Бег времени. Тысяча семьсот.

Эпилог УБЕРИТЕ ЭТУ ЛУНУ Задерни шторы поскорей, Спугни обманный свет Луны, чья маска и теперь Все та же - большей фальши нет, - Хотя на наших лютнях пыль Бог знает сколько лет. Не выходи в полночный сад, Забрызганный росой, Глядеть на звезды, что горят Нездешнею красой, - Так было век тому назад, Сегодня век иной. Не трогай веток в темноте, С волненьем не лови В их аромате чувства те, Что жили у тебя в крови, Когда любовь равна мечте, А жизнь - самой любви! Пусть комнатный бесстрастный свет Мечты твои зальет, И эхо отлетевших лет В душе твоей замрет... Был слишком нежен Жизни цвет, Да слишком горек плод! (Томас Гарди, 1904)

Я прижимал ее к себе посильнее, укутывая в своих объятиях, чувствуя, как Гвен дрожит. Мое тело грело ее, я ловил изящные пальчики, которые она игриво вырывала из моих рук. Схватив их, прижал холодную ладошку к своему рту и начал согревать своим дыханием. - А они хорошо смотрятся вместе… - Кто? - Марк и Шарлотта… - Bravo, mademoiselle! Vous êtes une grande entremetteuse!* Гвендолин наигранно возмущается. - Я не сводница! Я просто их познакомила. - Я так и подумал! - Хватит, Гидеон. Ты сам тоже хорош. Подталкивал Марка к ней комплиментами. - Ревнуешь? - Нет. – Она отворачивается от меня, показывая всем видом, что ревнует. Я начинаю шептать ей на ухо по-французски слова, которыми полно мое сердце, поочередно целуя в щеку: «Милая Гвендолин. Любимая Гвендолин. Красавица моя. Нежная Гвендолин. Опасная Гвендолин. Страстная Гвендолин». - Прекрати, - шепчет она ответ с красными щеками от смущения. – Иначе я не сдержусь и покажу аморальное поведение в отношении тебя. Мы ехали с Дня Рождения Лесли, где мой братец Рафаэль устроил своей девушке милую вечеринку-сюрприз в честь нее. Я как подозреваю, Марк и Шарлотта оказались там неслучайно. Уж больно странно выглядели эти двое в нашей компании. Но надо отдать должное, хитрость сработала, и этот слащавый внучок не отходил от рыжей надоеды весь вечер. Отлично спелись. Шарлотта, кажется, сегодня влюбилась не на шутку. Мы сбежали первыми из гостей, выбрав простой Лондонский автобус вместо лимузинов с водителями, своих машин и такси. - Давай, Гвен, покажи этим чопорным старичкам, что ты умеешь! Я киваю в сторону одной пожилой супружеской пары. Мужчина бурчит что-то своей седой даме сердца, а та его слушает и кивает, слушает и кивает… Вот бы так состариться с Гвен. На фразе «И жили они долго и счастливо» в нашей паре идет сбой - либо долго, либо счастливо. Гвендолин все-таки приняла мой отказ от бессмертия, так как она знает, какого это быть «сторожем своего личного кладбища». Я смотрю и вижу, как она зависла в своем личном аде – в своих мыслях, глядя, не отрываясь, от пожилой пары. - Гвенни, милая! – Я стону, прижимая сильнее. Как же это больно видеть! Это страшно. - Прости меня. – Она возвращается снова ко мне, но все еще мыслями там. – Прости. Она постоянно извиняется, когда такое происходит. И мне подсказывает, что это не только за потерянное внимание. Гвендолин считает себя уродцем, что она обделяет меня, так как не смертна и не может постареть рядом со мной вот так, как эти старички. А еще, что бесплодна… - Гвен, ты знаешь, что извиняться не стоит. Она сглатывает комок в горле и пытается сдержать наворачивающиеся слезы. - Знаешь, а давай, как приедем домой, закажем большущую пиццу, наденем пижамы с Микки Маусами и … - Только не пижамы! Я вообще не понимаю, в каком коматозном состоянии я был, согласившись купить их! - Оденешь, куда денешься! Мы были в Дисней Лэнде. Где поедали мороженное, конфеты и катались, как дети, на всех аттракционах. Но самое безумное - это привезенные оттуда пижамы. Хоть Гвен и в восторге, когда я надеваю ее. Говорит, что «я настоящий секс» в ней. Ага. Секс. В пижаме с розовой Минни и красноштанным Микки. Гвен молодец, умница, она организовала лабораторию по исследованию генома человека, в том числе и нас. Благодаря ей, ученые нашли чудо-сыворотку, которую мне вкалывают раз в три дня, теперь элапсация растягивается не в 24 часа ,а раз в неделю. Это стало моим спасением и спасением моих рук. Ведь для скрипача исколотые хронографом пальцы –кошмар. Гвендолин передергивает от холода. - Я тебе говорил одеваться теплее. Не хватало, чтобы ты заболела. - Я не болею… - Простудой болеют все. Я целую ее в макушку, ощущая любимый