***
Не помнишь точно, когда осознала это. Просто в один момент чувства обрушились на тебя, как лавина с горы, засыпав по самые уши. Теперь его охрипший от полового созревания голос не казался писком комара, и эти волосы — смесь соли и перца — казались такими мягкими-мягкими, что до одури хотелось зарыться в них по ладони. Но с чувствами пришли и страхи: что если Котаро уже разлюбил тебя после лета, проведённого без твоей компании? Что если от твоего признания он тут же охладеет к тебе, как чемпион, получивший наконец трофей? Что если… — Привет! — резко оборачиваешься на ставший таким родным голос. За лето он заметно вытянулся и возмужал, и теперь ваша разница в росте составляет почти целую голову (не беря в расчёт его повышенную пушистость). Не смеешь и слова сказать, чувствуя на себе взгляд его проницательных совиных глаз. За спиной у него кто-то тебе неизвестный, кудрявый и милый; парнишка-первогодка, Акааши, который станет тебе почти братом. Молчишь, даже не говоришь ни единой колкости. Но сказать тебе нужно очень многое, просто слова все спрятались за твёрдой и крепкой стеной страха и не вырвутся ещё очень и очень долго. Как фотограф, ты нарочно увязалась с ними на токийские отборочные, все время поглядывая на Бокуто. Когда доигровщик вызвался сесть рядом с тобой в автобусе, ты впервые не возразила, и Котаро трепался без устали всю поездку, в то время как ты, стараясь скрыть свой влюблённый взгляд, бесстыдно пялилась на него. И всё тебе в нем нравилось: и светлая, почти бледная кожа, на которой видно едва пробивающийся румянец; и мягкие душистые волосы; и жёлтые, с золотым отливом круглые глаза; и даже его активная жестикуляция, хоть и в процессе разговора он чуть не заехал тебе по носу. Для Акааши подобные перепады настроения Бокуто ещё в новинку: ты видишь его нескрываемую растерянность, сквозящую в синих глазах, и нутром чувствуешь, что вот он, тот самый момент, когда пора взять себя в руки, растормошить чувства. — Бокуто! — орёшь с трибун. — Если ты выиграешь, я схожу с тобой на свидание! И черт возьми, он никогда ещё не играл так хорошо! Такая гармония со связующим, такие ловкие обходы всех блоков, что даже его новый знакомый из Некомы смотрел на такие мощные приёмы с уважением в светлых кошачьих глазах. У тебя коленки подгибались от осознания того, что если Фукуродани выиграют, тебе нужно будет провести с Котаро время. Наедине. — Ты должна мне свидание! — врезается он в тебя после матча. — Я — настоящий ас, блин! — неловко смеёшься, перебирая в руках чёрный ремешок от фотоаппарата, и молча киваешь. Ты пойдёшь с ним куда угодно. Теперь — да. У тебя не было абсолютно никакого опыта в отношениях с парнями, особенно такими экспрессивными, поэтому ты совершенно не знала, что с ним делать. Котаро не стеснялся своих чувств — он говорил о своей любви открыто, звонко целовал тебя в щеку перед знакомыми и отчаянно нуждался в тёплых объятиях и ласке. Но ещё меньше опыта у тебя было с такими эмоциональными ребятами, но только ты знала, как правильно использовать ваши отношения в корыстных для команды целях. И именно поэтому волейбольный клуб буквально умолял тебя присутствовать на всех играх, пресекая эмо-мод на корню. Встречаться с Бокуто — это значит чувствовать себя любимой каждую секунду вашей встречи. Это ощущать его горячие большие руки на твоих щеках и плечах, это просить покатать тебя на спине или на плечах, не забывая хвалить за то, какой он до жути сильный, раз может выдержать тебя и не устать. Это принимать все его подарки, даже очень дорогие, потому что знаешь, что расстроится — ведь в каждое свое действие по отношению к тебе Бокуто вкладывает свои тёплые чувства. Он больше не «большой ребёнок», о котором пеклись его команда, тренер и девушка. Он — капитан, он — ас, он — лучший игрок своей команды. Бокуто один из самых надёжных людей, которых ты когда-либо встречала. Котаро уверен в себе и своих силах, и даже резкие перепады не