Счастье придет к моему двору. Бенедикт Бенфорд II (1.01.14).
4 января 2014 г. в 00:43
Весьма странный, немного запоздавший новогодний подарок. Не отступая от общей канвы, хотели бы принести что-то эдакое в рассказ. И вот вам наш Бенедикт Бенфорд II. С Новым Годом!
Счастье рано или поздно придет к моему двору. Даже если искренне, верить в это получалось с трудом. Причина, наверное, состояла в том, что мне не особенно то и хотелось в это верить. К чему были такие сложности? Все, что мне когда-либо хотелось - лежало у моих ног. Не моя заслуга, что я родился в семье влиятельной и знатной, идущей от древнего рода рыцарей. Но мои красота и богатства давали особые преимущества перед любым человеком, возможно даже, того же положения.
Я слышал всегда одно и то же: Бенедикт Бенфорд II родился под счастливой звездой.
И никому, даже мне, не было дела до того, что в действительности происходило в моей жизни. Балы, званые вечера, благословение знатных людей, множество дам у моих ног - убогое зрелище, однако, приятно щекотавшее самолюбие.
Жизнь не стояла на месте. И я тоже - тонул среди множества бурре, паспье, ригодонов, гавотов и менуэтов.
В мои 15 лет отец погиб, отравленный своими врагами при дворе короля, оставив на меня мать и все, что имел. К моему счастью, в числе наследства заключалось Знание. Отец знал множество тайн. И это привело в мою жизнь великого, но пока еще никому не известного алхимика, чье настоящее имя затерялось, оставив лишь выдуманное - Леопольд Сен-Жермен, который в чем-то заменил мне отца. Титул сводился лишь к словам, но его тяга к величию и обладанию всегда превышала его сущность простого человека. Таким образом, я со своим богатством и знанием и он со своим мастерством смогли основать Ложу. Тайный Орден. Что ни говори, я был весьма выгоднее для него, чем он. Для начала мы лишь изучали документы, мой друг экспериментировал, путешествовал и становился все знатнее и знатнее, пока я транжирил деньги отца, теряя своих родственников - одного за другим. Мать умерла от тифа в одном из монастырей – «великая утеря» для общества, а я был поглощен работой и жизнью, чтобы забыться. Ее имя выгравировали на мраморной доске, тело снесли в семейный склеп, и теперь я мог жить так же, как и раньше - изобретать и находить нужную информацию - сходить с ума в обществе женщин и выпивки.
Время шло, мы находили новое, не теряя старое. Вот только моя жизнь становилась все мрачнее с каждым прожитым годом. Женщины надоедали, выпивка не меняла вкуса, друзья предавали, дуэли наскучили. Даже Джакомо Казанова со своей любвеобильностью и желанием докучать всем и везде не вносил той пикантности в мою серую жизнь.
Все изменилось в раз.
Когда за железной решеткой я увидел огромные испуганные голубые глаза. Хотя, честно признаться, для испуганной девушки без титула и денег она выглядела слишком надменно и даже еще говорила с легкой иронией. Словно ей было не привыкать сидеть в темницах и дожидаться приговора. Дядюшка тогда так и выразился: «Что за нахалка! Влетела в лабораторию, словно к себе домой! Да еще и в чем мать родила!»
Усмехаясь тогда, я и не знал, что когда-то не смогу даже выразить то, что зажглось во мне при виде нее. Скорее всего, я путаюсь. С виду она была лишь девушкой, каких я знавал в немалом количестве. Но ее ирония, невиданная наглость и все же наивный страх - превращалось в нечто невероятное.
Она была Рубином, что мы искали в не разгаданных до конца пророчествах. Последняя звезда, что воссияла над миром, даруя ему еще один шанс вернуться в прошлое. Никто не верил, но знания выдавали ее с головой. Никто не мог врать так убедительно.