аромат волос, духов Гвендолин и ее шампуня. Она положила голову мне на грудь и закрыла глаза, позволяя мне играться с ее локонами. Я укутал любимую в свою куртку, чтобы она сильнее согрелась, наплевав на ее возмущение. Гвен сильно боится за меня. Иногда маниакально начинает уверять, чтобы я проверился у всех врачей. Смеюсь, отшучиваюсь, зная, что она обижается и начинает нервничать потом сильнее. А потом иду к знакомому доктору и прошу сделать мне полный медосмотр, чем постоянно вызываю смех с его стороны. Я славлюсь, как будущий хирург-придурок, боящийся заболеть. - Гвендолин… - Ммм? - Выходи за меня замуж… Я чувствую, как она замирает у меня на груди, прекратив дышать. После чего отстраняется и смотрит на меня своими голубыми глазами. - Гидеон, ты не понимаешь, о чем ты просишь… - Нет. Я, как раз, понимаю. Она смотрит на свои пальцы, снова уходя от меня в прошлое. И ей не нужен никакой хронограф… Я беру нежные хрупкие руки в свои. - Гвендолин Бенфорд, я прошу вашей руки. Я хочу, чтобы вы стали моей супругой и в горе, и в радости. Пока смерть не разлучит меня с вами. Она закрывает глаза и пытается справиться со слезами. Но они все равно начинают течь по ее щекам. Я хватаю ее пылающее лицо в свои ладони. - Посмотри на меня, прошу, посмотри… - Шепчу, заклинаю. И вот самые прекрасные глаза распахиваются, обнажаю всю муку. – Я не просто люблю тебя. Я живу тобой. Мне нужно быть рядом, как человеку нужен воздух. Я прошел свой личный ад, где терял и находил тебя, где на моих глазах умирали и воскресали. Жили все, даже ты прожила огромную жизнь рядом с Бенфордом, даря ему тепло и уют, как жена, а я был где-то там, в одном моменте настоящего, где было пусто, где не было тебя. Прошу тебя, подари мне себя перед Богом, перед законом и остальными людьми, живущими на Земле. Позволь называть тебя моей женой. Хочу обладать тобой по праву. Я горю, будто в лихорадке. Выпаливаю слова, еле переводя дух. Хочу, чтобы она поняла, что это не просто моя прихоть. - Но я бессмертна… А ты нет. - Знаю. Но в сейфе до сих пор хранится эта чертова панацея от всех болезней. Может, когда-нибудь я и передумаю. - Нет, не передумаешь, Гидеон. Она говорит это горько; мучительно больно. - Откуда ты знаешь? Ведь будущее не написано и ты там еще не жила. Она горько ухмыляется. - Я не смогу подарить тебе детей. - Зато у тебя внуков полно! – Я пытаюсь отшутиться, но плохо получается. – Эй! Ты за полгода совершила революцию в отношении меня и моих прыжков. Мне не надо каждый день заставлять себя отправлять в прошлое. Ты собрала самые светлые умы в генетике, неужели ты не думаешь мы не найдем способ завести детей? Тем более это 21 век, когда суррогатное материнство стало нормальным явлением. Я вижу, как понемногу вселяю в нее надежду. Но она продолжает молчать. - Ты изменила ход истории, ты нарушила все возможные законы физики и природы! И боишься выйти за меня? Эмансипация явно не пошла тебе на пользу. Она наконец-то смеется. - Я, кстати, выступала вместе с суфражистками и участвовала с ними в разгроме Оксфорд-Стрит*. Теперь моя очередь была смеяться. - И как? Понравилось? - Ну… Разбивать витрины камнями оказалось весело! Я смеюсь вместе с ней. Мы обнимаемся и хохочем, чем привлекаем внимание многих в автобусе. И тут она нежно шепчет мне на ухо: - Я согласна. Отлично. Я любуюсь самым красивым и дорогим мне человеком на земле, нежно очерчивая пальцем любимые черты. - Мне очень нравится, как это звучит, Гвендолин Де Виллер. - А мне нравится, как звучит «Гвендолин Де Виллер». - Потрясающе звучит! Я целую ее нежно и страстно. Кажется, пора начинать писать новый виток истории – про двух однажды потерянных, но наконец-то нашедших друг друга людей. Зажигайте свечи. Пейте вино. Загадывайте желания на созвездия Льва и Ворона. ---- *Bravo, mademoiselle! Vous êtes une grande entremetteuse! (франц.) – Браво, мадмуазель! Вы отличная сводница! * Лондон, 10 ноября 1911 год. В "Caxtenhall" суфражистки произвели демонстрацию вследствие того, что новый законопроект об избирательном праве не распространяет избирательных прав на женщин. Демонстрантки пытались пройти на площадь парламента, но были задержаны полицией. Суфражистки камнями разбили стекла в правительственных зданиях, банках, магазинах на Стреэнде и ресторанах. Происходили сцены дикого беспорядка. Было произведено 220 арестов.