могут оторвать его от игры, от команды больше. Он вырос не только физически. И это дорогого стоит — видеть его рост собственными глазами. — Я не понимаю… Объясни ещё раз… — у него жуткие проблемы с математикой. Но учиться Котаро терпеть не может, поэтому плюхается к тебе на живот, пока лёжа пересматриваешь сделанные фотографии, и шумно дышит. — Ну зачем люди придумали эти экзамены? Я же не собираюсь связывать свою жизнь с наукой… — Но нам придётся их сдавать, Ко, — слабо улыбаешься, пока он играется с завязками на твоих шорт и норовит их стянуть. — И с чем же ты собираешься связать свою жизнь? — вопрос скорее риторический, в воздух, ведь ты знаешь ответ лучше всех ныне живущих. — С волейболом. И с тобой, — забирается под майку, утыкаясь носом в кожу живота. — Мне противопоказано с тобой заниматься учёбой. — Почему же? — привстаешь, чтобы ему было удобнее, и запускаешь пальцы в мягкую пушистую двухцветную шевелюру. — Ты же сам предложил, дурашка. — Потому что я всё время хочу обниматься с тобой, — глухо говорит Бокуто, пока скребешь пальцами второй руки его бицепсы. — Ой, ой, продолжай… Смеёшься. — Когда мы выпустимся из школы, я не отпущу тебя ни на шаг. — Когда мы выпустимся из школы, я не отойду от тебя ни на шаг, совёнок. Из-под твоей белой майки выглядывает его немного сонное, но счастливое лицо с надутыми от счастья щеками. Он приподнимается на руках, а ты все никак в толк не возьмёшь, что ему ещё только восемнадцать и всё это — только твоё.***
Пожалуй, главная причина просыпаться по утрам на час раньше перед работой — это возможность видеть спину своего любимого парня, который, согнувшись над кухонным гарнитуром, в одних лёгких пижамных штанах пытается соорудить ровную стопку панкейков. Переливающиеся мышцы спины и ещё чуть влажная кожа после утреннего душа, и ты готова поклясться, что никакой кофе для бодрости больше не нужен — когда видишь обнаженного Бокуто спать больше не хочется. И повзрослев, он не потерял свою подростковую искренность, но точно стал и крупнее, и сильнее, и серьёзнее. Волейбол до сих пор весёлый, до сих пор приносит ему удовольствие, а с недавних пор его участия в известной команде — и неплохой доход. Ты не можешь назвать вашу совместную жизнь безоблачной, хоть ты и примирилась и привыкла к его некоторым странным привычкам. Котаро становится до жути прилипчивым, стоит ему завалиться домой после изматывающей тренировки. — Ко! В душ! — сгоняешь его с себя, убирая телефон в сторону, но Бокуто утробно мычит и наваливается всеми мускулами на тебя, вынуждая обхватить его сильную шею руками. — Ко! Если уснёшь так, будешь сам стирать бельё! И мою одежду! Молчит, шумно дыша куда-то в шею. Прижимаешься к нему теснее, понимая, что Котаро станет адекватен через минут десять, когда немного восстановит нехватку тебя от совсем недолгой разлуки. — Пойдём завтра в парк? — бормочет, покрывая шею и скулы рваными поцелуями. — Купим что-нибудь… Мы недавно заходили к брату Цуму… Он так классно готовит, можем заскочить к нему… Покормим уточек в парке, помнишь, тех самых… — зевает. — Всё завтра, завтра, совёнок, — ласково тормошишь его влажные волосы, вызывая мягкий вздох удовлетворения. — Только сходи в душ, ладно? Я приготовлю тебе чай. — Вынудила-таки, — недовольно куксится он. — Это, между прочим, естественный запах тела! — выгоняешь его в ванную, не обращая внимания на призывные подмигивания присоединиться. Ты — единственная, кто видит его с опущенными волосами, которые мягко завиваются на концах. Тёмные пряди красиво переливаются, перемешиваются со светлыми, опускаясь ему прямо на лоб и нос. Его тело настолько совершенно после многочисленных тренировок, что часто ловишь завистливые взгляды многих людей на вас — ещё бы, такой мужчина! Бокуто намного больше тебя в размерах, поэтому обниматься с ним почти тоже самое, что обнимать большую и уютную подушку — так комфортно тебе не было и не будет ни с кем. — Подвинь немного левую