Что хочешь помнить, то всегда помнишь

Между нами, как оказалось, было много общего. Нас обоих изгнали из своей семьи. Мы оба не могли найти пристанища ни у величественных драконов, ни у набирающих могущество людей. Всё это началось с одной глупой встречи, какое-то бесконечное время назад, встрече, которая заклеймила нас изгоями, но подарила друг другу. И, на самом деле, я совсем о ней не жалею. — Отец!— Гвин обернулся на звонкий детский голос, который он бы узнал везде. Его сын, первенец, ухватился за крепкую руку в надежде не отпустить никогда. Яркая улыбка, искрящаяся искренностью и прямотой, украшала лицо юного мальчишки.— Отец, позволь мне пойти с вами!— Его просьба была проста, однако в это время, когда они буквально всего лишь пытаются выжить в этой бесконечной войне, невозможна. — Гвинаэль,— Отозвался мудрый голос его Отца, наклонившегося к нему и положившего свою ладонь на маленькое плечо. Медовые глаза многозначительно посмотрели в медовые глаза.— Я не могу взять тебя с собой. Там опасно. — Но!.. — Дорогой мой, не возражай, я не могу позволить чему-нибудь случиться с тобой… Кто же тогда будет защищать твоих младших сестёр в моё отсутствие?— Старик улыбнулся ему, когда мальчишка едва повесил нос, соглашаясь со словами Отца.— Не стоит так грустить по этому поводу. Когда ты подрастёшь, то обязательно прогуляешься со мной по бесконечным пустошам… Таковы были его слова, я точно это помню. «Когда не будет больше драконов, угрожающих нашему спокойствию, все мы сможем без тени сомнений выйти из своих укрытий и вдохнуть полной грудью под чистым небом, откуда на нас не ниспадёт чужой гнев». Его речи, словно мантра, были заучены всеми, кто находился под нашим крылом: от обычных людей до самих Лордов, способных противостоять драконам. И всё-таки… Я никогда не понимал, зачем нам надо было сражаться. Почему мы не могли найти общий язык?

***

Время шло своим чередом. Нас становилось больше, и вместе с тем наша мощь росла. Я помню, как впервые увидел её: первая в рядах моего Отца, та, кого он именовал «Клинком Повелителя». Не помню, чтобы я видел леди воинственнее, однако… Также она казалась мне столь милой и нежной, будто бы вечно спящая Филианора. Я не мог скрывать своего восторга, потому всегда пытался поговорить с ней, получить хоть каплю её внимания. Не знаю, что она в действительности думала обо мне, но… Мне казалось, что я ей любим, любим будто бы матерью, которая так скоро умерла после рождения Филианоры. Впрочем, не совру, что тогда мне было недостаточно такого внимания. — Леди Киаран!— Невысокий озорной мальчишка тут же выпрямился, когда приметил женственную фигурку, которая подходила ближе.— Как прошёл поход? Успешно? У меня для Вас кое-что есть!— Он вытащил из-за спину свою руку, протягивая даме скудный, но не менее милый букетик пустынных цветов.— Они так редко цветут, что я подумал и решил подарить их Вам, пока не опали! — Ох, мой Король, Вы так милы,— Мягко, как ни к кому другому, отозвалась светловолосая, принимая небольшой букетик в свои руки. Мальчишка позволил себе поймать одну дамскую ручку и неуклюже поцеловать её в пальчики, заставляя Киаран посмеяться и в ответ перехватить чужие руки, осторожно сжимая их.— Вы просто чудо… Как ты была мила, но с тем же сильна и жестока! Я вспоминаю те дни с упованием, и, наверное, тогда ты считала меня всего лишь глупым мальчишкой, каким я и являлся…

