Узы из прошлого

      Готов ли ты броситься в бездну с ней?        Эти безумные идеи и догадки отталкивали, не давая найти ответ. Они вгоняли в меланхолию, закручивали в опасную петлю и возвращались с новой скоростью. Чем меньше думаешь обо всём этом, тем сложнее выбраться из всех этих раздумий. А он всё шептал, зазывал в центр маленького урагана.        Всё задумчивое внимание было приковано к этому дурацкому камню, что переливался и без солнца, только нужна была её рука, её касание. А он словно насмехался, задорно хихикал и манил своей особой способностью.        Террвин совсем не замечала холодной каменной поверхности под собой и затекшей руки под головой. Только это волшебство перекатывалось между пальцами, оставляя сиреневые блики на одежде. Недовольный взгляд тут же отразился на лице, стоило появится свечению. Это недовольство было связано с тем, что логики и рядом не было видно. Эта реакция миланита нездорово отражалось на Террвин. Нет тут никакой логики!        Листва покачивалась под напором свежего бриза, передавала слухи игривых потоков и медленно возвращалась в своё обычное состояние. Всё это казалось чем-то странным, непробудным. Стоило только задуматься о том ненайденном парне, терзающем всё её сознание после миланита. Спокойствие испарялось мигом, стоило подумать лишь о том, что его сила откопала в её голове. Она думала, что давно его похоронила, зажевала горе могильной землёй и выкинула, как непрошенного гостя. Только одного не учла. Невозможно выбросить огромную часть себя. Невозможно вырезать эту надуманную опухоль, пусть в итоге изольёшься кровью и уничтожишь себя болью, вырвешь всё то, что делает тебя личностью. Это не поможет. Нет, вернувшись он ещё и добавит, сожжёт тебя настоящую и встанет на твоё место, гнусно выкорчёвывая всё доброе и нужное. Просто по-другому не может. Так был научен, так был приучен.        Чувство прикованного взгляда заставило наконец оторваться от кристаллического пера. Задумчивость тоже тронула барда. Только он беспокоился о другом.       — Что-то случилось там? Он сказал что-то неприличное? Деймос огромная невежда, так что не стоит вообще обращать на него внимание, — от него прям исходило беспокойствие. Это было видно по выражению его лица, по тому, как он поджал под себя ноги и боком положил голову на колени, как теребил бедный цветок-сахарок, оказавшийся у него под рукой. О хоть немногой живости растения говорил приятный сладкий запах, распространяющийся до Террвин. Она невольно вдохнула глубже, дабы почувствовать сладость получше, и положила руку с артефактом на живот.       — Нет, напротив — он мне ужасно помог, — Венти видит её усталый от дум взгляд, видит, как сейчас ей тяжело. Она ведь чем-то встревожена. Просто знал это, видел и думал, как бы помочь. А также чувствовал, что ей нужно выговориться. Пусть не в полной мере, пусть это совсем не чувственные порывы, а мысли вслух, но от их прояснения станет легче.       — Расскажи, — тянет бард, садится по-турецки, готовый выслушать и помочь.        Террвин садится, подтягивая под себя ногу. Большой палец ковыряет остальные четыре, пытаясь убрать кутикулу. Просто от таких махинаций не разрастается тревожность. Пусть хотя бы остаётся на обычной отметке для такой ситуации.       — Просто я не понимаю, куда двигаться дальше. Я в тупике. От того, что скажет тот парень, кажется, зависит многое! — под конец голос повышается, а движение пальцем становится резче.        Больше всего пугало то, что тот поджигатель окажется бесполезен, а все труды и нервы будут попусту потрачены. Наивная решила отправиться в большой свет. Решила оставить все свои проблемы дома, надеясь на их избавление. Всё это, запечатанное под сто замков в огромном сундуке под названием «Лучше не трогай — съест и не оставит ничего», залитое титаном, выброшенное в магму, вырвалось и теперь сквозило через самые узкие щели, опасно кусаясь. Когда покидаем родной дом, мы надеемся на великое излечение и разрушение оков, надеемся, что всё самое жуткое и отвратное останется там и ни в коем случае не будет ходить за нами по пятам. Просто потому, что мы думаем, что всё это цепляется за место, где было всё это пережито. Но не думаем, что создаёт это всё не место, а человек.       — Но я готов тебе помочь. Ты не обязана справляться со всем одна, — от этих обычных слов… нет, это были слова того, кто готов и впрямь помочь, несмотря ни на что. Это заставило появиться добродушную улыбку, такую лёгкую, от которой сам бард повеселел.        Террвин не хотела знать мотивы барда, не хотела знать, почему тот помогал ей. Может он что-то за этим преследовал, а может по доброте душевной, но путешественница не могла видеть свои самые незаурядные приключения по Монду без него. Он появился, как обычный бард, распевающий замечательные поэмы, а теперь, с Глазом Бога, помогает ей, даже готов поддерживать морально. Может в итоге бросит, как и многие до него, но это ни в коем случае не сломит ее. Пусть только не сейчас, когда чёрная бездна сильнее всего манила, хватала за плечи и молила раствориться в небытие. Да так, чтобы сами высшие Боги не смогли найти её, даже хоть самую маленькую частичку.       — Спасибо, Венти, — стало ответом для барда, что явно хотел нащупать главную причину её тревожного состояния. А вот из самой глубины выбежала взъерошенная белочка и быстро проскочила мимо двух спутников. Террвин улыбнулась, совсем не видя подвоха. Но Венти, обладающий острым нюхом и воздушными потоками, смог без труда определить одну ужасающую вещь.       — Пожар… — Террвин тут же вскочила вслед за спутником, смотря по сторонам. Венти принюхивался, пытаясь определить с какой стороны находится источник запаха, а затем показал в сторону, где неподалёку располагалась деревня. — Там! Но… странно…        Путешественница тут же уставилась на перо в её руке, что разрывалось от переливов и более яркого свечения, отличного от обычного. Не то что бы сама суть пожара её не волновала, но вот тот, кто это устроил — куда больше.       — То что нужно, Венти! — Террвин тут же ринулась в чащу леса, где неглубоко располагалась деревня. И её совсем не волновало, что от основного города неблизко, а за ними труднопроходимый лес с хищниками и возможностью заблудиться. Выживали они лишь продажами древесины и аграрным делом. Но вот что с ними станет, если всё это сгорит…        От спешки руки не успевали отбрасывать ветки деревьев, что с болью лупили не только по лицу. Некоторые точно попадали в глаза, ненадолго ослепляя. А под ноги всё норовили попасться разные животные, спасавшиеся бегством от бушующего ненастья. Каждая клетка леса пропахла жаренной плотью и удушающим дымом, распространяющимся в геометрической прогрессии. Пожар давил, загонял в смертельный угол, показывал своё непревзойдённое величие. Тёмным заревом накрывал всё то, что жило и росло, отнимал всю жизненную энергию, злобно скалился, хватая за горло жаром, оставляя вздувшиеся пузырьки и ужасающие шрамы. Некогда сочный зелёный цвет превращался в опалённо-чёрный грязный оттенок.        Дома горели как стог сена, пропитанный горючим маслом. Люди сновали туда-сюда, как чересчур встревоженные муравьи, чей дом подвергся направленным с помощью лупы лучам. Всё бушевало в чёрном пламени, купалось в нём. А оно сжирало всё, что попадалось на пути. Плавило даже металл. Во всех его грязных делах помогал сухой ветер, как какой-нибудь верный союзник, разжигал задорнее и разносил весть не об опасности, но о том, что величавый огонь здесь.        Оба смотрели на всю эту катастрофу около секунды. Затем раздался сжимающий до боли грудную клетку детский визг. В нём смешались боль, обида и отчаяние. Запертому в огненной клетке опаляющего со всех сторон жара ребёнку некуда деваться, некуда бежать. Никто не обращал внимание на рёв и истерический страх смерти. Все пытались спастись, спотыкаясь о собственные ноги. В их глазах плескался страх за неизвестное будущее, что валуном скатывалось с крутой горы, стремясь раздавить и уничтожить. Всё, чем они жили, храня в этом многовековую историю, чему радовались и к чему стремились, а может даже испытывали страсть, было уничтожено в одно мгновение. Все труды и старания исчезли на века. Ведь невозможно достать что-то старое из перерожденного в новое и чистое.        