Леший

      Это было красиво и пугающе одновременно, бередило что-то внутри, приковывало взгляд и поднимало волнение. Там, под самой толщей прозрачной воды, словно спала девушка, и её рыжие волосы мягкими волнами окружали голову ореолом. И ни одна эмоция не трогала красивого лица, ничего нельзя было прочесть по острому подбородку, сжатым губам и закрытым векам. Сана только упала на колени прямо рядом с крохотным озерцом и нагнулась над ним, чтобы с любопытством разглядеть всё получше. И печаль как-то сама собой проникла в мысли.       Суа была невероятно красива, и щёки её даже в холодной воде выделялись приятным румянцем на фоне общей бледности. Худенькие ручки были сложены на груди, которая не двигалась, а ресницы по-живому трепетали, притягивая взгляд и волнуя душу.       — Я заставил её уснуть, когда она начала слушать Хаос и творить зло, — произнёс Чимин, нарушая тишину, и Сана посмотрела на него. — Мог бы... Должен был убить, но духу не хватило.       — Не должен был, — еле слышно фыркнул Тэхён. — Не неси чепухи.       Водяник ничего не ответил и только потянул сапоги с ног, чтобы откинуть затем в траву и мягко ступить в воду. Сана ждала, что у него в тот же миг появится снова хвост, что теперь его видно будет в прозрачной озере, но Чимин ступал лишь всё глубже, касаясь руками водной глади, и медленно двигался в сторону Суа. Когда-то ей не хватило духу спросить, что произошло с девушкой, а сейчас сердце стучало в груди очень громко.       — Что мне нужно будет сделать? — тихонько спросила она и подняла взгляд на стоящего рядом Лешего. — Я ведь на самом деле понятия не имею, как помочь.       — Не думаю, что Чимин просил бы тебя о таком, если бы не ощущал хоть каплю уверенности в том, что всё получится. Но я сейчас чувствую себя счастливым.       — От того, что мы пытаемся вернуть Суа?       Тэхён чуть усмехнулся и посмотрел на неё. Мягко так, нежно, лаская взглядом и будто прибавляя одним лишь этим сил. Захотелось метнуться к нему, запрыгнуть на руки и носом уткнуться в шею, чтобы не завизжать, когда он закрутил бы в воздухе, заставляя подол платья подниматься. Но сейчас было не время и не место, а Леший прищурился, будто узнал каждую из мыслей, и Сана отвернулась, вдруг смутившись.       — От того, что Чимин нашёл в себе силы довериться. И довериться именно тебе, — выдохнул Тэхён. — Им было встречено много ведьм, но ни одну из них он не подпустил по итогу к Суа.       — Он и мне постоянно говорил, что сожрёт. В последний раз... Я подумала, что обидела его, когда мы виделись в последний раз.       — Его не так уж и просто обидеть.       В озере что-то громко плеснуло, и Сана снова обернулась к нему, в тот же миг почувствовав, как дрожь заставила плечи дёрнуться.       Там водяник, стоя по бёдра в воде, на руках держал Суа, подцепив под спиной и под коленями, а с платья её, тяжёлого, стекала влага. Он двинулся вперёд, к самому берегу, и девушка подобралась вся, разволновавшись пуще прежнего, аж запуталась в юбке и едва не упала, но Тэхён поймал под локоть да придвинул ближе к себе.       Голова Суа была запрокинута назад, и сама она по-прежнему не подавала признаков жизни. А потом Чимин мягко опустил её на траву, тут же сев рядом, и Сану словно притянуло туда же, заставив вновь опуститься на колени и уставиться на девушку, что и вправду не дышала. Она даже мягко и осторожно коснулась её шеи, посмотрев на водяника в ожидании того момента, когда он оттолкнёт ладонь, но тот лишь прикрыл глаза, будто разрешая, а Сана поджала губы от того холода, который проник в самый живот.       — Кажется, будто она и не жива, — голос не слушался, был очень тихим и слабым, а Чимин в ответ покачал головой, нахмурив брови. — Не дышит. Даже пульса нет. Как ты это сделал?       — Суа не жива и не мертва. Быть может, даже не вспомнит меня, когда очнётся, — он вдруг усмехнулся, и столько боли проскользнуло в этом, что его, скрывающего внутри так много печалей, снова захотелось обнять.       — Я был эгоистичен, когда делал это. Наплевал даже на то, сколько лет ей придётся бродить по Грани в подвешенном состоянии, но думал только о том, что, если она полюбила меня однажды, сделает это снова. Сейчас... Наверное, Суа возненавидела меня, если помнит. Я даже не знаю, что было бы хуже.       Сана поджала губы, не находя нужных слов, и только снова посмотрела на девушку, чьи высокие скулы и прямой нос рядом с розовыми щёчками казались невероятно красивыми. И не думалось даже, что она хоть как-то тронута Хаосом. Не было синюшно-чёрных вен на висках, которые рисовало воображение, не было язвенной кожи и искажённого злом тела. Суа выглядела совсем так же, как сама Сана или любая другая девушка, и было странно сознавать, что по одному лишь лицу нельзя было увидеть и почувствовать влияние Хаоса.       — Я очень хочу помочь, — выдохнула она и подняла взгляд на Чимина, который чуть вздрогнул и посмотрел в ответ. — Но даже не знаю, что должна сделать.       — Найти её у Грани, — произнёс водяник, а Тэхён вдруг сел на траву прямо рядом с ней, и вмиг стало проще и легче, стоило ему накрыть поясницу ладонью. — Не нужно даже шагать за черту, просто отыскать её душу там, отцепить от Хаоса и вернуть. Я сам наверняка не знаю, как это происходит.       — Но звучит страшно.       Мурашки вправду коснулись тела, и Сана прижалась ближе к Тэхёну, позволяя тому погладить плечи и коротко их сжать. Там, у Грани, наверняка поджидала и Пустота, и сам Хаос. Вдруг стало действительно страшно поддаться им обоим, не выдержав давления, и подвести Тэхёна. Не оправдать доверия Чимина.       — Я позову тебя, — шепнул Леший в самый её висок и погладил бок под плотным корсетом. — Если он посмеет хоть пальцем тебя тронуть, я увижу это, и позову тебя. Ты не сможешь не услышать моего голоса, а значит вернёшься. Ведь так?       Чимин посмотрел вдруг слишком пронзительно, будто больше всех хотел знать ответ на этот вопрос, а Сана растерялась, распереживавшись, и пальцами впилась в бедро Лешего. К нему одному хотелось возвращаться снова и снова, не было ни единой мысли о том, чтобы покинуть хоть ненадолго, но Суа, что лежала рядом, заставляла думать о плохом. О том, что и она когда-то считала так же, хотела всего лишь любить и быть любимой, а по итогу находилась между жизнью и смертью, попавшись однажды на удочку Хаоса.       Но помочь нужно было, вызволить Суа из чёрных лап хотелось до невозможности. Сердце отчего-то мечтало увидеть тот миг, когда девушка кинулась бы к Чимину, повалила того, растерявшегося, в высокую траву поблизости, и ноги их взметнулись вместе с удивлённым вскриком, что оглушил бы округу. И этими чувствами, сладкими мыслями и улыбкой на лице нужно было поделиться именно с самой Суа, найти её во тьме и привести домой. Так что Сана посмотрела на водяника и сосредоточенно кивнула головой. Сжала ещё ладонь Тэхёна, которой тот накрыл её руку, и придвинулась ближе к лежащей без сознания девушке.       Было всё ещё страшно вот так закрывать глаза, пытаясь внутри себя найти то самое, что щекотало иногда изнутри и позволяло творить магию, а ещё страшно было сознательно искать тьму, выходить за Мир и позволять Пустоте трогать пальцами, гладить по плечам и перебирать волосы. Там, где-то в других местах, непонятных и неизведанных, было холодно вплоть до дрожащих плеч и одиночества, которое лишало даже звуков и окружения. Так что идти приходилось по одному лишь наитию, двигаться вперёд, не сворачивая и точно зная, что Суа появится совсем скоро.       Найдётся вот такая, замершая в ожидании, спокойно сидящая в Пустоте, прямо держа спину, и улыбнувшаяся почти опасно, самыми уголками губ и прищуром глаз.       — Здравствуй, красивая, — произнесла она, заставляя Сану остановиться и подумать о том, что такое обращение из уст Чимина звучало совсем иначе. — Ты вовремя. Хозяин уже заждался.       — Хозяин?.. — тихо переспросила она, а Суа выпрямилась во весь рост и подошла ближе, почти подплыла, в один очень длинный шаг оказавшись вдруг перед самым её лицом и улыбнувшись тонкими губами. — Так ты зовёшь Хаос?       — И ты могла бы звать его так же.       Её по-странному холодная красота заставляла терять воздух, морозила грудь и не позволяла отвести взгляда от словно слезящихся глаз. И когда Суа коснулась подбородка кончиками пальцев, заставляя поднять голову, стало совсем не по себе, так что и сил хватило на одно лишь простое:       — Никогда.       Девушка рассмеялась, запрокидывая голову, рыжие волосы соскользнули с плеч, а потом всё как-то смешалось и смазалось. Вырвало ещё из груди Саны короткий вскрик, толкнуло в Пустоту, которая обхватила плечи когтистыми ладонями, царапая до самой крови, а горло стиснула чужая рука.       — Забавные слова для той, кто носит мою метку.       Глаза Суа были пустыми и чёрными, а страх прокрался в самую душу, едва стало понятно, что прямо напротив стояла вовсе не возлюбленная водяника. Сам Хаос кривил лицо, продолжая стискивать горло, вжимал в Пустоту, которая рада была подставить своё тело, и скалился.       Захотелось, чтобы Тэхён позвал её в тот же миг, вырвал из этого страшного места и обнял, гладя по волосам. А потом прямо перед зажмуренными глазами возник образ Чимина, чьи уголки губ были опущены вниз, а брови — нахмурены, и сердце упрямо ударило по рёбрам, шепча о том, что всё вокруг — один лишь морок да обман.       — В тебе нет никаких сил, — выдохнула Сана и коротко поджала губы, когда Хаос в теле Суа резко отпрянул, будто обжёгся. — Ты в Мирý можешь присутствовать только через других, рушишь все и творишь зло даже не своими руками. И метка твоя не значит ничего.       — Ошибаешься.       Он зашипел, осклабился, и пальцы Пустоты сильнее сжали её плечи, не отпустив от себя и обняв крепче. На руках было мокро, словно бы кровь потекла вниз из ран от когтей, и вновь захотелось оказаться как можно дальше отсюда. Чтобы Хаос не пугал своими чёрными глазницами, завладев чужим телом, и не морщился в неприязни.       — Я мог бы стать твоим Лешим, коли захотел, — произнёс он, вновь приблизившись. — А мог бы — тобой. Ведь вы оба носите мои метки.       — Лжёшь, — уверенно выдохнула Сана и тут же зажмурилась, едва тот пальцами впился в челюсть и сжал. — Ты хотел этого, но не смог. Ведь всё, что ты шепчешь и обещаешь — пустое и глупое. Там правды нет никакой, а злобы столько, что она не позволяет дышать и топит в себе. Это нельзя не чувствовать, и поэтому ты живёшь в своей Пустоте.       Его дыхание разбилось о самые губы, и Сана снова распахнула веки, замечая черноту чужих глаз прямо перед собой. Они портили красивое лицо Суа, казались неправильными и неуместными, а оскал и вовсе поднимал к горлу комок тошноты.       — Я мог бы дать тебе всё, что ты захочешь, — прошипел он, и это почему-то заставило насмешливо улыбнуться.       — Зачем мне ты, если у меня есть Тэхён?       — Леший никогда не даст тебе власти. Он не сделает тебя сильной ведьмой, не покажет тебе весь Мир, не положит его к твоим ногам...       — Зато он любит меня, — перебила она его, и Хаос вздрогнул, снова резко отстранившись, как от пощёчины. — Он поцелует меня, если я того захочу. Отведёт к людям, даже если сам того совсем не хочет. Он покажет мне лес, накормит, согреет и приголубит, как никто другой и никогда прежде.       — Ведьма...       — Зачем мне весь Мир, когда у меня есть Тэхён? — не дала Сана ему заговорить вновь. — Зачем мне небывалые силы, если я чувствую руки Тэхёна на своём животе, даже когда он далеко? Ты — истинное зло, что играет на слабостях. Но в Мирý живёт добро, сколько бы ты не посылал туда своих слуг. Здесь, у самой Грани, у тебя, быть может, и есть чуть больше сил, но даже сейчас ты прячешься в теле Суа, потому что не имеешь своего облика. Ты слаб. Питаешься, как поборник, её любовью к Чимину, лжёшь и обманываешь, заставляя плясать под свою дудку, но на самом деле мерзок, слаб и никчёмен.       — Это у тебя здесь нет сил!       Его голос, усиленный эхом, сделал ушам вдруг слишком больно, а Пустота разжала свои объятия, и Сана упала с подогнувшихся ног. В груди приятно горело, и казалось, будто бы там теплилось что-то очень светлое, яркое, что совсем скоро выплеснется изнутри и разгонит тьму. Оно словно бы давало силу голосу, позволяло говорить громко и без страха, задвигая тот куда-то далеко, и Сана смотрела исподлобья упрямо и пристально, чувствуя нужную для этого смелость.       — Зато они есть у меня в Мирý — там, куда ты хочешь попасть, но куда никогда не прорвёшься, — выдохнула она. — Я была глупа, когда боялась тебя. А ты остаёшься глуп, если всё ещё думаешь, что в состоянии соблазнить меня своими речами. Здесь я не слышу их шёпотом, страшусь лишь оказаться слабее тебя, но наверняка знаю, что не поддамся.       — Думаешь, единственная, кто так думает? — хмыкнул он. — Думаешь, она, — провёл Хаос пальцами по подбородку Суа, заставляя нахмуриться, — не считала себя сильной и способной обмануть меня?       — Разница в том, что я знаю, что являю собой слабую ведьму. Я не стремлюсь обмануть тебя. Я здесь лишь для того, чтобы вернуть Чимину Суа.       — Она не вернётся!       — Это не тебе решать!       Юбка запуталась между ног, едва Сана подскочила, а потом раздражённо поправила её. Казалось, что Суа, на самом деле, была здесь. Что пряталась где-то внутри самой себя, уступала место Хаосу нехотя и не желая, и он поэтому так цеплялся и кричал, пытался занять собой всё тело, что аж глаза заволокло тьмой. Его речи и обман правда не пугали, плечи болели от ран Пустоты, которая отчего-то вдруг отступила, и девушка дышала тяжело и громко, чувствуя необходимость в том, чтобы протянуть руку навстречу другой ведьме и забрать её, наверняка ослабевшую, из мерзких лап.       — Она даже не помнит Чимина, — прошипел Хаос, заставляя нахмуриться и сжать подол в пальцах. — Суа теперь моя. Он сам отказался от неё!       — Эти глупости ты нашептал ей? Эту чушь наболтал? Воспользовался слабостью разбитого сердца и обманул? — фыркнула Сана. — Суа может не помнить Чимина, но не может не помнить своей любви к нему!       — Не было никакой любви.       — Ты бы не получил Суа, если бы любви не было.       Она прищурилась и шагнула вперёд, заметив, как тело Суа странно содрогнулось, а плечи опустились вниз. Голова её неправильно дёрнулась, почти жутко и страшно, а дыхание у Саны сбилось от ощущения того, как в груди засверкало будто ярче.       — Я уничтожу тебя, — пообещал Хаос, глянув исподлобья, затрясся весь, и девушка руками прикрыла голову, едва он вытянул вперёд ладонь. Сердце на мгновение будто замерло, но ничего не случилось, не произошло. Не последовало боли и страдания, и Сана медленно выпрямилась вновь. — Дурная!       Суа стояла на коленях, зажимала уши, качала головой из стороны в сторону, а девушка метнулась тогда же к ней, упала рядом, не обращая внимания ни на что более, и даже не поморщилась от того, как некрасиво исказилось лицо, на котором чёрными углями сияли глаза.       — Чимин так сильно любит тебя, что это приносит ему боль, — произнесла она, обхватив ладонями чужие щёки, и тогда же увидела в проблеске истинно-печальный взгляд, что больно резанул по самым рёбрам, а Хаос снова ощерился и вцепился ногтями в запястья, царапая. — И эту боль он носил в себе так долго, думая, что обязан, что та превратилась в чёрное и даже не могла покинуть его сердце. Видя, что в Мирý творят твои, Суа, руки, он всё равно не смог причинить боль, слышишь? Он не сделал тебе плохо, не смог умертвить, хотя думал, что должен был... Ты спишь, слышишь? Ты просто спишь, потому что Чимин любит тебя и знает, что ты не простила бы себя за то, что заставил тебя сделать Хаос!       — Ты...       — Мои чёрные слёзы были его слезами! — вновь перебила Сана мерзкое и тёмное, и тело Суа повело, выгнуло некрасиво в её руках, обнажив на веках склизкую грязь. — Такие же слёзы, как у тебя сейчас...       — Он убил меня. Убил меня... Убил меня!       — Нет!       Было больно и самой, грудь будто резало, хотелось плакать и кричать так громко, как только то было возможно, а в ушах звенели странные колокола, будто пробиваясь через Пустоту. Чёрное текло из чужих закрытых глаз, падало на её руки, сжимающие щёки, опоясывало запястья, но растворялось со странным шипением, оставляя болезненные ожоги.       — Он так любит, — выдохнула Сана, и губы затряслись сами собой. — Так любит, что наказывает сам себя. Держит внутри целый комок сожалений и вины, заставляет себя страдать, потому думает, что должен. Но он всего лишь любит, Суа! Он заставил тебя уснуть, потому что не смог докричаться. Но Чимин всё ещё зовёт тебя. Каждое мгновение ждёт, когда ты услышишь и вернёшься, отвернёшься от Хаоса и поймёшь, что он не нужен, не важен. Суа, он совсем не страшный! Просто пойми, что Чимин важнее, любимее и лучше...       — Я люблю. Любила. Так люблю до сих пор, — зашептала ведьма, а девушка вздрогнула, почувствовав вдруг знакомое касание у самой шеи. — Я люблю. Так хотела быть рядом. Так любила. Так хотела.       Дыхание Тэхёна словно пощекотало кожу, мурашками поползло по коже, и страх вдруг вернулся, когда Суа подняла взгляд и посмотрела своими глазами — красноватыми и опухшими от слёз. Хаос не холодил, не пугал, словно ушёл. И только чёрное так сильно продолжало жечь запястья, что сердце забилось быстрее, а Сана отстранилась от Суа, снова услышала колокола будто в самой голове и почувствовала, как пополз мрак вверх по рукам.       Его хотелось смахнуть с себя, скинуть, отказаться и убежать, и даже другая ведьма вдруг переполошилась, схватила за плечи и зашептала что-то непонятное, незнакомое. В груди похолодало, померкло что-то яркое и красивое, а непослушная рука сжала чужую тонкую шею, и слабая, глупая девчонка всхлипнула снова. Совсем как много лет назад, едва призналась, что готова на всё, лишь бы быть рядом с водяником.       — Тебя я предупреждал тоже, помнишь? — губы не слушались Сану, видно ничего не было, и хотелось плакать от странного бессилия. — Со мной не справиться.       — Отпусти её!       — Разве тебя не дождались, Суа? — насмешка скребла горло, но её не позволяли выкашлять, а осознание больно ударило по затылку вместе с пониманием своей глупой самоуверенности. — Вот и катись отсюда, ведьма! Надоела!       Собственный голос казался Сане чужим, ненастоящим, а в темноте снова стало холодно и страшно. Она обняла себя за плечи, с которых исчезла вдруг кровь, ожоги и всё чёрное, а потом резко обернулась и увидела Тэхёна, к которому, правда, кинуться не захотелось.       — Ты умнее многих, — произнёс он, заложив руки за спину и высоко подняв подбородок. — Но не умнее меня.       — Какой бы облик ты не принял, я не доверюсь тебе. Я не стану творить зло. Я не стану твоими руками.       Хаос засмеялся, вправду слишком похожий на Лешего, а потом в мгновение оказался перед самым её лицом и больно схватил за волосы, заставляя посмотреть на себя. Так делало мужичьё в деревне, и обидно стало до самых слёз.       — Ты примешь меня, — пообещал он. — Рано или поздно, но примешь. А я буду держать тебя у Грани сколько захочу, ведь своё тело ты уже отдала мне. Завладеть мыслями будет слишком легко.

