В погоне за ветром

Сирокко с трудом открыла глаза. Она чувствовала себя разбитой, однако не собиралась отказываться от тренировки. Никто не должен знать, чем она занимается по ночам. Никто, кроме Эблис. Пару раз ей даже пришлось, сильно рискуя, покрывать отлучки подруги, которая раз за разом убегала в заброшенный парк. Однажды ночью Агата что-то заподозрила и решила дать своей затаенной злобе выход. Наверное, хотела поймать Сирокко во время побега. Так или иначе, она под покровом мрака пришла в комнату подруг, рассчитывая, что сейчас не обнаружит Сирокко в своей кровати. Так, впрочем и оказалось – предчувствие скорой победы ослепило её, и неуклюжая девушка не заметила в темноте столик. Эблис проснулась, поняв, что отсутствие подруги заметили, но сохранила ледяное спокойствие и не подала виду. Агата стремительно убежала из комнаты, чтобы пожаловаться госпоже. Тем временем Эблис призвала стихию и сообщила Сирокко о неприятном инциденте – та лишь посмеялась, и ветер быстро принёс её в комнату на своих горячих крыльях. Дверь открылась, и в ней показались недовольная прерванным сном Нимфея вместе с глупой Агатой. Но в этот момент Сирокко уже сидела на кровати рядом с Эблис и весьма убедительно разыгрывала недавнее пробуждение. — Что случилось? – чуть не плача, театрально воскликнула Сирокко. – Что это был за грохот? — Агата, ты не хочешь объясниться? – ледяным тоном спросила Нимфея, а Сирокко внутренне возликовала. — Я... я.., – Агата сжалась, не зная, куда девать глаза. – Её не было на своей кровати. — Сирокко приснился дурной сон, и я позвала её спать к себе, – отозвалась Эблис, с вызовом глядя на Агату. Унижение глупой служанки забавляло ее. Сирокко лишь мысленно ухмыльнулась, вдруг осознав истинный смысл фразы «не говори «гоп», пока не перепрыгнешь». На следующее утро Агату выгнали из дома Атту. Сирокко победно улыбнулась своим воспоминаниям и посмотрела на Эблис. Несмотря на её холодность и, как следствие, возникшее между подругами отдаление, Сирокко знала, что не найдёт товарища вернее. Какой бы она не была, все равно оставалась хорошим другом, за которым можно, не раздумывая, броситься и в огонь, и в воду. Эблис сидела на своей кровати и пыталась расчесать запутанные волосы, напоминавшие туманное облако. Костяной гребень скользил в её изящных пальцах, и Сирокко невольно засмотрелась на его монотонные движения. Словно нескончаемый танец... — Какая же ты всё-таки гадкая, – тем временем цедила Эблис. – Тебе дают время высыпаться, освобождают от работы, а ты по полночи гуляешь с мальчиками... — Замолчи, – огрызнулась Сирокко, с трудом поворачиваясь на бок. – Он сам приходит. И мы просто разговариваем. Прошло больше шести недель с её первого занятия боем. С тех пор она действительно многому научилась, однако эти знания не легко ей давались. Нога все ещё давала о себе знать, тренер гонял нещадно, да и ещё она не высыпалась. Каждый вечер она ускользала в старый парк, желая посидеть на краю обрыва и посмотреть на звезды. И каждый вечер туда приходил Дейтерий, что удивительно, с таким же мотивом. Он садился на почтительном расстоянии от Сирокко, и время от времени они разговаривали. Обычно о чём-то отстранённом, вроде причин движения звёзд, или источнике песни цикады, или направлении течения реки. Они лишь поверхностно касались своей личной жизни, но такие разговоры быстро сходили на нет. Дверь комнаты служанок открылась, и в неё зашла Нимфея. — Сирокко, твой учитель сказал, что ты больна, – Нимфея подошла к служанке и с тенью тревоги посмотрела на неё. — Ничего, просто устаю, – ответила Сирокко. – Я могу продолжать тренировки. — Нельзя себя изматывать. Через небольшое время ты сможешь стать стражником, но это не значит, что нужно тренироваться до потери пульса. Да и нога твоя полностью ещё не зажила, а ты каждый день снова повреждаешь ее. — Все в порядке, – повторила Сирокко, чувствуя прилив вины, который, впрочем, тут же схлынул. – Если мне станет плохо, я возьму отдых. — Хорошо, – Нимфея отвернулась. – Эблис, сегодня у нас напряженный день. Мы устраиваем приём, после которого мой брат уедет учиться. Нужно устроить прощальный банкет. — Да, госпожа, уже иду. Сирокко, напустив на себя бодрый вид, облачилась в мягкие кожаные одежды для тренировок и принялась наматывать на руки бинты. Новость о скором отъезде Дейтерия слегка расстроила её, всё-таки, она привыкла к их ночным прогулкам. Да и мысль о том, что она наконец-то станет высыпаться, почему-то не радовала. Всю дорогу до тренировочного зала Сирокко провела в раздумьях о будущем. Голову вновь опоясывала боль, лёгкая тошнота скрутила живот. «Три года – это не так уж и много, – думала она. – Тем более мы пока даже не начали искать книгу. Я больше не буду той беззащитной девочкой, которая в полуночной темноте, скрываясь, покинула родной дом». * * * — Ты слишком рассеяна, – рассердился Содалит. – Витаешь в облаках. Противник не будет ждать, пока ты поднимешься на ноги! Не станет ждать, когда ты будешь готова! Он будет бить тогда, когда ты слаба, когда