В погоне за ветром

В комнате было темно и душно. В редких лучах солнца, которые пробивались сквозь растрескавшиеся ставни, клубилась и танцевала пыль. На небольшой кровати, которая, помимо покосившегося шкафа, была единственной мебелью в комнате, лежала молодая женщина. Её темно-коричневые волосы были в беспорядке разбросаны по подушке, но яркие зеленые глаза с нежностью смотрели на двух новорожденных детей, которых реп прижимала к себе. Рядом, наклонившись над женой, восхищенно замер мужчина. Он не мог отвести взгляда от своих детей. Своих потомков. Уединение молодых родителей было нарушено приглушённым хлопаньем двери. На пороге показалась женщина лет шестидесяти, крепкая и полноватая, а из-под завязанного на голове белого платка выбились несколько чёрных прядей. Она семенящими шагами подошла к кровати и склонилась над молодой матерью. Она дотронулась рукой сначала до одного младенца, потом до другого. Через секунду резко, но немного печально отвернулась. — Судьбы их горячи, Цикута, да переплетены, словно корни одного древа. Девочка, – женщина посмотрела в раскрасневшееся лицо ребёнка. – подобна сухому пустынному ветру. Сейчас она здесь, через мгновение – там. Нет и не будет ей пристанища. Буря манит её за собой, зовёт вдаль, в туманные поля. Иссушит она свою душу, и та растрескается, словно глина. А мальчик так похож на сестру, да только уничтожать он будет лишь тех, кто вокруг него, пока не останется лишь голой пустыни. Тяжёлые судьбы у детей, но зато сердца их горячее любых других. Жить им будет и тяжелее, и легче одновременно. Всё в мире уравновешивается. — Но как дети Воздуха могли родиться у детей Земли? – подал голос темноволосый мужчина. По его лицу было видно, что он всеми силами старается убедить себя, что Зрячая не права. — Всяко может быть, юный Апатит. Дети рождаются в том месте, в то время и с тем проклятием, с которым им дано было родиться. Оно порой не зависит от проклятия родителя, в этом и есть великая справедливость Сферы. — Что же нам делать? – женщина испуганно взглянула на Зрячую. – Дети Ветра всегда покидают свой дом, а я не переживу этого. — Будь сильной, милая. Любовь укажет тебе верный путь. * * * — Апатит, ты только взгляни! Сирокко сделала первый шаг! – радостный вопль Цикуты разнесся по двору. Сирокко удивленно смотрела на мир своими по-детски большими глазами. Всё вокруг, даже покосившийся, много раз залатанный колодец казался ей немыслимо огромным. И в этом большом мире рядом с ней всегда были трое: большой и ласковый человек, который назывался «мама», маленький человек «Хамсин» и тихий голос, обладателя которого Сирокко никогда не видела. И если с двумя первыми людьми, которых можно было потрогать, все было более-менее понятно, то с голосом всё обстояло иначе. Он был рядом с ней неотступно, даже во сне. Он звучал то настолько громко, что казалось, он стоит прямо за спиной Сирокко, то настолько тихо, что едва можно было различить тихие мелодичные слова, которые голос произносил нараспев. Сирокко подняла голову. Голос кружился рядом, что-то нежно произнося на ухо девочке. В одно мгновение та потеряла равновесие, однако порыв ветра восстановил его. Большой человек с короткими шоколадными волосами и светло-голубыми глазами, который по вечерам часто сидел у кроватки Сирокко, приблизился к ней. Она уже знала, что его зовут «папа» и что к нему привязан человек «мама». — Сделай ещё шаг, Сирокко, – «папа» наклонился к ней. Девочка не поняла ничего из того, что он сказал, кроме слова «Сирокко». Однако она перенесла вес на другую ногу. Голос говорил ей, что именно нужно делать, и она его слушала. Шаг, ещё шаг – и Сирокко всё-таки упала на пыльную землю. Тёплые руки матери потянулись к ней, однако девочка, окружаемая ветром, дёрнулась в сторону. Этого оказалось достаточно, чтобы ладони проскользнули мимо, а сама Сирокко в который раз сама поднялась на ноги. Её