***

      Он действительно манил, шептал и уговаривал.       Хаос стискивал плечи, не давая выбраться, держал в кольце из своих рук, щекой прижимался к виску и ловил за запястья, лишь бы не пустить от себя. Его ледяное дыхание казалось самóй смертью, объятия — настоящей зимой, и слёзы скапливались в глазах Саны от той боли в груди, которая появлялась от осознания невозможности побега. Ведь Хаос ловил, караулил в Пустоте, словно бы забавлялся, позволяя сбегать, а потом возникал из ниоткуда, появлялся прямо перед её лицом и смеялся в ответ на вскрик, когда ловил за талию и прижимал к себе.       Он обещал много, показывал — и того больше. Рисовал во тьме картины иногда страшные и жуткие, с полыхающими кострами, сожжёнными деревнями и обгоревшими людьми. Говорил о мести и воздаянии за все те обиды, которые люди успели нанести, но смотрел непонятливо, хмурился бровями Тэхёна и, кажется, всерьёз не осознавал, почему Сана плакала и ладонями закрывала уши, падая на колени и умоляя всё это прекратить. Однако подхватывал затем под руки, встряхивал и тянул дальше за собой, бормоча что-то непонятное под нос.       Хаос показывал красивые дома, невозможно богатые и слишком вычурные, похожие на самые настоящие замки, и даже людей, которые могли только молчать, но улыбались вместо этого и учтиво кланялись, заставляя невольно делать это в ответ. Только лже-Тэхён сжимал тогда плечи и шипел сквозь зубы, выпрямляя и за подбородок дёргая голову вверх.       — Не смей горбить спину, — цедил он сквозь зубы и вёл вверх по очередной лестнице, покрытой красным ковром, — и опускать взгляд вниз. Ты — ведьма. Гордись этим, а не раболепствуй перед людьми.       Хаос часто злился, сметал с комодов вазы, разбивая на мелкие куски, заставлял меркнуть и исчезать всё вокруг, а потом зло и по-чёрному смотрел прямо на неё. От него ожидалось ударов и болючих слов, громких криков и хватаний за руки и за волосы, только он вместо этого почти обиженно фыркал и оставлял одну. Лишь для того, чтобы затем снова явиться с очередной попыткой нашептать да убедить.       — Я дам тебе всё, — обещал Хаос, снова прижимая Сану спиной к себе и почти ластясь, обнимая сзади и не обращая внимания на все попытки вырваться. — Ты станешь сильнейшей ведьмой, сама сможешь получить что только захочешь. Любые камни, любые картины... Хоть всё богатство этого Мира и сладостную власть, которую пить можно будет из кубков. Я уже не оставлю тебя, слышишь? — выдыхал он, и девушка жмурилась от того, насколько похоже у него выходило стискивать талию. — Я буду направлять тебя, буду рядом. Всё будет у твоих ног.       — Мне это не нужно... Я не хочу!       — Ты ничего не хочешь!       Хаос отталкивал от себя лишь для того, чтобы потом притянуть обратно, сжать лицо ладонью, поймав под подбородком, и скривиться.       — В твоих мыслях не я, а этот Леший, — цедил он. — Но я вытравлю его из тебя. Я заставлю позабыть.       — Не сможешь, — слёзы снова и снова собирались в глазах, но отчего-то никогда не покидали век, а горло изнутри будто рвало от них, так и не выплаканных. — Я люблю Тэхёна. Всем сердцем люблю и всей своей душой.       Его правда невыносимо злило это, заставляло показывать чёрные глазницы и почти убегать в противоположную сторону. А Сана обессиленно опускалась на колени, замечая, как вся окружающая красота снова сменялась Пустотой, и накрывала лицо ладонями. Голова болела будто бы не переставая, казалась очень тяжёлой, и не избавиться было от этого странного шума, не перебить ничем. И сколько бы она не пыталась услышать голос Тэхёна, сколько бы не бродила во тьме, пытаясь узреть хоть что-то, что потянуло бы назад и вернуло в Мир, чуда не происходило. А Хаос будто подбирался всё ближе и обманывал иногда.       Он звал тихо:       — Ведьма...       А она не могла не податься вперёд, навстречу знакомому голосу, не могла не ощутить свободу, когда вокруг всё покрылось зеленью, а небо показалось необычайно ярким и красивым, с пышными белыми облаками и взволновавшим душу солнцем. Тэхён — мягкий, лохматый, поцелованный ветром — стоял прямо впереди, по пояс утонувший в золотящихся колосьях, и Сана метнулась к нему изо всех возможных сил, чтобы оказаться подхваченной и закруженной.       