Камень

– Только не говорите моим родителям, что я Вам всё рассказала, – попросила Роуз, когда Алан уже взялся за ручку входной двери, собираясь выходить. – Им будет очень неудобно. Они бы не хотели, чтобы Вы знали. – Я полагаю, что твоя мама, давая мне твой адрес и номер телефона, уже предполагала, что я могу узнать, Роуз, – печально усмехнулся Алан. – Не грусти. И постарайся не есть так много попкорна. Это вредно для здоровья. И Роуз пообещала. Он вышел на улицу и пошел по направлению к своему дому. Он жил достаточно далеко отсюда, поэтому дошел до ближайшей станции метро и вышел на 14-ой стрит Стейшен, на пересечении 14-ой улицы и 8-ой Авеню. Квартира Алана Рикмана располагалась на соседней 13-ой улице в районе Вест-Вилладж. Напротив этого дома 1907 года постройки была детская игровая площадка капрала Джона А. Серавалли. В 2009-ом Алан приобрел здесь просторный 3-хкомнатный лофт на самом верхнем, 7-ом этаже. Пять его окон в ряд, вдоль протяженной белой стены выходили на южную сторону, так что в ясные погожие дни всё здесь было залито ярким солнцем. Всё пространство тут было белым, как любил Алан: белые стены, белые потолки, белые встроенные шкафы, мебель в сдержанных светло-серых тонах. Всё очень скромно, но очень эргономично, функционально и с тонким современным вкусом. Ничего напыщенного и кичливого. Ничего лишнего. Только свет, уют и покой. Кухонная зона плавно перетекала в гостиную, в которой была подлинная жемчужина этой квартиры – дровяной камин. Алан любил разжигать его долгими зимними вечерами, когда столбик термометра опускался чуть ниже нуля, и становилось прохладно. Ему нравилось молча смотреть на живой огонь и слушать легкое потрескивание поленьев… За обедом, заботливо приготовленным Римой, Алан всё ей рассказал о Роуз. Рима только ошеломленно всплеснула руками. Он сказал Риме, что отныне каждый понедельник собирается проводить пару часов с Роуз, чтобы помочь ей прийти в себя, ибо, кажется, здесь никто не в силах сделать это, кроме него. – Она совершенно замкнулась и практически ни с кем не общается, потому что оторвана от привычного круга. Ведь из колледжа после всего произошедшего ей пришлось уйти, – пояснял Алан. – Гарольд и Мэри, конечно, стараются её поддерживать, но, как мне кажется, они не до конца понимают, что ей нужно. Да ты и сама всё видела… – Да, – ответила Рима, – когда я её увидела, мне тоже так показалось. Бедняжка… Ты, как всегда, делаешь благородное дело, – улыбнулась она. – Я делаю лишь то, что должен. Потому что не могу поступить иначе. Это дочь моих друзей… Думаю, так бы поступили многие на моём месте… О, – взглянул он на наручные часы, – до начала спектакля полтора часа. Кажется, мне пора. Он промокнул губы салфеткой и встал из-за стола. – К тебе прийти после спектакля? – спросила Рима, провожая его до двери. – Всё зависит от твоего настроения, – улыбнулся Алан. – Если придёшь, пройдешь через служебный вход, как обычно… Пока-пока, дорогая, – чмокнул на прощание он Риму в щёчку. Наступил понедельник. Первый из тех, что Роуз предстояло провести с Аланом Рикманом. Они договорились встретиться после полудня, и она поймала себя на мысли о том, что ждёт его появления. Наверное, впервые за долгое время ей и вправду захотелось с кем-то общаться продолжительное время. Этому было несколько причин. Во-первых, Алан был другом её родителей и хорошо знал её с семи лет, во-вторых, он стал одним из немногих, кому за последние полгода она осмелилась доверить свою трагическую тайну, и он понял её и не стал, по обыкновению, слёзно жалеть. Наверное, так и было нужно. И, в-третьих, она ощутила, как в его присутствии ей становилось легко и спокойно. Кроме того, Роуз подумалось, что всё действительно будет хорошо. Они созванивались накануне. Алан пришёл после полудня, как и было