Ноги ступали по обугленной земле, пачкались в чёрной саже и поднимали плотную тёмную пыль, от которой хотелось вывернуть лёгкие наизнанку и почувствовать освежающий влажный бриз. Но человеческая жизнь бесценна в сравнении со всем на свете. Особенно такая маленькая, неокрепшая и пустоголовая. Венти создавал воздушный купол вокруг них, не поддающийся чёрному бедствию. Это единственное, что отделяло от смертельной стены.        Испуганный до чёртиков ребёнок забился в угол, куда чудом ещё не дошло чёрное бедствие. В маленьких ручках сжата замызганная плюшевая игрушка. Казалось, она сможет сберечь и защитить даже от самых страшных бед. Только вот мальчик был на пределе, а игрушка, наверное, приняла весь его страх на себя, не в силах больше впитать и капли. Даже в фиолетовом свечении было видно болезненно побелевшую кожу, как дрожали тонкие губы, а тело пробивала дрожь. Он тихо-тихо поскуливал и что-то неразборчиво шептал, остановив свой обезумевший от ужаса взгляд где-то впереди. Его сковал паралич и невозможность даже моргнуть и вдохнуть.       Террвин тут же подхватывает ребёнка, замечая огненно-рыжие, немного волнистые пряди, падающие ей на плечи, щекочущие нос. Такие же, как у неё. Успокаивающий шёпот, нежное поглаживание по вздрагивающей спине, крепко прижатое тельце — всё, что можно было сделать, чтобы хоть как-то помочь осиротевшему ребёнку. Пожар разгорелся до небывалых размеров. Она почувствовала, как мальчик сжался ещё сильнее из-за ужасающего вида. Из-за пережитого у него, скорее всего, появится боязнь огня и всё, что с ним связано. Печальный исход.        Но вот она увидела боковым зрением подозрительное шевеление и волнистое дрожание пламени в той стороне.       — Венти… Я надеюсь, ты умеешь справляться с детьми… — Террвин аккуратно перекладывает ребёнка на стоящего в ступоре Венти. — Отведи его в больницу! И как можно дальше от деревни! — уже кричала путешественница, направляясь туда, куда, предположительно, исчез неизвестный объект.        Подрагивающие ветки впереди, шелест затронутых листьев и пыль от чёрной сажи, что оседали в верхних дыхательных путях и раздражали рецепторы. От этого невыносимо хотелось наконец пробежать это место, чтобы не задохнуться от кашля и не упасть от мешающих слёз.        В итоге Террвин оказалась прямо посреди пустующей площадки, окружённой высокими деревьями. Земля под ногами была вся в трещинах от ужасной сухости и уплотнённости. Кажется, она окончательно была мертва и разбита, без возможности взрастить хоть самое неприхотливое растение, а слой гумуса тут вообще бы не помог. Ощущение, словно из-под земли выйдут толпы мертвецов, так подсказывало её нутро, так подсказывала необъяснимая энергия — вязкая и сжимающая изнутри лёгкие и сердце. Это неожиданно пугало и сбивало внутренний радар.        Авантюристка сжимала меч всё крепче и крепче, не замечая этого, по ходу приближения шелестов. Встала в стойку мечника, смотрела в оба, прислушивалась к мёртвой тишине, еле-еле чувствуя присутствие кого-то, как раз таки вписывающегося в отчаянную пустошь посреди густой чащи. Тревога и невыносимое ожидание атаки выводило из колеи, а сердце начинало пропускать удары от любого шума, от его энергии. Она даже не позволяла себе моргнуть. От напряжения нервы были на исходе, от чего голова ходила ходуном, да ещё из-за этой магии, на которую остро реагировало перо.        А затем жар и последний миг перед тем, как превратиться в прах. Земля оказывается намного твёрже, чем казалось на первый взгляд, но теперь плечо наверняка узнало. От секундного недопонимания Террвин оторвал тёмный столб осквернённого пламени прямо по левой стороне. В голову тут же ударили картины исхода её маленькой задержки, которой, из-за быстрой реакции, не случилось. Перед глазами начали появляться звёздочки, а от резкого подъёма с земли вид потемнел по краям.        Террвин сжала меч покрепче, это давало ей немного успокоиться, это давало хоть маленькую надежду спастись. Когда наконец показался виновник, последовал логичный вопрос:       — Кто ты? — незнакомец усмехнулся и развёл руками, словно ответ был настолько очевиден.       — Я, бывает, поражаюсь с тебя, — он подпёр двумя пальцами подбородок, с хитрецой разглядывая напротив стоящую.        