***

За ней, будто бы по какому-то зову, потянулись создания столь же сильные, сколь и она. Гох, великан, который управлялся с луком лучше, чем кто-либо. Ты был немногословен, любил тишину и спокойствие, но каждый раз, когда ты говорил, все прислушивались к тебе, будто бы к известному мудрецу. Ты действительно знал много и как сделать лучше, ты был отличным советником, слушателем и, самое важное, другом. Всегда, когда ты был рядом, я и мои сёстры могли забыться в беспечных играх. — Сэр Гох, извините…— Юноша едва подступился к скале, которая в действительности была лучником. За ним скромно прятались его сёстры.— Мы хотели узнать у Вас… Где Вы научились так стрелять из лука? Ведь никого лучше Вас до сих пор не встречали в этом ремесле!— Соколиный Глаз, как его прозвали в рядах рыцарей, задумчиво хмыкнул, указывая рукой на место рядом с собой, приглашая детей присесть рядом и послушать его историю. Те повиновались. — Я бы хотел сказать, что научился так хорошо владеть луком сразу, как взял его в руки… Однако это была бы наглая ложь, которую я не посмею выдать за чистую монету,— Протянул низки, но приятный голос. Гох едва взглянул на своих маленьких любопытных слушателей из-за забрала своего шлема.— Всё дело в самосовершенствовании. Как только я начал стрелять, чтобы защитить себя и тех, кто мне близок, я понял, что если я хочу в этом преуспеть, то должен стать лучше. Куда лучше, чтобы попасть и в муху, пролетающую у вон то-о-ой скалы, кончиком стрелы,— Детский взор обратился к той самой скале, на которую указал Гох, удивлённо охая. — Это было трудно?— Протянул тоненький голос Гвиневер. — Конечно. Ничто не бывает легко… Однако никогда не надо сдаваться. Твои слова были мудры, однако и они не смогли остановить многих от совершения ошибок. Не смогли остановить меня от глупостей. И даже после того, как тебя не слушали, но ты говорил, как лучше, всё равно ты убаюкивал каждого этими подбадривающими словами и призывал действовать дальше.

***

Таков был и добрый Арториас, которого нашли без сознания в пустыне. На грани смерти, высокий молодой человек, которого злые языки во главе с жестокой Киаран называли долговязым, выкарабкался из Бездны смерти, в какую стремительно падал. Я был первым, кого ты увидел, когда очнулся. И я всё ещё не могу выбросить из головы твоей ласковой улыбки, с какой проводил с нами время и играл в перерывах между походами. — Сэр Арториас! Теперь Вы водите!— Девчачий голосок звонко рассмеялся, пока высокий черноволосый человек пытался поймать Гвиндолин или Гвиневер, которые разбегались от него словно рыбки в пруду. Конечно же, светловолосый юноша понимал: если бы рыцарь того захотел, то без труда бы поймал и ту, и другую одновременно. — Ага! Попался!— Чужие пальцы скользнули по его макушке, тогда как Гвинаэль глупо моргнул глазами пару раз, пытаясь осознать, что же произошло. Только потом он спохватился и побежал за ускользающими фигурами, удивлённо посмеиваясь. — Я так просто не сдамся! Ты был одним из лучших мечников, каких только приходилось встречать. Я тобой восхищался, твоими умениями, твоими отточенными навыками. Но вместе с тем ты не был чёрств и высокомерен: лицо твоё всегда было окрашено мягкой улыбкой для всех. Для меня, моих сестёр, Отца, Гоха, вечно сердитой на тебя Киаран… Не думаю, что до сих пор существует человек добрее и милее тебя. Тем не менее, в последнее время я всё чаще чувствую волнение, когда вспоминаю тебя, старый друг…

***

Ровно так же, когда вспоминаю и Орнштейна. Мне казалось, что ты был диковинкой. От тебя разило тайнами, которые ты в себе хранил, которые отравляли твою сущность от недосказанности и молчания. Сейчас я чётко понимаю, что твои секреты делали тебе больно и что когда-нибудь они навредят и всем, кто будет вокруг тебя, однако тогда… Не припомню, чтобы чувствовал что-то такое к кому-либо. Такую сильную связь, такое сильное рвение тебе понравиться. Мне казалось, не сделай я этого, то просто погасну в мучениях, что ТЕБЕ от этого будет столь же плохо. Такого не было ни с Гохом, ни с Арториасом, ни с Киаран, которую, я не побоюсь сказать, я действительно любил. Ты был мне словно старший брат, какого у меня никогда не было, мой первый наставник, мой первый лучший друг. —…Сэр Орнштейн!..— Юноша заглянул в чужую палатку, замечая как мужская фигура недовольно перевалилась на другой бок, продолжа сладко посапывать. Ты зашёл внутрь, позволил себе, несмотря на такое позднее время. Ты уже не мог терпеть, чтобы попросить его научить тебя чудесам, каким владел твой Отец и его приближённые. Было странно, что новоприбывший копьеносец также владеет ими, впрочем… Тебя это не волновало.— Сэр Орнштейн!..— Сказал он чуть громче, отчего разбудил неспокойно спящего рыцаря, заставляя подорваться на месте. — Что?!..— Штейн взглянул на ребёнка рядом с ним, который лучезарно улыбался ему.—..Гвинаэль? Что ты делаешь здесь так поздно?— Мужчина непонимающе потёр своё лицо, взъерошивая красные, будто артериальная кровь, волосы. — Всё дело в том, что…— Мальчишка замялся, однако потом резко выпалил.— Научите меня чудесам!.. Ты первый и единственный, кто согласился научить меня. Даже несмотря на позднее время, несмотря на то, что у меня не получалось с первого раза. Тогда нас поймала Киаран. Она была готова отсечь тебе голову, однако… Я помню первый раз, когда получилось метнуть разряд молнии своей рукой. Непередаваемое чувство! Я радостно заскакал на месте, спрашивая, видели ли вы. Ваши удивлённые лица ничуть меня не смутили: значит видели! Ты только улыбнулся мне и взъерошил мои распушившиеся от заряда волосы, Киаран же удивлённо ахнула, но не была скупа на комплименты, будто бы в мгновение ока забывая свою ярость по отношению к тому, кого была готова убить ранее. С тех пор Отец позволил тебе учить меня. Не раз и не два я попадал по тебе молнией, чуть не калечил самого себя и окружающих. И всё равно ты поддерживал меня, как и остальные. Так почему же вы не поддержали меня и тогда?

