Белоснежка и четыре черепахи-панка

Когда проводишь часы взаперти без какого-либо движения и практически без общения, время течёт чертовски медленно. Было бы неплохо впасть в кому по собственной воле, чтобы проспать следующие четыре дня, считает Мэри. Но, как назло, сон редко приходил в гости. Крайне затруднительно спать связанной в кресле, когда запястья рук зудят от верёвок, а ноги покрываются мурашками и немеют. Время перекуса и туалета — единственные перемены на этот период. Если подумать, она ещё легко отделалась. Вряд ли обычные преступники заботятся о том минимальном комфорте, который ей доставался. Да, кости и мышцы ноют от долгой обездвиженности, огород и сад на заднем дворе уже высыхают без её ласковых рук, но хотя бы желудок не страдает от голода, а мочевой пузырь — от сдерживания. Даже разрешили переодеться и один раз принять душ, только предусмотрительно убрали из ванны всё, что можно использовать как оружие. Мутанты, её бывшие домашние черепахи, не применяли намеренного насилия в её сторону. Они по очереди следили за ней, пока остальные занимались своими делами и заботились о вспыльчивом брате. Его раны воспалились и начали гноиться, что причиняло дискомфорт. Беспокоила нетипично высокая температура тела и частая потливость. Первый день пребывания здесь Реб ещё мог самостоятельно дойти вялой походкой на кухню или в туалет, а на второй уже не вставал с постели и беспробудно спал. Эмси со Свифтом требовалось прилагать дополнительные усилия, чтобы заставить его выпить жаропонижающее или хотя бы похлебать пустой бульон. Второму по старшинству панку тяжело давались моменты пробуждения. Он спал много, но не высыпался, а от таблеток усиливались головная боль и тяжесть в теле. Периодически приходила тошнота. Бросало то в жар, то в холод, и в такие моменты ни мокрая тряпка на лбу, ни шерстяное одеяло не спасали. Хреново. Только приятный травяной аромат, стоявший на всём первом этаже, скрашивал непростые будни. Братья на четвёртый день поняли, что дело дрянь, когда Эмси должен был обработать зашитые раны и сменить повязки. Горчичного оттенка жидкость внушительным количеством выбивалась через швы и издавала специфический запах, кожа вокруг ран потемнела и опухла. Парням ранее не раз приходилось наблюдать процесс гноения, так что это было чем-то привычным, но вот прямо сейчас выглядело всё реально плохо. И мерзко. Свифт спрашивает самого младшего, что с этим можно сделать, и злится, когда слышит целый перечень всевозможных вариантов развития событий и ни одного конкретного решения. Эмси пусть и считался интеллектуалом, но практики в медицине крайне мало. А делать что-то надо. Если бы лидер банды был героем мультяшного фильма, можно было бы увидеть над его головой загоревшуюся лампочку. Судя по кислому выражению морды и стиснутым зубам, идея не пришлась по вкусу, но выбора у них особо не было. Он с явной неохотой развернулся к выходу из спальни Ребела и стремительно направился в сторону гостиной, где обычно находилась девушка. — Ты ведь медик? — спрашивает прямо и резко, словно рубит острым ножом. — Я училась на ветеринара. — Имела дело с огнестрельными ранами? Всё в нём стало острым в эту секунду: и пронизывающий взгляд сощуренных синих глаз, и треугольной формы подбородок, и смотрящие в разные стороны согнутые локти, пока кулаки спрятаны в карманах джинс. Сейчас он выглядел почти так же опасно, как если бы наставил на противника нож или пистолет. Глаза Мэри изумлённо распахнулись. Она даже пожалела о том, что никогда не сталкивалась с этим, потому что связываться с таким Свифтом было страшнее. — Нет. — С любыми другими ранами? — Да. — Операции проводила? — Было дело, но… — Ты идёшь со мной. Зелёные руки быстро и грубо срывают с неё верёвки и без церемоний тащат за локоть в спальню брата. Хотелось возмутиться на такое обращение, но что-то внутри неё — или в его взгляде, голосе, телодвижениях — подсказывало, что произошло нечто серьёзное. Свифт фактически тычет её лицом в живот Реба со словами «осмотри его» и встаёт по другую сторону кровати, на которой расположился раненый. Гоуст и Эмси лишь переглядываются между собой. Мэри ещё не имела опыта работы с подобными случаями, но профессиональный интерес к проблеме быстро пробудился. После короткого осмотра полетел поток вопросов о причинах и следствиях ранения, качестве и методах их обработки, но старший брат терпеливо ответил на все из них, периодически дополняемый другими панками. — Я читала, что при огнестрельных ранениях вокруг поражённого участника образуется зона мёртвых тканей. Это называется первичный некроз. Их обязательно надо удалять хирургическим путём. Если этого не делать или сделать неправильно, организм попытается самостоятельно их вывести путём гноения. И, если процесс затянется, повысится риск развития гнойной инфекции, и тогда работать с этим будет сложнее, — она говорит чётко, без запинок и, словно предвещая вопросы старшего, продолжает: — Я могу хирургически удалить мёртвые ткани и прочистить раны, но не даю никакой гарантии. Свифт ломается, крепко