Путешественница напряглась и сморщила лоб от недовольства. Особенно, если драгоценное время тратится попусту. С каждой секундой становилось всё хуже и хуже, голова раскалывалась от убийственной боли. Внутри всё смешалось. Этот скрежет внутри черепа от скребущего острого когтя; эхо, ударяющееся о стенки в голове. Хочется наконец вынырнуть, вырвать то, что мешает сейчас нормально пережить и вздохнуть… так глубоко вздохнуть.        Ноги делают пару шагов. От сокращения дистанции боль лишь усиливается, накатывает и не даёт хоть секундную передышку.       — Чего молчишь-то, а? — он невинно хлопает ресницами и делает ещё шаг. — Неужели головка болит, м? — невинная манера речи, издевательски выбранная им, и он чувствует, как внутри, от страданий одного человека, ему становится ужасно приятно.       Террвин, не в силах держать внешнее спокойствие, кладёт на голову ладонь и шире открывает глаза, глубоко вдыхая и выдыхая. Лишь бы не лишиться сознания. А тот только входит во вкус и даже не боится сокращать дистанцию. Он ещё что-то говорил, но это она предпочла пропускать мимо ушей.       — Удивлён… Ты должна червей кормить, но в живучести тебе никогда не было равных, Тери. Нет, — незнакомец нахмурился, — она мертва и точка.        Террвин уж думает, что он разговаривает сам с собой, ведь смысл его слов казался несвязным и бредовым. Глаза полные гнева от переживаемой, разрывающей боли смотрят на противника. Ему же это совсем не нравится. Не нравится, как она смотрит на него. Не так, совсем не так должен смотреть человек, которого могут вот-вот запросто убить.       — Что это за магия?! — надрывисто, с истекающими силами спрашивает та, еле-еле держась на дрожащих ногах. Неизвестный резко останавливается и пристально смотрит в мученическое выражение лица напротив, хмурится, пытается уловить фальшь и враньë.       — Чувствуешь? — спокойный голос доноситься до неë. Террвин только бродит в непонятках.       — Что?.. — он топнул ногой, из-за чего, по довольно большому радиусу, прошлась волна бушующей энергии, добирающейся до всех органов в теле. Сердце пропускает удар, и чувствуется острая боль в коленях. Меч с силой вонзается в утрамбованную землю, а звон, будто в камень. Кажется, сил хватает на то, чтобы дышать и держаться за рукоять оружия, но это иллюзия из-за отвратных ощущений.       — Там, под земляным надгробием, куда не доходит ничего с мира живых, не доходит даже голос Морты… Теперь давай, скажи, что не чувствуешь, м!        Она чувствовала это с самого начала, как только ступила сюда. С самого начала была погружена в этот вихрь смрада, источающегося из самый маленьких расщелин. Он как дым впитывался в твоë сознание и наводил свои порядки. А эти шëпоты, смешки, крики, смирение, боль, желание жить… Каково это, иметь то, что имеет она? И тот парень, похоже, тоже.       — Да, ты их даже слышишь. Все эти мëртвые души, измученные, обычные люди, тела которых просто покидали в общий могильник. А некоторые просто погибли под завалами трупов своих родственников, не в силах выбраться. Заживо закопанные, заживо сожжённые…       — Как и те люди в той деревне, да? Родители того мальчика погибли…       — Заткнись! В этом только твоя вина! Мне нужно было привлечь твоë внимание!        Террвин с ужасом округлила глаза. Осознание личности стоящей напротив не давало ей покоя. Несвязный бред, резкая переменчивость. Всë еë нутро кричало найти силы и бежать, бежать не оглядываясь. Паника накатывала, мешая соображать. Она медленно отводит руку за спину, надеясь на спасительный предмет. И снова волна удушающего жара сбоку от её свободной левой руки. Кажется, вот он, момент пересиливания, мгновение для свободы. Шершавая древесина врезается в огрубевшую кожу, дает понять, что она верна до конца времён. Резкий взмах. Немного тёмных волос осыпалось на землю, как порезанная пушистая мишура. А на щеке появилась красная полоса, тронутая тонкими дрожащими пальцами.        Это словно развязало руки, разорвало оковы боли и доминирования над собой. Теперь ничто не удушало и лишало сил.       