил на постель. Не улыбался уже, глядел серьёзно, и отчего-то стало не по себе.       — Я нахожусь в постоянном счастье, понимая, что ты вернулась ко мне, — выдохнул он, а Сана обняла родное лицо ладонями, почуяв неладное, погладила скулы большими пальцами и опустила взгляд на его шею, лишь бы не видеть взгляда. — Но никак не могу избавиться от ощущения, что что-то изменилось.       — Но ведь всё и вправду изменилось, пока меня не было. Изменилось для всех, кроме меня. Я чувствую себя потерянной, когда смотрю на то, как ты советуешься с Юнги или говоришь с Чимином. Раньше мы были совсем одни, а теперь будто какая маленькая деревня.       — Я просил Суа остаться, чтобы она могла приглядывать за тобой. А с ней остался и Чимин. Да и куда же ей податься, ежели в воде жизни нет?       — Я вовсе не осуждаю! — тут же поспешила исправиться Сана и, едва Тэхён перевалился на плечо рядышком, прижалась ближе, погладив ладонью по груди. — Мне нравится, какая вечно суматоха вокруг. Мне нравится Суа, потому что никогда прежде я не имела и не знавала подруг. Мне нравится Юнги, потому что он хороший. Даже Чимин нравится, ведь с ним всегда весело, хотя иногда он слишком громкий.       — А я?       — А тебя я люблю, — протянула девушка и приподняла голову, чтобы встретиться с тёмным взглядом и в ответности прижаться к ладони, которая накрыла щёку и погладила. — В Пустоте время правда идёт иначе. Я даже не уверена, что оно там есть. Но я люблю именно тебя, слышишь? Сколько бы Хаос не притворялся тобой, сколько бы не пытался обмануть, я ведь всё равно выбрала тебя. И всегда буду выбирать. Мне бы очень хотелось, чтобы ты верил мне и любил в ответ, Тэхён.       — Я и без того люблю. Сразу сказал, что люблю, а ты ещё и зафыркала. Я же помню.       Захотелось смеяться, разбавить, разбить странную тишину смехом, и Сана уткнулась в его тёплую грудь снова, позволила ладони соскользнуть, сжать бедро, притягивая ближе к себе, и губами в коротком целомудренном поцелуе прижалась к ключицам.       — Давай спать?       — Ты засыпай, а я сделаю что-то... как ты сказала?.. «развратное»... когда ты уснёшь.       — Тэхён!