Трава запуталась в волосах, когда Леший уронил в неё, и захотелось рассмеяться прямо в дорогое сердцу лицо, потому что юноша смотрел едва ли не удивлённо, гладил взглядом и будто бы терялся.       — Ты... Ты такая красивая, — шепнул вдруг он, заставив смутиться, и коснулся подбородка, не позволяя опустить глаз. — Счастье делает тебя слишком красивой.       — Почему ты вдруг заговорил об этом?       — Сам не знаю.       Тэхён поцеловал. Холодом обжёг губы, заставив вздрогнуть, накрыл щёку ладонью, погладив, и Сана распахнула веки, неожиданно поняв. Небо над головой шло трещинами, осыпалось, уступая место тьме. А Хаос не отпускал, лишь почти больно сминал губы, не позволив отстраниться, сжимал запястья и делился морозным дыханием, напоминая о той самой зиме, которая не так давно приходила в Мир.       Сердце будто подскочило к самому горлу, стало страшно и стыдно оказаться в чужих руках, но Хаос вдруг отпустил и отстранился.       А потом исчез без следа и не появлялся слишком долго.       Время, на самом деле, текло как-то непонятно и странно, не ощущалось вовсе, но просто невыносимым казалось находиться в Пустоте совсем одной. Кожу морозило, жалость к самой себе пекла язык, и под глазами пекло, словно бы прямо под ними вспухло и покраснело. Сана поэтому, не надеясь особенно ни на что, ладонью провела по земле, которой даже не было, постаралась отыскать внутри себя то, что стало забываться, стираясь из памяти, и потрескавшимися губами ощутила собственную улыбку, едва сквозь тьму пробился тонкий зелёный росточек.       Он словно бы разогнал Пустоту, заставил сердце забиться чаще, и девушка наклонилась к нему очень близко, рассматривая со всех сторон и чувствуя переполняющую нежность от того, как он странным светом будто озарил темень вокруг себя. И за спиной тогда же раздался строгий голос:       — Что ты творишь?       Хаос смотрел хмуро и недовольно, а потом вдруг моргнул, едва поймал её взгляд, и отвёл глаза в сторону. Не было радостно его видеть, не хотелось и вовсе никогда больше встречаться, но он был почти живым, настоящим, способным говорить, и задышалось будто легче.       — Убери это сейчас же, — скривился он, глянув на росток. — Мирской жизни нет места в моих владениях.       — Говоришь так, а сам только и жаждешь оказаться в Мирý.       Хаос фыркнул, шагнул ближе, и Сана впопыхах поднялась на ноги, лишь бы загородить телом слабый росток. Отчего-то казалось, что больше могло не получится, и его, маленький, оберегать хотелось изо всех возможных сил.       — Ты наглеешь, ведьма.       — Да, — выдохнула она, приподняв голову, и брови на лице Тэхёна дрогнули. — Сам говорил, что я должна гордиться тем, что рождена ведьмой.       — Это не значило, что я позволю тебе менять здесь хоть что-то.       — Мне твоё разрешение не требуется! Силой удерживая меня здесь, ты не дождёшься совсем ничего из того, чего страстно желаешь!.. Просто отпусти меня в Мир, — плеч коснулись мурашки, едва Хаос взглядом будто лизнул по ключицам, и Сана обняла себя ладонями. — Верни меня обратно. Я всё равно не подчинюсь твоей воле.       — Твой Леший — букашка в сравнении со мной. В нём силы едва хватает на то, чтобы контролировать свой же лес. А я такой один!       Сана вздрогнула, когда он прикрикнул вдруг голосом Тэхёна, наклонился ниже и взглядом упёрся в самое лицо, не давая свободно ни вдохнуть, ни выдохнуть. Его вид путал, сводил с ума, был таким близким и таким чужим одновременно, что дрожь наполняла всё тело и заставляла отворачиваться. Нечего было сказать в ответ, потому что Хаос всё равно ничего не понимал, не умел чувствовать, а это простое с виду «любовь» ни о чём ему не говорило. Так что она просто шагнула прочь от него, заканчивая бессмысленный разговор, но оказалась вдруг поймана за самый угол подбородка, и сердце в испуге дёрнулось.       — Скажи, чего ты хочешь, и я дам тебе это сие же мгновение.       — Я могу сказать, чего точно не хочу, — выдохнула Сана и почувствовала себя неуютно от того, как взгляд Хаоса упал на губы. — Мне не нужно ничего из того, что ты рисуешь. Никаких замков, никакой боли, никакого богатства или возвышения над другими. Я не ищу власти и не живу той злобой, какую ты жаждешь выплеснуть в Мир.       — Ты просто сама не понимаешь, от чего отказываешься, — прошипел он и оказался совсем близко, своему дыханию позволяя разбиться о её губы. — Дай мне себя. Позволь просто показать, чего мы сможем достигнуть. Вместе.       — Я уже говорила. Никогда. Мои руки навсегда останутся только моими руками, а мои мысли — только моими мыслями.       — С тобой я бы смог выйти в Мир, — чужой палец коснулся губ, и девушка в тот же миг поспешила отстраниться, только оказалась пойманной ладонью за щёки. — С тобой... мы могли бы изменить всё. Больше никто бы не питал ненависти к ведьмам, никто бы не пытался их убить. Ты показала бы каждому, что быть такой — это великое благо, лучшая судьба и тяжёлая миссия. А я бы научил тебя всему, сотворил бы сильнейшую ведьму, позволил бы идти рука об руку, а не держаться за спиной. Мир бы изменился к лучшему, стал таким, как захотела бы ты, и...       — Твои слова красивы, но полны лжи! — перебила его Сана и рвано выдохнула, когда Хаос притянул ближе к себе, и тела столкнулись, оказавшись прижатыми друг к другу. — В Мирý начнётся война. Жестокость, злоба и ненависть захлестнут сердца людей, а ты будешь с улыбкой наблюдать за этим, наслаждаясь своим триумфом. Я же просто хочу любить и быть любимой! Я хочу, чтобы счастье теплилось в сердцах тех, кто стали мне дороги, а ты лишь испортишь всё, извратишь то немногое хорошее, что есть во мне!       — Ты бы стала лучшей!       Сердце снова больно вздрогнуло и забилось быстрее, когда лоб Хаоса коснулся её собственного, и захотелось вдруг закрыть глаза — так сильно пугала его схожесть с Тэхёном. Хотелось, чтобы он уже отпустил, просто позволил уйти, вернуться, упасть в объятия настоящего Лешего и разреветься во всё горло, стискивая его плечи.       Но губы вместо этого снова обжёг холод, Сана дёрнула головой, упершись в чужие плечи, а Хаос только прижал ближе, поймав за волосы и опоясав талию рукой. Он напирал, вжимался будто изо всех сил, не обращал никакого внимания на глухие протесты, что таяли на его губах, и так стыдно было, так неправильно казалось, так невозможно и так сумасшедше, что возможным казалось лишиться чувств, умереть от разрыва чего-то важного внутри и навсегда остаться у Грани.       — Я люблю тебя.       — Верь мне.       Два совершенно одинаковых голоса шёпотом ворвались в голову, заставили вздрогнуть и потеряться. В Пустоте, во тьме, в густом и чёрном, которое обволокло вдруг, не оставило больше ничего вокруг, и поползло вверх по телу.       И не оказалось рядом Хаоса, не оказалось никого и ничего, кроме отвратного и липкого, которое хотело захватить и забрать. Губы горели огнём, обожжённые холодом, а страх забрался в сердце, которое сковала неподвижность.       — Сана!       — Иди ко мне! Дай руку!       Они звали с разных сторон. Тэхён и Хаос, совершенно одинаковыми голосами. Кричали во тьме, пытались пробиться сквозь Пустоту, а она не понимала окружающего. Здесь было незнакомо и неправильно, невиданно прежде и пугающе.       — Не верь ему! Это даже не он!       — Прошу!       — Ты ступила не туда!       — Вернись ко мне!       Они кричали много и громко, не всегда понятно, а чёрное продолжало лезть вверх по телу, вязко хлюпая и клейко обнимая. И душа рвалась одновременно в противоположные стороны, не знала, кому верить, но стремилась лишь к самомý Тэхёну. Надо было лишь протянуть ладонь, надо было поверить, но голоса стояли стройным гулом и мешались в одно.       — Я хочу помочь!       — Люблю, слышишь?       Выбирать, ныряя в чёрную пропасть, было страшно вплоть до крика, так и застрявшего у Саны в горле.