ногу… — отодвигаешь фотокамеру от лица, слишком шумно сглатывая — Бокуто согласился попозировать тебе в неглиже, с одной лишь накинутой на плечи лёгкой сорочкой, и теперь ты буквально заставляешь себя вернуться к своей работе фотографа, а не тупо залипать на мышцы рук, ног, пресса и спины. Он выглядит так нереально и сказочно, словно древнегреческая искусная скульптура. Фотоаппарат не может показать всего того великолепия, что открывается твоим голодным глазам и становится даже немного жаль отправлять эти фотографии редактору — Бокуто предложили сняться для журнала, вот вы и тренируетесь… Конечно, в твоей студии делать фотографии будет проще и качественнее, но, признаемся честно, ты не против облапать Котаро уже сейчас. — Так достаточно эротично? — хихикает он, смешливо выставляя вперед мускулистую ногу. — Я же не модель, зачем меня вообще позвали сниматься?.. — искренне недоумевает Бокуто, поправляя сползающую с широких плеч нежно-синюю сорочку. — Ты известный волейболист, Ко, — пожимаешь плечами, — журналы и разные бренды любят использовать медийных лиц. Я слышала, как редактор предлагал директору пригласить всю вашу команду на съёмки… Или хотя бы вашу четвёрку шакалов, если остальные не согласятся… — Оми-кун не согласится, — покачал головой Бокуто. — А насчёт Цуму и Шоё я бы так не сказал. Мие лишь бы повод дай засветиться где-нибудь. — Значит с ним и свяжусь, — хихикаешь ты, мельком просматривая последние фотографии. — Ты искусство, Котаро. Он смущается, когда подходишь, чтобы поправить одежду и волосы для следующих фотографий. Задний темный фон немного растрепался, поэтому приходится подправить и его, чтобы возобновить съёмку. Котаро тянет тебя к себе на колени и деланно хнычет, когда легонько отталкиваешь. — Сначала подготовка, потом объятия. — Ты отправишь их кому-то? — отворачиваешься, рассматривая особо получившуюся фотографию — на красивое лицо Котаро падает томный свет, губы чуть приоткрыты, на его плечах покоится такая нежная рубашка, а само мускулистое и прекрасное тело в изящной позе — ну искусство, не иначе. — Милая? Ты меня слышишь? — Никому не отправлю, — ты не скажешь ему, что на обложку журнала в студии он будет сниматься в одежде, а не так, как ты сейчас фотографируешь его. Но это будет твой маленький-маленький секрет. — Буду любоваться под семью замками сама. Бокуто хмыкает, всё же сгребая тебя в охапку рядом с собой на кровать. Ты смеешься от его рук, что щекочут тебя, и от душистого запаха волос, что попадают тебе в нос и глаза. У Бокуто странные, порой раздражающие некоторых привычки: слишком шумный, слишком искренний, слишком честный и слишком обширный в своей любви к дорогим вещам. Он иногда такой ребёнок, нуждающийся в заботе. Но ты не встречала другого такого разумного, ответственного, страстного и до одури, до головокружения любящего тебя; он готов каждый день носить тебя на руках, готов каждый день приходить к тебе на работу и как раньше, звать на свидания или выклянчивать ириски. И ты не видела человека ярче, чем он, когда обнимает тебя после победы на матче — весь мокрый, грязный, но такой безудержно счастливый, когда приподнимает тебя над землей, не стесняясь команды, громко хохочет и кричит, что ты — весь его мир. Его большая фигура кажется тебе самой родной и любимой; такой горячий и уютный — он и сам весь твой чёртов мир. Ты готова терпеть его странные привычки, готова часами смотреть на его практику, матчи, ходить с ним по ресторанам и кафе в час ночи, чтобы объесться бургерами и онигири. Готова слушать его смех, его громкие речи и фразы любви. Прости его за шум и полусонные признания в любви, когда он так измотан тренировкой. Прости за шлепки по филейному месту, когда готовите, в отместку за то, что сама вечно жамкаешь его задницу. Прости за глубокие поцелуи в раздевалке после матча и его обещания, что он так сильно хочет окольцевать тебя. Прости его за это, пожалуйста. Просто он очень сильно тебя любит.