Каждый выпад, каждая атака была блокирована его мечом, которым он пользовался не так часто из-за его некоторых неумелых действий. Но на неудачную защиту он лишь цокал, обвиняя в неудачах кого угодно, но не себя. А земля под ногами стесывалась из-за резких трущихся движений, создавая маленькие, совсем неплотные облака пыли, которые даже до колен не долетали, развеивались тут же потоками ветров битвы и двумя парами ног.       Сердце каждый раз вырывалось из груди, когда тот замахивался свободной рукой для роковой атаки, но это можно было предотвратить лишь сильным взмахом меча. В голове циклом закручивались мысли: «Лишь бы не сейчас». От каждого его движения, хищной улыбки, моргания пробивал мандраж, и вот сходишь уже с ума. Одна лишь пропущенная деталь могла стать очередным забитым в крышку гроба гвоздем.       Террвин выкидывала лишние думы, но тот словно подкидывал дрова в топку единственной ошибки. Шептал, чтобы та хорошенько подумала о мотивах этого неудачника. Неудачника, который имеет все возможные ресурсы на её последний вздох. Но ему ведь весело, борется за них-то она, а не сидит и посмеивается, наблюдая за всем этим безумием. Ему не впервой наблюдать за тем, что он порождает.        В последний момент поворачивается боком, сжимаясь вся внутри. Еле удаётся удержаться на ногах, чуть бы не спотыкаясь о них. А тот надеялся зажарить соперника тут же. Соображая, метает тут же меч в сторону Террвин, пока та отвлекалась на устойчивость положения. Но его меч скользит, появляется противный, тягучий скрежет металла. Злость накатывает с большей силой, всё подавляет его способность, ничего не даёт сконцентрироваться. Лицо обоих облепили растрепанные мокрые от пота волосы, дыхание сбивчивое, удушливое, не хватало кислорода. Мышцы сводило, всё внутри сгорало.        Гляделки продолжались около полуминуты, пока руки от напора не начали отказывать совсем. Тот оттолкнул от себя Террвин и лезвие полоснуло по её плечу, рассчитанное вонзится в левое лёгкое насквозь. Скабрёзно выругавшись, он пускает под ноги соперницы пламя, накрывающее тонким слоем измученный могильник. Авантюристка оступилась, на этот раз не сдержав равновесие. Острая боль разнеслась по боку, а выточенные камни остриём врезались в голое плечо, пробивая кожный покров. Закусила нижнюю губу, не позволяя ничтожному вскрику вырваться наружу. Это ведь даже ничего не стоит.        А что за ней было? Лишь жажда защитить себя и обида за мальца, получившего жизненный опыт и психологическую травму, с которой не живут, а выживают. А тот был переполнен яростью и страстью увидеть её страдания. Он не пытался убить, совсем не желал этого. Всего лишь напугать, да так, чтобы по ночам просыпаться и вскрикивать от кошмаров, пережитых на общем могильнике. И слышать их голоса. Как сейчас, которые она заглушала во время боя. Но что сейчас? Сейчас выходило и вырывалось из-под её контроля.        Давило и то, что этот псих вообще ничего не говорил. Чувствовался его взгляд на спине, когда она поднималась, когда он пнул ее в живот. Всё обрушилось: уверенность хоть в своих силах, контроль над голосами и над ним, внимательность. Сейчас она выглядела как какая-то кукла-вуду, над которой потешаются, чтобы причинить боль другому. Только тут не было кого-то другого.        Террвин краем глаза замечает, как тот прислушался и дёрнулся. А затем его слова напоследок, которые врезаются в голову, воспоминания о родном месте и причина запомнить это, удивиться и мыслить о нём куда чаще. Задавать лишь один вопрос: «Кто он такой?». И желать о ещё одной встречи, несмотря на болезненный опыт и чувство опасности. Но он лишь ставит точку в этой встрече в своей излюбленной манере. Почему-то кажется, что именно таким способом он пытается закрыть свой гештальт.        Всё смешивается в голове и всё пропадает вмиг. А он уже не смеется в её голове. Затем сильный и мощный поток воздуха, образовавшийся стеной перед путешественницей, разрезающий мощный столб пламени, отгораживая его от девчонки. Она прикрывает лицо рукой от пыли и камней, пытаясь увидеть, кто это. Перед ней опускается Венти, держа лук, с немного оттянутой тетивой, готовясь повторить атаку. Террвин заворожённо смотрит на его лицо, еле видное с такого ракурса, держась за больной бок. Её противник, и похоже ночной кошмар, стоит, хмурится, совсем на этот раз не хотя находится здесь. Бард делает шаг вбок, тем самым закрывая сидящую знакомую полностью. И лицо вовсе пропадает из её поля зрения. Только за светящиеся кончики косичек цепляется взгляд. Тогда внутри что-то бухает. Тело покрывается дрожью, и чувство облегчения нахлынуло волной. Как давно она не чувствовала себя в безопасности.        