Алый ферзь

Манами Окуда была простым неказистым подросток пятнадцати лет отроду. Она не строила помпезных планов на будущее и никогда не старалась прыгнуть выше головы. Всё, чего она когда-либо хотела — чтобы её жизнь была простой, как резинка от трусов, и спокойной, как море в зацветшей бухте. Однако она совсем забыла, что судьба обладает не только отвратительным чувством юмором, но и самой вычурной иронией. Манами родилась седьмого ноября в прескверную погоду в семье, которая может смело номинироваться на титул «самый яркий представитель патриархализма». Отец, являющийся работника исследовательского института биохимических разработок, постоянно строил из себя этакого всезнайку, скромного и порядочного семьянина, который за стенами родного дома превращался в бравого проповедника жизненной установки: «Мужчина – это начало всего. Сначала мужчина, потому женщина.». Его жена, мать Манами, была покладистой домохозяйкой и в общем-то о ней больше нечего было сказать. В семь лет у девушки появился нежданный и нежеланный младший брат – надежа и благословение семьи – по мнению отца и капризный придурок – по наблюдениям самой Манами. В общем, жизнь её была простой, скучной и казалось продуманной до мельчайших деталей. Пока в одиннадцать лет её тихий, устоявшейся мирок не начал рушится. В один из вечеров, смотрясь в круглое зеркало в ванной комнате с ненавистной плиткой цвета глины, вместо тощей близорукой девчонки с острыми коленями и локтями, она увидела тощую близорукую девчонку с острыми коленями и локтями и переливающимися тусклым фиолетовым оттенком радужками глаз. Тогда она ахнула от застрявшего в горле крика и, хлопнув белой крышкой стульчака, опустилась на унитаз. Она уже давно стала отмечать за собой некоторые странности. Например, она с лёгкостью стала понимать, когда отец зол и ему лучше не попадаться на глаза, а когда можно обратиться с просьбой. При этом даже не кинув на него мимолётного взгляда. Резко узнала, что у её мамы диапазон испытываемых эмоций больше, чем у чайной ложки, и что её вечное «да, конечно, дорогой» имеет разные оттенки и подтексты. И самое неприятной, что она собственными костями прочувствовала весь цинизм выросшего из пелёнок младшего брата. Манами до последнего старалась себя уверить, что всё это ей просто кажется. Что она не входит в те гиблые двадцать процентов людей, обладающих магическими способностями. Ведь магические гены передаются по наследству и то не всегда, а Манами, прошерстев досконально известное по семейным альбом генеалогическое древо, могла с уверенностью заявить — в её семье никогда не было ни чародеев, ни чародеек. Но время шло, её неподконтрольные силы росли, а ситуация становилась всё хуже. Чужие эмоции и чувства разъедали ей мозг, залазили под кожу и переворачивали верх тормашками внутренности, как в момент свободного падения с 10000 футов высоты. Нахождение в толпе, стало для неё испытания уровня «Босс», после которого она могла потерять сознание на лавочке или попрощаться с остатками непереваренной еды у какого-нибудь фонарного столба. Но Манами, крепко цеплявшаяся за свой статус обычного человека, упорно находила тысячи способов сосуществовать со своей особенностью. Она покидала свой дом рано утром, когда людей на улице и в транспорте было не так много и ловко лавировала по узкими улочкам и переулкам города. Она стала носить, по возможности, максимально закрытую одежду, ведь через прикосновения к коже эмоции ощущаются ярче и острее. Также Манами могла забыть дома тетрадь с домашней работой, зонтик или любую другую ерунду, кроме старого кассетного плеера на батарейках с наушниками. Шум помогал отвлечься от чужих эмоций. Она даже научилась взламывать старый замок школьной подсобки при помощи скрепки и шпильки для волос, как в старых фильмах, и пряталась там в особенно