оговорено. Открыв входную дверь, Роуз увидела его лучезарное лицо: теплые, золотящиеся глаза, согретые застенчивой улыбкой и этот ореол серебрящихся в свете дня, легких, слегка взъерошенных волос. – Привет, это я, – сказал он и переступил через порог. – Как я рада, что вы пришли, Алан! – сказала Роуз. – Я ждала вас. – Вот и отлично, – улыбнулся он своей очаровательной улыбкой. – Что же мы будем делать? – спросила девушка. – Ничего. Как я и обещал, гулять, есть мороженое, разговаривать… Нью-Йорк – это каменные джунгли. Но даже в каменных джунглях бывают свои зеленые островки. И одним из них был, конечно же, Центральный парк. Туда и направились Алан и Роуз. Это было отличное место, чтобы неспешно прохаживаться вдоль ухоженных тропинок, залитых скупым январским солнцем. Из-за времени года туристов здесь было меньше, и жизнь как будто замирала. Шёл мокрый снег и устилал тонким покровом землю. Деревья устремляли ввысь лишь свои безлистые ветви. Центральный парк в Нью-Йорке зимой чем-то напоминал душу Роуз… Они с Аланом не спеша шли вдоль аллеи, и он рассказывал ей какую-то ужасно смешную закулисную историю из театра, произошедшую совсем недавно. И Роуз начинала вдруг заливисто смеяться, и этот смех заставлял её щеки румяниться… совсем как когда-то давно. Она шла в белой курточке с меховой оторочкой по воротнику и в смешной белой шапочке с бомбошкой на голове, и только её темно-русые волнистые волосы рассыпались по плечам. Не все слова даже запоминались ей из рассказа. Она чувствовала только одно: как ей тепло и хорошо… Впервые за долгое время. – А что же было потом? – спрашивала Роуз, едва отдышавшись от смеха. – А потом он всё-таки пролил этот несчастный коктейль! – говорил Алан. – Но я так и не успел его догнать. – А меня? – спросила Роуз. – Меня вы сможете догнать? С этими словами она вдруг кинулась бежать, и Алан побежал за ней по дорожке между деревьев. Лавируя, она иногда пряталась за ними, звонко хохоча, как ребенок. И вновь убегала. «Ах, так! Ну, подожди же!» – кричал ей Алан вслед и бежал вновь… Пока, наконец, его руки не поймали её и не сомкнулись у неё под грудью, приподняв над землей. Роуз лишь только взвизгнула, запыхавшись от быстрой гонки, в которой она проиграла. – Ну, вот ты и попалась! – рассмеялся Алан. – Не знала, что вы так быстро бегаете! – Я быстро и не бегаю. Просто у меня широкий шаг в беге… – Теперь буду знать, – заверила Роуз. …У них впереди было ещё много таких понедельников. Каждый раз Алан придумывал что-то новое: они могли зайти в кафе или отправиться в кино, но большую часть времени они проводили на свежем воздухе, гуляя по Нью-Йорку. Это шло Роуз на пользу. А ещё они много-много разговаривали – и тогда два часа их общения медленно перетекали в три. Алан не жалел времени для Роуз, если оно у него действительно было. Он с радостью с нею общался. Тем более, это приносило положительные результаты: Роуз перестала пачками есть попкорн, перестала замыкаться в себе и нервно перебирать руками. Тяжелые воспоминания стали постепенно затягиваться туманом и казаться лишь страшным сном, приснившимся когда-то давно. Каждый понедельник в её душе было лишь одно – предвкушение счастья, лёгкости, тепла и света от встречи с Аланом. Это состояние стало плавно перетекать и на другие дни недели, становясь почти постоянным. Она научилась заново жить и радоваться и была теперь полностью уверена в своих силах и планах на будущее. 