И какой-то приближающийся шум со стороны леса. Ледяной пар проскакивает рядом с тем психом. Только тогда настороженный Венти смог опустить свой прекрасный золотой, с голубыми деталями, лук.       — Террвин, всё хорошо? Ты не ранена? Ох, что это? — обеспокоенный голос барда еле-еле просачивался через выстроенный слуховой барьер. Всё её внимание было направлено на битву с участием неизвестно кого. Пока краем глаза она не увидела Венти, тянущегося к её плечу, где красовался свежий порез.       — Венти? — она словно находилась в какой-то прострации.        Он встрепенулся и отдёрнул руку, что почти кончиками пальцев докоснулась до раны. Потом посмотрел ей в глаза, слегка улыбаясь. А затем повернул голову в сторону боя.       — Нам лучше уйти. Это уже дело Ордо Фавониус.        Террвин встала медленно. Бард хотел ей помочь, но та лишь отмахнулась.        Она залипала на том пареньке из Ордо Фавониус. Владел он оружием куда лучше, чем она. И на поле боя был уверен, прозорлив, хитёр — отличное владение крио элементом. Но что-то дребезжанием отзывалось в её голове, словно били по чугунному котелку, не давая уйти. А тот мерзавец увиливает от атак, но с каждой секундой боя его зажимали в тиски, да так, что тот вряд ли отвертится в итоге.        Венти наблюдает совсем не за тем, что интересует путешественницу сейчас. Следит, недовольно прищуривается, обдумывая её возможные действия. Совсем невовремя замечая её отделяющую фигуру с мечом на перевес. Что-то внутри отдаётся неприятным чувством, как тогда под дождём, с кровавым привкусом.        Меч отлетает в сторону с такой лёгкостью. А остриё оказывается у самого её горла. И насмешливые ледяные глаза, наблюдающие за испуганным лицом той, кто помог сбежать бедствию.       — Нет, просто Вы, видимо, очень злы, — Террвин пристально смотрит в ледяные глаза, которые тут же прикрылись в насмешливой манере.       — По-твоему я должен принять тебя с распростёртыми объятиями и пожать руку? — а затем его лицо стало серьёзным. — Ты помогла сбежать убийце-психопату, который норовит спалить всё дотла. И вряд ли в его голове есть хоть какие-то моральные ценности, Террвин.        Путешественница нахмурилась и стыдливо опустила голову. В словах капитана кавалерии никто не смел усомниться, даже Террвин. Её терзала вина за то, что она сотворила, и помог ей в этом давний друг. В большей степени именно он. Ненависть к нему возникала с каждым его действием, которое могло окончательно расколоть сознание навсегда.        Весело ему.       — Но у меня есть выгодное для нас всех предложение, — снова это вечная хитрая маска на лице. Террвин вопросительно изогнула бровь, ожидая не самое лучшее предложение. — Вряд ли ты бы хотела хоть немного утолить гнев Снежной, — та дёрнула плечами, ощущая, как холодеет её тело, как бывает у умирающих людей. Царица совсем не добрый и беспечный Архонт Барбатос. — Вижу, не хотелось бы. Поэтому предлагаю сотрудничество.       — Мы не его подельники, — видно Венти совсем не хотел продолжать всё это.       — Да, я в курсе, хах, — так простодушно. Это немного удивило двух сидящих напротив него. А также заставило испытать неприязнь, ведь минуты назад он пытался убедить обоих в том, что они не совершали. — Но это не отменяет того, что ты натворила, а Венти тебя покрывал.       — Он здесь не при чём вообще! — возмущённо воскликнула Террвин, вскакивая с места, раздражённо уставившись на капитана. Её уже вся эта ситуация злила.        За это она получила со стороны барда касание до руки и всё такую же спокойную улыбку.       — На что хоть мы идём, капитан Кейа? И лучше с подробным пояснением.        Террвин вообще хотела поскорее покончить со всем этим и отправиться в место уединения. Ей было жизненно необходимо обдумать всё. И когда-то она задаст вопрос Венти, ответ на который никогда от него не получит.        Просто поживи чуток.