жмурит глаза и сжимает переносицу пальцами. Из груди вырывается тяжёлый вздох. Чувство вины и ответственности за братьев почти физически ощущаются на плечах и с каждой секундой давят сильнее. Крик негативного опыта разрывает изнутри, горячо пытается напомнить о себе и умоляет остановиться, не наделать очередных ошибок. В то же время другой голос, всегда трепетный по отношению к братьям, настойчиво повторяет, что всё это ради Реба. Она ему нужна. Свифт не испытывает никакого желания доверять хоть одному из людей, но… Выбора, как обычно, у них нет. Под её руководством они подготовили полноценную операционную комнату. Медицинская кушетка, на которую нужно уложить Реба, была перетащена из кладовой в гостевую комнату. Кожаная сумка со всеми медицинскими инструментами лежала раскрытая на комоде рядом со столом, куда Мэри могла без проблем дотянуться. Сама же девушка по рабочей привычке и по правилам санитарии подготовила излюбленный белый халат, одноразовую маску и резиновые перчатки. Все четыре дня она провела без своих очков, из-за чего глазам пришлось заново привыкать к очень чёткому миру вокруг. Волосы заплетены в высокую гульку, рядом стоят бутылочка антисептика и ватные диски, два небольших шприца для «заморозки» ждут своей очереди. В картину не вписываются только три зелёных здоровяка с такими выражениями лиц, словно готовы в любой момент закрыть раненого своей грудью. Свифт никак не демонстрировал этого, но его приятно удивили способности молодого ветеринара. Руки предательски дрожали, когда бывшая хозяйка натягивала на них перчатки, но заработали быстро и умело, стоило им взяться за миниатюрные ножницы для разрезания швов. Панки мысленно готовились к любой непредвиденной ситуации: что Мэри упадёт в обморок от вида ран или от близкого контакта с «инопланетянином», попытается как-то ему навредить или внезапно нападёт. Однако, пока они наблюдали за её работой и слушали чёткое объяснения каждого шага, постепенно приходили редкие для них спокойствие и неожиданное осознание, что их брат в надёжных руках. Определённо, эта девушка будет хорошим ветеринаром. Сомнений на этот счёт не было. Время летело быстро. Ощущаемые десять минут на процедуру оказались на самом деле получасом. Большая часть времени ушла на удаление мёртвых и гниющих тканей, и парни прежде не представляли, насколько это кропотливая работа. Раньше было достаточно просто залить кожные повреждения чем-то антибактериальным, зашить иголкой по необходимости. Минимум мороки и почти никаких осложнений благодаря сильному иммунитету. С ужасом пробегает мысль, что в будущем им может снова потребоваться профессиональная помощь, но получить её будет не от кого. Мэри облегчённо вздыхает, когда накладывает последний шов. Весь процесс можно считать личным достижением, только вот она никогда не сможет рассказать об этом другим специалистам, не сможет похвастаться простым знакомым. Даже если её оставят в живых, никто не поверит в такую до невероятности абсурдную ситуацию. Она проглатывает нервный комок, застрявший внутри с момента знакомства с мутантами, а вместе с ним и тайну, способную в одно мгновение как перевернуть жизнь без возврата обратно, так и уничтожить её. Будь эта тайна осязаемой, непременно бы лишила голоса, отдавала бы горечью во рту. Остаётся лишь не спеша снять белый халат, выбросить грязные перчатки в мусорное ведро, собрать предплечьем капли пота со лба и смиренно протянуть стёртые в кровь кисти судьбе навстречу. В отличие от панков девушка верит в Бога и в то, что он даёт ей всё самое необходимое. И если предстоит выживать среди мутировавших черепах, она примет это испытание. Если её судьба — это знакомство с сильными, жестокими, опасными зелёными существами, Мэри извлечёт из этого опыта ровно столько, сколько вообще возможно, сколько они сами позволят взять. Идти против течения, бороться со Вселенной, спорить с высшими силами не в её правилах. Таково её руководство по жизни. Так воспитывала любимая и покойная мать. Свифт недоуменно смотрит на тонкие женские руки, что открытыми ладонями тянулись в его сторону, как будто вверяли жизнь их обладателя без остатка, и встречается с Мэри взглядом. Ни намёка на прежние испуг и настороженность, только непонятные ему решительность и смирение, сделанное из чего-то твёрдого. Так смотрят те, кто готов принять любые трудности и больше не отвернётся от них, даже если впереди поджидает опасная неизвестность. Так смотрят верные солдаты на своего командира, готовые пройти с ним и огонь, и воду. Так братья смотрят на своего лидера всякий раз, когда они выбираются на очередное опасное задание, только взгляд мягче и более влажный, потому что принадлежит женщине. Ещё один невидимый удар под дых, разрушающий внутренние принципы и вынуждающий пойти на риск, который они с братьями клялись больше не повторять. Клептоман до хруста сжимает взятую в руки верёвку и, подобно грязной половой тряпке, не оглядываясь, выбрасывает её куда-то в сторону. — Тебе это больше не нужно. Так был сделан первый шаг к связи, навсегда соединившей их пути.