длинный обеденный перерыв. Оценивая весьма высоко свою находчивость и выработанный навыки, Манами уверенно шла сдавать экзамен в обычную старшую школу, не обращая внимания на пёстрые буклеты всех магических учебных учреждений страны, куда поступают в 15-16 лет. Возвращаясь с экзамена, Манами снова умудрилась споткнуться о элегантно выставленную подножку судьбы, когда её голова резко закружилась от чужих эмоций страха и паники. Какой чёрт её дёрнул свернуть в тот судьбоносный переулок, она до сих пор не знала, но с радостью при встрече оторвала бы ему хвост и рога. Она помнит, как её ноги приросли к земле, не от того, что на неё выскочил взлохмаченный, небритый мужчина, крепко сжимающий в руках денежный ящик кассового аппарата, а скорее от его ошеломления, которое ударило в мозг не хуже нашатыря, запрыгав по коже неприятными мурашками. Он плохо соображал, Манами всё ещё ловила в глазах звёзды. И в тот момент, когда нерадивый грабитель услышал свиток и лай гнавшийся по его следам собаки решил идти напролом, очухавшаяся девушка, испугавшись, вместо того, чтобы отпрыгнуть в сторону выкрикнула самую банальную фразу всех кинофильмов о преступниках: — Не подходи! На удивление, это сработало. Мужчина сдавленно крякнул, будто получил ударом молота по голове, застыл на месте, раззявив рот с несколькими отсутствующими зубами, и уставился на Манами немигающим взглядом. Не шелохнулся, даже когда денежный ящик, выскользнувший из ослабевших пальцев, свалился на его левую ступню и глазам не моргнул, когда собака, прыгнув ему на спину, повалила на землю, угрожающе рыча рядом с горлом. Манами отчётливо помнит неприятно пощипывающее чувство удивления полицейского, подбежавшего к ним, в районе затылка и до сих пор сильно жалеет, что как добропорядочный гражданин сообщила свой домашний адрес и номер телефона. Следующим вечером по возвращению домой после очередного набега в ближайший магазин за молоком и яйцами Манами застала на кухне родителей, беседующих с незнакомым человеком в строгом костюме чёрного цвета и прямым уверенным взглядом, характерным для лиц, связанных с военным делом. Желудок неприятно скрутило от нервозности родителей, а пятки похолодели от спокойствия и уверенности в чужих глазах. Мужчина поднялся со своего места, потеряв интерес к родителям, и подошёл к ней. Исходящее от него сила заставляла коленки и пальцы трястись. Он представился Тадаоми Карасумой, с этого года занимающим пост военного инструктора в известнейшей военно-магической академии Кунугигаока, и протянул ей запечатанный конверт, с гербом учебного заведения. В письме сообщалось, что с этого момента она зачислена в класс специальной подготовки академии Кунугигаока, и что она должна прислать весь перечень документов не позднее, чем за два дня до начала учебного семестра. Манами не помнит какие эмоции испытала в тот момент, как выглядели её родители, что отразилось на лице Тадаоми Карасумы, единственный ярким пятном, не стёршимся из её памяти, были её полосатые носки, пропитавшиеся молоком из лопнувшего пакета и разбитыми яйцами и по этой причине неприятно прилипающие к ступням. Манами тянула с отправлением документов до последнего, не обращая внимания на косые взгляды членов семьи и часами проводя время в своей комнате. Осознание того, что ей не избежать участи обучения в Кунугигаока, пришло в тот момент, когда она не обнаружила своего имени в списках с результатами экзаменов в школу, куда изначально планировала поступать, а, позвонив на горячую линию, услышала удивлённый женский голос, сообщивший не менее удивлённой Манами, что видите ли она лично забрала своё заявление и документы в день сдачи последнего экзамена. Под звук мерных гудков сброшенного звонка, девушка с обречённостью на лице запечатала пухлый конверт со всеми требуемыми в письме документами.