21 февраля 2012-го, после вечернего спектакля и того, как группа поклонников у служебного входа отпустила Рикмана, радостно распевая “Happy Birthday”, Роуз пришла поздравить Алана с днем рождения. Так прошла зима и наступила весна. В парках защебетали птицы. Днём было облачно и тепло, ночью столбик термометра опускался ниже нуля. Однако в воздухе уже витали пленительные запахи пробуждения и обновления природы: солнце, проглядывающее из-за облаков, согревало землю, на деревьях появлялись первые зеленые листочки. В один из последних мартовских понедельников Алан, как обычно, пришёл к Роуз. За окном стояла отличная погода… – Я бы не хотела сегодня никуда идти, – сказала Роуз вопреки ожиданиям, как только Рикман прошел в гостиную. – Давайте сегодня просто что-нибудь приготовим, если вы не против. – Хорошо, – согласился Алан, – давай. – Я на днях нашла отличный рецепт яблочного пирога, – продолжала Роуз, – очень простого и, как мне кажется, очень вкусного. Было бы неплохо, если вы мне поможете… – Хорошо, как скажешь. Но для начала мне нужно помыть руки, и я буду готов тебе помогать, – усмехнулся Алан. Так Рикман и Роуз оказались на кухне и принялись за работу. Роуз поручила Алану почистить и нарезать дольками яблоки, а сама стала раскатывать тесто. Работа шла быстро и весело: Алан, как обычно, рассказывал что-то интересное в то время, как маленький нож в его умелых руках аккуратной спиралькой срезал кожуру с зеленых яблок. Спиральки получались настолько тонкими и красивыми, что их даже жаль было выбрасывать… Вскоре пирог отправился в духовку на 40 минут и через положенное время был готов. Распробовав его с чаем, Алан и Роуз поняли, что он получился ещё и на редкость вкусным. Вкус яблочного пирога не смог испортить даже американский чай, который Алан так не любил. – Тебе не душно? – спросил Алан. – Я приоткрою окно? – Да, пожалуй, – ответила Роуз. Рикман так и сделал. Было около двух часов пополудни, и он уже думал, что ему пора идти, как Роуз вдруг приблизилась к нему – и Рикман прочитал в её глазах прежнее волнение, такое потерявшееся за эти дни. – Что с тобой, дорогая? – спросил он. – С тобой всё в порядке? Согнув руки в локтях, она загребла волосы назад и опустила голову, будто не осмеливаясь что-то сказать. И комната на несколько мгновений наполнилась молчанием Роуз. Пока она снова не подняла на Рикмана глаза – и её пересохшие от волнения губы не разомкнулись. – Алан, могу ли я вас попросить… – заговорила она, и, казалось, все её слова звучат сдавлено, будто кутаясь в страх. – Алан, – повторила Роуз, и губы её задрожали. – всё это время вы прикасались к моей душе и излечили её… Я… я перестала бояться… Но… я хотела бы победить свой страх до конца… победить самый главный мой страх… И мне, мне кажется, что это возможно теперь только с вами… Иначе он… навсегда останется со мной… А я не хочу этого… Кажется, Рикман сейчас понимал её между строк, ибо не только его внимательный и участливый взгляд был всё это время сосредоточен на Роуз – она приблизилась к нему так близко, что её дыхание коснулось его губ. – Прикоснитесь и к моему телу тоже, Алан… – прошептала она, и тут же, будто опомнившись, отпрянула от стыда, прикрыв зардевшееся лицо руками. Осторожно Рикман отнял эти руки от её лица и почувствовал, что Роуз дрожит всем телом, как осенний лист, то ли от страха, то ли от того же стыда: – Если ты хочешь, так оно и будет, – чарующе спокойно проговорил его голос, и Алан прижал её ладошку своей рукой к своей же груди. В его руках был невероятный покой, словно эти руки могли растопить даже камень. Впервые Роуз вдруг осознала это. А когда осмелилась снова посмотреть на Алана, то поняла, что ещё никогда в жизни не видела такого выражения лица, как у него. В нём не было лицемерия, лжи, маски. В его взгляде было ласковое, сострадательное понимание. Но не жалость. Его мягкая, едва заметная улыбка возвышала, и всё время казалось, что улыбались лишь одни эти глаза, наполненные какой-то безмолвной, великой мудростью любви… Сама того не понимая, Роуз снова потянулась губами к губам Алана, и Алан легко и не сопротивляясь ответил ей на поцелуй, как бы подхватывая его… Целовался он всегда как-то