***

Я помню тот день, будто он был вчера. Первый раз, когда меня взяли в поход. Я был так счастлив, что не мог описать это словами: наконец-таки молодому юноше позволили улететь из родительского гнезда, чтобы попробовать себя в настоящем бою. И этот бой показал мне всё, что я ожидал. Никогда не скажу, что чувствовал гордость за убийство дракона или виверны, никогда не скажу, что чувствовал гордость за убийство в принципе, однако вы все так гордились мной, что я подумал, что делаю что-то правильное. До тех пор, пока не нашёл его. Такой маленький, исхудалый, размером не больше щенка. Тебя бросили свои же родители, посчитав, что ты не выкарабкаешься из лап скорой смерти будучи таким слабым. Однако я посчитал, потому и спрятал тебя ото всех, забрал с собой и начал выхаживать. Не пришлось долго ждать твоей благодарности: ты легко принял меня за свою семью, уже через какие-то ничтожные дни начал играться со мной и ласкаться, проситься на руки, будто бы шаловливое дитя. Тогда я был в немом шоке: драконы и виверны совсем не такие, какими мы их представляли. Они способны к мирной жизни, способны сосуществовать с человеком. Но как же мне надо было донести эти мысли до остальных? Когда я впервые спросил об этом Отца, он долго молчал, а потом, вздохнув, рассказал мне о гибели матери. Когда я спросил Киаран, она лишь покачала головой и назвала их «ужасными тварями, незаслуживающими прощения». Гох сказал только то, что мне самому надо было решить этот вопрос. Арториас лишь обеспокоенно посмотрел на меня. Орнштейн помрачнел, его слова запомнились мне навсегда: «Причин может быть множество, а последствия могут быть разными». Мне пришлось лишь понурить голову и задуматься о всём, что я услышал. Я понимал, почему мы сражаемся с ними. Не знал только каковы причины атаки драконов и как расцепить этот круг ненависти, укрепляющийся с каждой смертью с обеих сторон. И я бы долго об этом думал, если бы ты, в порыве любопытства, не решился вылезти из своей безопасной норы навстречу множеству перепугавшихся лиц.

***

— Гвинаэль, отойди!— Вскричала Киаран. Я стоял перед Фульгур, раскинув руки в стороны, будто бы пытаясь защитить его от чужого гнева.— Прекрати это! — Он же ничего не сделал! Никого не тронул!— Мои слова были обращены прямиком к Отцу. Его выражение лица я никак не мог прочитать.— Его!.. — Довольно, Гвинаэль! Отойди!— Строго отрезал Отец, не позволяя мне продолжить. Рыцари вокруг активизировались, поднимая своё оружие и подходя всё ближе и ближе. Я взглянул в глаза Орнштейну, который был в смятении, как и остальные три элитных рыцаря Гвина. И, кажется, он понял, что я затеял, потому что, как только рыцари зажали на в круг, громко крикнул. — Отойдите от него! Сейчас же!— Никто не среагировал быстрее, из-за чего моя атака оттолкнула их прочь, позволяя беспрепятственно вскочить на спину виверне и, с режущим воздух свистом, улететь на его спине. Тогда я не оборачивался ни на кого, потому что знал: посмотрю на них и не смогу убежать, буду вынужден вернуться тотчас и понести своё наказание. С тех пор мы путешествовали и сражались вместе. Я больше никогда не видел своей семьи, своих товарищей, однако у меня был ты, кто никогда меня не презирал и всегда был готов выслушать. Драконы пали, заставляя нас с тобой уйти прочь, в другие, далёкие края, чтобы не мешать строить первое на всём свете Королевство. Анор Лондо, город Богов величаво возвышался на пустынном плато, которое вскоре начало обрастать новой жизнью, флорой и фауной, заполнившими эти края до неузнаваемости. Я до сих пор не знаю, как у всех вас дела, мои друзья, однако сердце всё чаще и чаще трепещет при мыслях о вас, наводя на неоднозначные помыслы о том, что грядёт беда. Большая беда.