***

Автобус, обычно совершавший регулярные рейсы от станции в городе Ришот до внешних ворот академии Кунугигаока расположенных в ста километрах от города, подпрыгивал на неровностях дороги и казалось насквозь пропах пролитым каким-то недотёпой апельсиновым соком. Колесо угадило в очередную яму, консервную банку дёрнуло из стороны в сторону, а Манами, так удачно приснувшая на самом заднем месте автобуса, тихо зашипела, потирая ушибленной об оконное стекло лоб. Очки с овальными стёклышками сползли на кончик носа, в голове раздавался на максимально возможной громкости её старого кассетного плеера какой-то романс, популярный в те древние времена, когда её родители ещё под стол пешком ходили, а Манами хотелось только одного – проснуться в своей спальне, с ощущением что всё произошедшее с ней не более чем кошмар сгенерированный уставшим после длительной подготовки к экзаменам мозгом. Но чудеса не случаются просто так. Девушка вжала голову в плечи, чтобы неудачно кинутая кем-то пустая банка из-под газировки не угодила ей в лоб. Её персональный ад начался где-то более часа назад, когда Манами вместе с ещё около тридцатью перевозбуждёнными подростками загрузили в автобус. Здесь было очень душно. Проблема заключалась не в плохо работающем кондиционере, который на самом деле работал весьма исправно, а концентрации чужих эмоций. Манами казалось, будто её запихнули в газовую камеру, и, если бы окна автобуса не были плотно припаяны к корпусу транспорта, она бы вылезла наружу даже через узкую форточку, пройдя оставшийся путь до академии пешком. Увы, всё, что ей оставалась, это сидеть на месте, молясь, чтобы давно не обновляемые батарейке её старого плеера дожили хотя бы до конца пути и наблюдать за вознёй и набирающими децибелы спорами, разгоревшимися на передних местах по поводу картёжного мухлежа. Выглядела она, наверное, ужасно, когда молчавший на протяжение всего пути сосед протянул зажатую между указательным и большим пальцем пластинку жевательной резинки. Манами моргнула, чуть отстранила левый наушник и с читаемым на лице замешательство посмотрела на юношу. — Помогает от тошноты. Манами спорить не стала, зажато кивнула головой и приняла угощение. Возможно, это поможет ей отвлечься от окружающей атмосферы. — Мы должны скоро приехать. — больше сосед не проронил ни слова. Манами быстро пережёвывала жвачку, стараясь избавиться от жгучего вкуса мяты, и искоса рассматривала своего соседа. Невысокий рост, отросшие, подобно колючкам, белые волосы и выразительные бледно-жёлтые глаза. Немного растянутая рубашка под джинсовой курткой, тщательно зашнурованные берцы и, усыпанная рисунками геометрических фигур, бандана. Остаток пути ничего интересного не происходило, за исключением, рассыпавшихся конфет по салону автобусу и внезапной драке из-за всё того же карточного жульничества.

***

Магия – неотъемлемая часть мира, по мнению некоторых философов, принесла больше вреда, чем пользы. Сила, в которой логики и закономерностей меньше, чем в абстрактном хаосе. Однако, даже столь странная субстанция поддаётся изменениям под давление времени. Поэтому магия в прошлом и магия в настоящем два разных понятия, имеющие лишь некоторые схожие черты. В каждом учебнике древнюю магию неизменно характеризуют двумя словами: мощная и опасная, а так как многие знания с течением истории были безвозвратно утеряны – она стала неуправляемой и непонятной. Ожидаемым результатом стало то, что многие древние сооружения были уничтожены, артефакты тщательно проверялись и запечатывались, а крупице знаний искусно прятали от чужих глаз. Неизвестность — сильный источник человеческого страха. Страх — эта та сила, которая побуждает человека уничтожать всё, что его вызывает. Неудивительно, что в настоящее время о древней магии известно очень мало, а те, кто обладают этими знаниями, тщательно скрывают их наличие. Автобус последний раз качнулся из стороны в сторону и остановился. Началась неразбериха, возня и толкотня. Кто-то хотел первее всех выйти из автобуса, другой не вовремя поднялся со своего сидения. Манами вжалась в спинку кресла, спрятала драгоценный плеер в рюкзак