особенно деликатно и осторожно. На его губах еще остался привкус яблок с корицей, от которого кружилась голова. Губы Алана, согретые его дыханием, едва ли не бесплотные, лёгкие, подобные шёлку, заскользили поцелуями вдоль шеи Роуз. «Ещё…», – неожиданно для самой себя вдруг произнесла она. И тогда руки Рикмана всё так же осторожно, как бы возвращая Роуз какую-то недополученную нежность, скользнули вниз по её плечам. И ещё ниже… пока медленно не оказались в районе её бедер, под юбкой. А потом его пальцы слегка приспустили трусики Роуз. Он не думал, какого цвета они были, были ли они кружевными или нет. Это интересовало Алана меньше всего. Его взгляд сейчас сосредоточился на лице Роуз, безмолвно стремясь поймать малейшее мановение её эмоций… Её глаза почти безотрывно уставились в его глаза, будто она хотела, чтобы он загипнотизировал её, не давая ей отступить от своего смелого решения. Это казалось ему слегка трогательным и даже немного забавным: глаза Алана в такт его едва заметной улыбке излучали какое-то невыразимо смешанное, одновременно почти отеческое и мужское тепло… Это выражение было сложно описать. Но его сейчас видела Роуз. Она замерла и, казалось, почти перестала дышать, когда подушечки его тёплых предупредительных пальцев нащупали в складках её плоти этот чувствительный бугорок и начали неспешными круговыми движениями массировать его… Как вдруг всё её тело будто сжалось – и это напряжение пролегло складкой необоснованного страха промеж её бровей… Заметив изменение в её лице, Алан тут же убрал руку. – Тебе неприятно? – спросил он. – Нет… Совсем нет, – судорожно и суетливо опустив глаза, всхлипнула девушка. – Мне приятно. Очень приятно. У вас теплые, ласковые пальцы, Алан. Дело не в вас. А во мне… Это что-то во мне не так… – Тебе страшно? Роуз закивала головой и продолжила: – Мой разум хочет преодолеть этот страх, но что-то внутри меня, в моем подсознании противится этому… или же моё тело… Не знаю. Не знаю, не знаю! Простите… Я такая глупая… – Ты боишься потому, что тебе однажды причинили боль, и твой разум бессознательно всё время возвращает тебя к тому прожитому страху, – тихо и по-кошачьи вкрадчиво зазвучал голос Алана. – Ты боишься его повторения… той боли, потому что думаешь, что так будет всегда… и каждый раз. Но самом деле, этого больше никогда не повторится. Так?.. – Да, – опять закивала головой Роуз и подняла на Рикмана глаза. – Но если ты и дальше будешь бояться, ты никогда не преодолеешь свой страх, – продолжил он. – Ведь правда?.. Разум всегда подчиняет тело, и тело тоже подчиняет разум. Всё взаимосвязано: освободи свой разум – и ты освободишь своё тело. Освободи своё тело – и ты освободишь свой разум… Позволь этим энергиям перетекать друг в друга – и ты разрушишь власть страха… – Я… – заговорила Роуз, – я доверяю вам… я… хочу попробовать ещё раз… В эту минуту Алан притянул её к себе: его губы снова начали целовать губы Роуз в то время, как его рука снова забралась под подол её платья. Едва коснувшись створок её плоти, его пальцы ощутили, какое влажное и напряженное тело у девушки. «Оххх, – выдохнув в её губы прерванный поцелуй, удивленно сверкнул своими желтыми кошачьими глазами Алан, – мне кажется, твоё тело говорит мне совсем об обратном. Не о страхе, а о желании…». – Может быть, потому, что глядя на вас, оно победило страх… – ответила Роуз. – Тогда закрой глаза… И Роуз закрыла. И только лишь её дрожащие ресницы выдавали то, как трепетно её тело реагирует на чувственные ласки Рикмана до тех пор, пока он не закончил свои проникающие движения и медленно не извлек из неё свои пальчики, оставляя ниспадать вслед за ними потоки тепла по внутренней стороне бедер Роуз… – Ты хочешь большего? – спросил он, когда она открыла глаза, выйдя из состояния прерванной неги. – Да, мистер Рикман… хочу…