падаешь или дезориентирована. В бою нет места слабости, потому что тот, кто слаб, сразу умирает. — Извините, – прошептала Сирокко, возвращаясь в реальность. Она лежала на земле, и воздух медленно возвращался в легкие. Она не успела даже заметить удара Содалита, не то что отразить его. — На сегодня достаточно, – фыркнул наставник, отходя в сторону. – Придёшь завтра. Быстро поблагодарив учителя, Сирокко поднялась на ноги и вышла с площадки. Сегодня они закончили тренировку на два часа раньше, чем обычно. Сирокко была сильно обрадована этим, ведь у неё появилось время подготовиться к торжеству. Как будущий личный стражник, она имела больше привилегий, чем другие слуги. Помимо всяких пустяков вроде разрешения не кланяться госпоже, ей разрешалось посещать всевозможные банкеты, жить в соседней с госпожой комнате и даже иметь право заходить в любые покои особняка независимо от времени суток. Содалит говорил, что у неё большие способности. Что, возможно, на её обучение уйдёт меньше времени, чем у остальных. Что ребёнок с таким танцевальным талантом рождается раз в сотню лет. Конечно, он не знал, что Сирокко не гасит своё проклятие. Пусть она и не развивает его, этого было достаточно для прогресса второстепенной способности. Усталость брала верх, однако предвкушение красивого вечера разогнала сонливость. Дейтерий скоро уедет, и тогда Сирокко выспится. Уже завтра, но не сейчас. Кто знает, может быть, сегодня она увидит его в последний раз. Сердце непривычно защемило, и предчувствие чего-то ужасного теперь не отпускало ее. Сирокко зашла в свою комнату и, посмотрев в ростовое зеркало, разочарованно вздохнула. Одежда была покрыта слоем чёрной земли и пыли, пшенично-жёлтые волосы оказались взлохмачены и приняли неестественный серо-бурый оттенок. На лице и и руках красовались свежие царапины и синяки, которые теперь стали неизменными спутниками тренировок. — Тебя раньше отпустили? – за спиной раздался удивленный голос Эблис. – Я думала, твой Содалит хочет загонять тебя досмерти. — Он хочет, чтобы я хорошо защищала госпожу, – ответила Сирокко, доставая из огромной коробки бинты и спиртовую настойку и протянула последнюю подруге. – Будешь? — У тебя ещё остались силы шутить со мной? – усмехнулась Эблис, отрицательно покачав головой. – Вряд ли Нимфея одобрит, если на проводы её брата в Академию я приду пьяная. Сирокко пожала плечами и вылила настойку на самый глубокий порез. Прикусив губу, она вымыла из раны грязь и замотала её бинтом. Несмотря на то, что сегодня занятие закончилось раньше обычного, ссадин на её теле оказалось больше, чем во все прошлые разы. Но оно и неудивительно: сегодня Содалит показывал ей приемы нападения. — А я думала, что однажды вы с Дейтерием станете парой, – мечтательно вздохнула Эблис. — Что?! – Нимфея очень некстати неслышно зашла в комнату и теперь стояла в дверях, переводя взгляд с одной своей служанки на другую. — Извините, госпожа, – виновато прошептала Эблис, – Это я так, просто... сказала. — А я не имею ничего против этого. Несмотря на свободу в выборе спутника жизни, родители все равно решают за нас, – грустно улыбнулась Нимфея. – Ну а вы что, скоро будете готовы? Вам нужно быть в гостиной через час. — Да, госпожа, мы придём раньше, – Сирокко на миг оторвалась от бинтования особо неприятной раны на бедре. Быстро попрощавшись, Нимфея ушла. Сирокко достала своё новое насыщенно-оранжевое платье. Как и другие, в пол, сверху юбка была покрыта легкой полупрозрачной молочно-белой тканью и напоминала перистые облака, плывущие по закатному летнему небу. Эблис остановила свой взгляд на спокойном сине-голубом платье. Складывались впечатление, что оно сделано из тончайших нитей, которые переплетались между собой. Широкие, почти прозрачные рукава ближе к плечу украшались кружевом, которое переходило на грудь и спускалось до живота. Книзу ткань утолщалась и цвет густел, а на юбке волнами лежали шёлковые воланы, делавшие фигуру Эблис легкой, как утренний туман. Порой Сирокко казалось, что её подруге подходила абсолютно любая одежда, в которой та всегда была неотразима. Время быстро пролетело, и вскоре Сирокко покинула свою комнату, гадая, вернётся ли она сюда вечером или поспать сегодня у неё не получится. В гостиной уже было многолюдно. Заканчивались последние приготовления, слуги расставляли мебель и посуду, поправляли тяжелые шторы, расстилали ковры и и разжигали огонь в огромном камине. Несмотря на середину лета, последний являлся предметом роскоши и редко использовался по своему прямому назначению. Его зажигали по поводу и без, совсем не беспокоясь о последствиях. Сейчас, глядя на ещё только разгоравшийся огонь, Сирокко словно почувствовала температуру комнаты через пару часов. Остаётся лишь догадываться о том, сколько сил и выносливости нужно людям, которые собираются здесь находиться. Парадные двери распахнулись, и, пока Валлаго Атту заходил в комнату, вся прислуга разом испарилась. — Вечер объявляется открытым, – торжественно произнёс он, направляясь к своему месту во главе стола.