и тихо похвалила себя за удачный выбор места путешествия. Сосед, сидевший рядом с ней, тоже не спешил ввязываться в толчею и благоразумно сидел на месте. Салон пустел, вместе с людьми уходили и их эмоции. Манами, уже успевшая обрадоваться, чуть не прикусила собственный язык, когда чья-то настороженность лезвием бритвы проскользила по линии позвоночника. Всё внутри сжалось, а вспотевшие ладошки натянули рукава ветровки. Испытанное ей чувство будто принадлежало не человеку, а загнанному в угол животному. Ощетинившейся зверь, следящий немигающим взглядом за своим окружением и готовый броситься в атаку на любой признак агрессии в его сторону. Это чувство отпустила её в тот момент, когда тяжёлые берцы застучали по полу автобусного салоны. Как она не почувствовала этого раньше? Манами не знала. Возможно, дело было в сильном фоне радости и возбуждения или до прибытия к внешним воротом академии её сосед не был так сильно насторожен. В любом случае, это было странно. Хотя странности сопровождают её жизнь с одиннадцати лет, пора перестать обращать на них внимание. Кованные ворота, источавшие божественный свет, были распахнуты в пригласительном жесте. Дорога, представлявшая до этого расширенную лесную тропинку, теперь превращалась в ухоженную, выложенную выточенными камнями дорожку. Вдалеке виднелись крыши современных зданий академии. Всё окружавшее её так и кричало о помпезности, величие и роскоши. Манами опустила голову, оглядев растянутую ветровку и грязные кеды, и улыбнулась мысли, что не дотягивает до дресс-кода данного места. В спину вновь врезались лезвия бритвы чужой настороженности, а следом за ними последовал короткий вопрос: — Твой? Юноша, который некоторое время назад протягивал ей пластинку жевательной резинки, сейчас точно также протягивал её помятый, запылённый и с отпечатком чьё-то ноги чемодан. Манами бы следовало молча забрать свою поклажу и убраться, но как она могла нарушить золотое правило жизни: «сначала говорим, потому думаем»? — Как понял? — она только сейчас заметила, что незнакомец спокойно держал её чемодан, который она еле-еле могла оторвать от земли, навесу. Одной рукой, которая не дрожала. — За исключением моей сумки, — он приподнял другую руку, демонстрируя чёрную сумку с перемотанными изолентой ручками. — Она была последней. — Спасибо. Манами дёрнула плечами, стараясь избавиться от чужой дискомфортной эмоции, и направилась к одному из людей, явно, работающих в администрации академии и выдающих новоприбывшим ученикам их студенческие пропуска. Всё было спокойно и без изменений, пока она не произнесла своё имени, а мужчина в помятой клетчатой рубашки со скучающим видом не отыскал его в планшете. Всё её тело зазудело, покрываясь той липкой заинтересованностью, когда человек видит перед собой что-то необычное. Например, двухголовую собаку или человека со звездой во лбу. Манами было всё равно, какое впечатление она произвела на других, когда бестактно вырвала из чужих рук именной пропуск и постаралась, как можно быстрее, убраться от ворот. В голове всё ещё звучало: — Она одна из них. — Непохожа на особенную. Манами шагала вперёд, сжимая губы от ноющей боли в руке, крепко вцепившейся в ручку чемодана, и игнорируя бритвы, продолжающие впиваться ей в спину в районе лопаток. Когда к настороженности, прибавились щиплющий за нос интерес и тягучая, как нуга, задумчивость, Манами взорвалась. — Что!? — вспотевшая ладонь отпустила ручку чемодана, с глухим стуком упавшего на землю, а сама она крутанулась на сто восемьдесят градусов, недовольно взирая из-под очков на юношу в бандане. Секундное замешательство застилает дымкой глаза и тут же растворяется в ещё более колючей настороженности. Манами кривит губы и сильно жалеет, что не умеет отматывать время назад. — Наше общежитие расположено там, — юноша кивает головой на гору, которое, о боже мой, тоже является территорией академии. — Ты идёшь не туда. Манами хлопает глазами, чувствуя себя стареньким компьютером, в который пытаются загрузить новомодную программу. Очередное лезвие насторожённости приводит её в чувство ровно настолько, чтобы выдавить из себя