светло-золотистые волосы были припорошены пылью, но сияющие жёлтые глаза были наполнены решимостью. Голос отдалился и стал едва слышным. Его тихие слова, словно молитва, завораживали Сирокко, и она вытянула вперёд руку, словно пыталась позвать его. Она часто так делала, когда голос уходил, а она хотела послушать его тихую речь. Она ещё месяц назад поняла, что если сделать легкие взмахи руками, то голос начнёт возвращаться. Цикута с любовью смотрела на свою дочь, однако внутри неё бушевал ураган. Слова Зрячей о проклятиях Сирокко и Хамсина вот уже год не шли у неё из головы. Уже сейчас женщина начала готовиться к тому, что однажды ей придётся отпустить своих детей в большой мир. От одной мысли о возможной разлуке её сковывал ужас, однако Цикута упрямо раз за разом представляла себе эту сцену, и день за днём её сердце разбивалось всё больше и больше. — Ей нравится здесь, – тихо сказал Апатит. – И Хамсину тоже. Он любит землю, ты же видишь. — Нам придётся их отпустить, – прошептала Цикута, заправив за ухо прядь светло-коричневых волос. — Никогда. В большом мире опасно, с ними может случиться всё, что угодно. Цикута молча опустила голову. Шаг навстречу желанию обеспечить детям светлое будущее становился шагом прочь от возлюбленного. Она понимала, что однажды ей придётся сделать выбор. Тем временем Сирокко продолжала делать неуверенные шаги в сторону ускользающего голоса. Она потянулась к нему не только руками, но и душой, и в этот момент весь остальной мир словно перестал для неё существовать. Осталась лишь она и едва различимый шёпот. Ей почудилось, что он напевает какую-то старинную песню, однако она не услышала ничего, кроме тихой и заунывной мелодии. Девочка почувствовала, что голос начал приближаться к ней, когда горячие руки подняли её над землёй. — Пора отдохнуть, Сирокко, – тихо сказал ей человек «мама». – Давай я расскажу тебе про ледяных чудовищ? Цикута села на нагретые солнцем порожки дома и посадила дочь себе на колени. Цикута с грустью смотрела на Сирокко. Даже внешностью она немного, но все же отличалась от остальных детей. Помимо золотистых волос, которые в будущем непременно потемнеют и примут пшеничный оттенок, и серо-золотистых глаз она уже сейчас выделялась легкими и тонкими чертами лица. Старые женщины заверяли Цикуту в том, что она вырастет завидной красавицей. Однако за спиной все поговаривали, будто эти близнецы – не дети Апатита. Конечно, они поспешили забыть о том, что прадед Цикуты был человеком Ветра, который лишь на неделю заглянул в их скромное поселение. Однако даже этой недели хватило, чтобы оставить в нём своё наследие. Апатит прекрасно знал об этом, однако слухи всё равно подточили ранее крепкие отношения. Крохотной червоточины оказалось достаточно, чтобы между супругами начал проскальзывать лёд. Цикута уже не знала, как вернуть былую всепоглощающую любовь в семью. А Сирокко и Хамсин были слишком маленькими, чтобы прислушиваться к непонятным разговорам старших. Одно Цикута знала точно: даже если однажды небо упадёт на землю, она не перестанет любить своих детей. Сделает всё, чтобы они были счастливы, чтобы у них была возможность снять проклятие. Все считали, что для этого просто не нужно использовать способности, однако Цикута сомневалась в этом. Сколько миллионов людей следовали этому правилу? И сколько из них смогли освободиться? По пальцам пересчитать. — Мне скоро уходить в поле, – Апатит подошёл к жене и ласково погладил дочь по голове. – Вернусь поздно, как всегда. — Мы тебя почти не видим, – обиженно процедила Цикута, с упреком посмотрев на Апатита. – Летом ты на полях, а зимой рубишь лес. А в свободное время ходишь на закрытые заседания! Зачем они вообще нужны? Что, если король узнает о них? Мужчина с грустью покачал головой, не желая отвечать на вопросы. — Где Хамсин? Ты опять оставила его одного? — Он любит одиночество, – огрызнулась Цикута и прошла мимо мужа.