***

Пусть тело больше не сковывали тесные верёвки, иллюзия свободы продержалась недолго. Мэри не могла спокойно передвигаться по собственному дому, не отчитываясь за каждый шаг одному из братьев, не могла выходить во двор без пристального взгляда с чердака, направленного через прицел винтовки, и была лишена возможности общаться с друзьями. Сотовый телефон был отобран под аргументом, что она может сдать их, а проблемы им сейчас не нужны. Домашний в коридоре отключили. Реб плохо помнил дни во время лихорадки. Их можно описать всего одним лаконичным и точным словом — хуёво. Стоит только вспомнить своё самочувствие в тот период, как все симптомы возвращаются в тело от одних лишь мыслей. Тем не менее, он идёт на поправку. Реб вообще ничего не чувствовал из тех манипуляций, что делала ветеринар, и пребывал в своего рода трансе. Всё происходящее размыто в памяти густым туманом. Всплывают болезненные, колющие ощущения в области живота, суета вокруг его тела, прикосновения прохладных и гораздо меньших по размеру пальцев, точно не его братьев. Женский голос говорил что-то о некрозе тканей, но голова парня слишком медленно варила, чтобы понять хоть слово из сказанного. Его перетащили на стол, вкололи горячее обезболивающее (горячее не по температуре, а по ощущениям при введении жидкости под кожу). Очнулся он уже на следующий день, проспав 18 часов, с заново перевязанными животом и мигренью. Боли в области ран не было, как ни странно. Наверное, это был первый раз, когда он вырубился посреди процесса. Прежде обработка ран проходила с трезвой головой, потому что, чёрт возьми, трудно игнорировать иголку, которая без анестетиков впивается, уходит под кожу, а потом медленно вылезает из другого края и сшивает разорванные части тонкой ниткой. Боль не сказать чтобы сильная, но тягучая, неприятная. С другой стороны, прежде они не затягивали с дезинфекций, поэтому до критического состояния дело не доходило. Девчонка спасла ему жизнь, да? Как непривычно получать помощь от представителя тех, кого издавна презираешь. Стоило только об этом подумать, как дверь комнаты распахнулась, впуская упомянутую особу. В её руках деревянный поднос с бинтами и мазями. — О, ты очнулся, — слегка удивлённо, но без прежнего испуга. Похоже, она уже привыкла к внешности мутировавших черепах и их пребыванию в доме. — Можно? Девушка слегка кивает в сторону перебинтованного живота. Ребел медлит секунду-другую, но молча соглашается, решив, что опасности она не представляет. Если она хотела убить его, почему не сделала это, пока тот был без сознания? Так ведь проще. Маленькие тонкие пальцы работают аккуратно, практически невесомо. Бунтарь даже не почувствовал прикосновений к своей коже, когда Мэри меняла ему повязки и наносила мазь с йодом на раны. Чуть позже станет ясно, что весь секрет заключён в остатках «заморозки». — Я буду на кухне, — говорит она, когда заканчивает с процедурой и складывает использованные средства в определённом порядке на подносе. — Если потребуется помощь или почувствуешь себя хуже, зови. — Тебя учили этому в колледже? — его голос звучит хрипло, грубее обычного. В горле запершило. — Чему именно? — Оперировать. Не то чтобы ему сильно интересно… Хотя ладно, интересно, но парень не признается. Мэри криво усмехается. — Не думаю, что преподаватели готовят студентов-ветеринаров ко встрече с огромными человекоподобными черепахами, чтобы вытаскивать из них пули. На самом деле в колледже практики с ранеными животными мало, но я была волонтёром в одной организации по спасению животных. Туда поступало много бедолаг, которых сильно избивали хозяева. Над некоторыми издевались прохожие с улицы. Других незаконно использовали в боях. В общем… дерьма было много, но благодаря этому я набила руку. Девушка говорила об всём этом удивительно легко, словно о чём-то обыденном, с улыбкой смотря на свои разминающиеся пальцы. От этого жеста у Реба засосало под ложечкой. «Помогли бы нам, попади мы сами в эту организацию?» Панк мысленно отмахивается от глупой мысли. Для него ответ очевиден. — Я хотела спросить. Как вы выживали после, эм, превращения? Мэри испытывает неловкость за такую формулировку и делает неопределённый жест руками, не зная, как произошедшее ещё можно назвать. Разноцветные глаза смотрят долго, тяжело, прожигают насквозь, заставляя покрыться мурашками и пожалеть о своём вопросе. — Дерьма было много, но мы набили руку. Об остальном тебе знать не обязательно.