Итак, она «стала» племянницей моего старого друга - Сен-Жермена. С каждым днем она расцветала для общества, но угасала внутри, словно смирялась с какой-то неизведанной участью. Ее глаза тускнели, и во мне просыпалось неудержимое желание вновь зажечь в них огонь, развеселить. О! Сколько бессонных ночей я провел в грезах и планах об этой нимфе, ундине из будущего. Я жертвенно готов был нести бремя шута, лишь бы эти глаза смотрели на меня, уста смеялись, а голос был звонок, как хрусталь. Но словно все на свете не подпускало меня к ней. И она яростнее всех отторгала мое существо. Ранило меня? Не то слово. Эти удары, похлеще любой раны от шпаги! Я терпел поражения раз за разом, уходя и отстраняясь от света и любовниц – мне уже было мало их бездушных ласк.
С этих пор я пересматривал всю свою жизнь. Что я имел? Богатство, влияние, власть и неудержимую жизнь? До этого для каждого человека – это было всё, для нее - в сущности, ничего. Раньше были, как называл Джон Китс в поэзии своей, страстишки, теперь меня обуревала страсть. Я сгорал от нее, как свечка.
Но если страсть воспламеняла мир,
Бросала в прах цариц и полководцев,
Глупцы! - так вашу мелкую страстишку
Сравню я только с сорною травой.
Ах, современный юноша, тебе везло, ты поцелуи срывал у прелестниц на балах, как победитель получает цветы. А я… Что стало со мной? Где тот, нахал во мне, который забрался в спальню к леди Офелии? Где тот, пылкий молодой человек, который выкрал с бала леди Элизабет? С Шарлоттой я не мог поступиться правилами приличия и против ее воли хотя бы руку поцеловать, что уж говорить о срывании поцелуев с ее гранатовых уст.
Когда в Ложе стали нарастать волнения, пошел шепоток о том, что мой объект желаний виноват в утечке информации и нужно убрать ,страх превысил желание обладать. Был пойман шпион Флорентийского Альянса. Под «нежными» прикосновениями испанского сапога он выдал самую важную информацию - Грегор Аластер знает о путешественниках. Он внедрил в дом шпиона, который каждый месяц предоставляет тому полный отчет обо всем, что происходит в Ложе. Естественно, подозрение тут же пало на Шарлотту, и уже не шепоток, властное «убить» прозвучало приговором. Я защищал ее, как мог, но влияние Сен-Жермена в какой-то момент стало сильнее моего. Никто не собирался ее судить, жалеть или спасать. Решение было единогласным - ее следовало казнить.
Но я смог. Закон о спасении осужденного с помощью женитьбы никто не отменял. И вот она стоит передо мной в подвенечном платье, угасая еще быстрее, чем раньше. Еще сильнее падая в пропасть, из которой я уже не смог бы ее спасти.
Дни пролетали, как могли. Но каждую ночь я смотрел на нее, мечущуюся в бреду сна, и умирал вместе с каждым вырванным словом из объятий Морфея. Всего лишь одно слово, раз за разом. Смерть за смертью.
Наверное, это что-то важное.
Что-то смертельное.
И одновременно оживляющее.
Гидеон.
Гидеон.
Гидеон.
Сколько стоит повторить это имя, чтобы оно окончательно прожгло твое сердце насквозь?
Всего лишь миллиарды раз. Она была в райском сне с ним, а я в адском огне сейчас.
Но мог поклясться себе в одном: я ни за что и никогда не упущу свою маленькую чертовку, способную свети меня с ума всего лишь парой слов. Мне не нужно ни богатства, ни влияния, ни других женщин.
Пусть все это катится в пропасть хоть к дьяволу, хоть к Сен-Жермену.
Лишь бы она перестала убивать меня и себя мучить.
Произнося имя.
Раз за разом.
Гидеон.
Гидеон.
Гидеон.
Я думаю, тебе стоит идти ко всем чертям, Гидеон. Да займутся тобой там, а я с ними и тут повоюю.
Иллюстрация к главе:http://static.diary.ru/userdir/2/7/0/2/2702624/80248445.png