короткое: — Что? — Мы с тобой в одном классе, — он поднимает руку с ламинированным пропуском с именем «Итона Хорибе» и указывает на нижнюю графу. — Администратор сказал, что наше общежитие расположено на горе. Манами впервые смотрит на свой пропуск, отмечая правдивость слов юношу, а затем чувствует, как горят её уши. — Извини, — Манами ёжится, ощущая себя идиоткой, а затем поспешно добавляет, стараясь сгладить острые углы неприятной ситуации. — Я немного перенервничала, всё-таки не каждый день поступаешь в лучшую магическую академию страны. — не удержавшись, она всё-таки произнесла последние слова с саркастическими нотками. Неловкое молчание затягивалось. Злости она не чувствовала, зато прибавилось настороженности. Что же он такой подозрительный? Манами чувствует лёгкую неуверенности, сменившуюся воодушевлённостью. — Ты такая же, — кивает, скорее своим выводом, чем ей, Итона. — Ты ведь тоже не сдавала многоступенчатый экзамен для поступления сюда. В один из дней к тебе пришёл человек в костюме и заявил, что ты будешь учиться здесь. — Как? Что…Тоже? На её несвязную речь, Итона спокойно кивает головой, а затем разворачивается. Манами не находит ничего лучше, как последовать за ним. Сегодня список вещей, которые Манами ненавидела пополнился на один пункт. Ступеньки. Ступеньки под наклонном уходящие неисчислимой чередой в гору. Она была готова захныкать в голос, вспоминая насколько враждебные и бескомпромиссные отношения с физкультурой у неё были с рождения. Манами обречённо вздохнула, схватилась обеими руками за ручку чемодана и пыхтя оторвала его на несколько сантиметров от земли. Первая, вторая, третья, четвёртая, на пятой ступеньки она остановилась, переводя дыхание. — Помочь? Итона, стоявший на три ступеньки выше, взирал на неё сверху-вниз. Если бы это была какая-нибудь история про супер-пупер особенную, самодостаточную девушку способную свернуть по желанию горы и за ночь осушить мировой океан, то ответом на такой вопрос был бы категорический отказ, но Манами была пятнадцати летней девчонкой, слегка невезучей и не имеющей в запасе прокаченной выносливость, поэтому: — Если тебя не затруднит. Итона молча пожал плечами, с лёгкостью оторвал её чемодан от земли и спокойно продолжил подниматься. Второй раз запнувшись о ступеньку, Манами пожелала всего доброго архитектором академии, которые не додумались сделать перила, и постаралась вдохнуть полной грудью. От нехватки кислорода перед глазами заплясали цветастые круги. Итона резко остановилась, Манами неосознанно сделала тоже сама, поёжившись от возросшей настороженности. Он случаем не параноик, которые боится собственной тени и любой шорох воспринимает за приближающегося врага? Через семь ступенек начиналась широкая каменная платформа, уходившая слегка в бок. С права что-то вроде недостроенной каменной колонны из потрескавшегося, покрывшегося мхом кирпича с ржавой табличкой «Общежитие. Класс Е». Хруст сухой ветки, и тяжёлое напряжение, исходившее от Итоны, накрыло Манами с головой. Мышцы непроизвольно напряглись, зубы скрипнули, а перед глазами на секунду потемнело. Её не отпустило даже в тот момент, когда на платформу вышел невысокий юноша с необычайно голубыми волосами, завязанными в два хвоста. Манами вздрогнула, почувствовав укол чужого удивления, и постаралась отступить на несколько ступенек назад, чтобы Итона вышел из радиуса её восприимчивости. Ноги были деревянными, тело не слушалось. Юноша, вероятнее всего, их одноклассник улыбнулся вежливо и дружелюбно. Итона не расслабился, продолжая давиться её своей эмоцией, а потом… Потом всё резко прекратилось. Холодно. Ледяное спокойствие, соизмеримое по температуре разве что с айсбергом перекрыло собой все остальные эмоции и чувства. Укутало её в своеобразное одеяло, позволяя мышцам расслабиться, а мыслям собраться во что-то понятное. Манами казалось стоит ей открыть рот и из него вырвутся облачка пара, как это происходило в обычную зимнюю стужу. Это было похоже, будто её засунули в ванну со льдом. Сначала неприятно, но стоит пройти времени, и ты привыкаешь. Всё что она видела в тот момент – это чужие глаза цвета ртути.