Бег времени. Тысяча семьсот.

Нельзя всю жизнь оставаться испуганным ребенком, закрывая глаза на то, что ждёт впереди. Только знание правды даёт человеку силу. Каким бы горьким это знание ни оказалось. Харуки Мураками. 1Q84

Начало моей первой ночи в качестве законной супруги графа Бенедикта Бенфорда II было больше похоже на фарс, чем на брачную ночь, о которой мне рассказывала мадам Деверо, утопая, кажется, в своих собственных мечтах. Мне было непонятна традиция: всем составом вносить мужа в спальню, при этом громко улюлюкая и выкрикивая разные слова, мало похожие на человеческие. Это было похоже на представление, и я чувствовала себя клоуном, шутку которого поняли все остальные, но не он. Так что все, что мне оставалось – это с широко открытыми глазами смотреть, как толпа веселится, неся изрядно подвыпившего и распевающего песни Бенедикта. Он кричал им что-то в ответ, глупо хохотал, и в какой-то момент мне пришлось прикусить себе язык, чтобы не закричать всем им, чтобы они выметались из моей спальни, включая и в стельку пьяного «новоиспеченного» супруга. Граф Сен-Жермен усмехался, следуя за толпой, и его усмешка вовсе не была забавной, она источала яд, что подпитывал это «веселье». Но даже тогда, когда гости наконец-то покинули нашу спальню, я не смогла вздохнуть спокойно, напряженно наблюдая за нескоординированными движениями Бенедикта, который пытался расстегнуть жилетку. Он чертыхался всякий раз, когда его пальцы соскальзывали с золотых пуговиц. - Не хочешь помочь своему мужу? – наконец-то произнес он так, словно я давным-давно должна была додуматься до этого сама. - Нет, - с вызовом ответила я и отвернулась, не желая смотреть на это убогое зрелище, достойное лишь погорелого театра с пропитым актерским составом. - Славно, - таким же тоном ответил он, отчего мне стало еще больше не по себе. Я заперта в комнате со своим супругом – изрядно пьяным, отчаянным ловеласом, знаменитым на весь Лондон своими выходками – и даже, если я буду звать на помощь, никто не придет, ведь вся моя жизнь теперь заключена в руках Бенедикта. - Я тебя не трону, я не нарушаю своих обещаний. Я вздрагиваю, не ожидая услышать такое, но все же поворачиваюсь в его сторону. Он смотрит на меня, грустно улыбаясь, словно жалеет о том, что он здесь. - Спасибо, - просто ответила я, понимая, что была, не особо способна на что-то другое. Этот человек спас меня от смерти, прикрывая своим телом, совершенно безвозмездно. С одной стороны, эта сделка более невыгодной была именно для него – он женился на девушке, которую рано или поздно казнят за измену короне – или что они там могут придумать? – связал себя узами брака с той, что ничего не может ему дать, кроме большой кучи проблем. - Ты знаешь, я ни разу не пожалел о принятом решении. Я бы отказался ото всего, если бы это спасло твою жизнь, - словно прочитав мои мысли, продолжил Бенедикт, наконец-то перестав пытаться расстегнуть жакет. Он повернулся на бок, подперев рукой голову, и теперь смотрел на меня уже без тени улыбки. - Как серьезно, - усмехнулась я. Спокойствие возвращалось ко мне вместе с необычайной легкостью. Я понимала, что даже в таком состоянии, Бенедикт навредит мне не больше, чем муха броневику. - Как ты всегда говорила? Я же сама серьезность? Его смех лишь еще сильнее ослабляет путы, которыми я была окутана. И в этот момент мне кажется, что у меня никогда и не было другой жизни. Я всегда была тут, рядом с этим человеком, он рассказывал мне сказки, в которые мне хотелось верить. В них были огромные летающие птицы и магия, что давала жизнь предметам. В ней не было масштабных войн, грязь и распущенность скрылась в подвалах. Там был мир и покой. Дым рассеялся, оставив меня тонуть в своем спасении – я достигла дна и совершенно не заметила боли от столкновения. Шарлотта Бенфорд, добро пожаловать в этот мир. *** Первые дни были особенно трудными. Мне приходилось сопровождать Бенедикта на балы, концерты, суаре, бывать в салонах, которые раньше я хоть как-то могла избегать. Теперь же я стала частью этого вечного празднества, ярмарки тщеславия, как графиня Бенфорд, что должна следить за делами мужа и быть его опорой во всем и везде. И хотя в большинстве случаев, меня провожали изумленными взглядами, когда понимали, что я вовсе распущенная девочка и что граф женился вовсе не потому что, что его кто-то припер к стенке, мне все больше это нравилось. Сбросив оковы, мне можно было дышать полной грудью. Я больше не была одна, Бенедикт вел меня сквозь тьму к яркому свету. - Как она смогла его окольцевать? Без черных месс и сатаны не обошлось, не иначе… - Интересно, а в церковь она ходит? Или у нее личный духовник? - Не знаю, может и есть, но только в постели. Слышала, у нее была куча любовников. - Куча любовников? Вы шутите! Она же ничем не примечательная! - И как мог он променять меня на эту унылость? - Успокойтесь. Возможно брак их формальность, и вы скоро вернётесь к нему. Кто знает? Возможно у нее за душой целое состояние? - Если только этим можно оправдать ее простоту лица. Едкие слова слышались со всех сторон, но отскакивали от меня, словно горох об стенку. Смеха ради я даже завела себе тетрадь, где чуть ли не каждый день появлялись записи о том, какую на сегодняшний день придумали легенду о моем происхождении служанки или же придворные дамы, заезжающие ко мне на «чай», а точнее, чтобы получше узнать меня. Моей самой любимой версией было то, что я рабыня, привезенная графом из дальней Америки, где в это время американцы, вчерашние британцы, боролись за свою независимость. Итак, я оказалась некой версией Покахонтас, дочерью взятого в плен вождя индийского племени. Отсюда и вытекали все мои варварские замашки и иногда несомненное незнание этикета или же разного рода неизвестные им словечки. Граф Бенедикт же взял меня в жены, потому что ввез в страну как часть контрабанды и вот теперь, чтобы отогнать от себя всякие сомнения, и вынужден перейти к таким мерам. Мне было плевать, что думали эти дамочки, они ни черта не смыслили в жизни, были глупы от природы и все, что было важно для них – это какого фасона и цвета будет их очередное платье на бал у какого-нибудь графа или лорда. Именно поэтому большую часть времени я проводила в компании мужчин, ведающих в науке, политике или истории. И хотя я сама-то ни черта не понимала, все же слушать их было куда приятнее, чем о том, что какой-то портной при каком-то дворе не смог правильно подогнать платье под чье-то тело. Чаще всего из-за того, что эти самые «леди» были убеждены в своем собственном совершенстве и избивали портного веером, стараясь «привести его в чувство», не забывая пересказать ему всю свою богатую репутацию и происхождение, опуская человека еще ниже его положения. А еще меня бесила их уверенность в своей святости, когда они совершали «благотворительные дела» ака подвиги, достойные греческих богов. Хотя бы вспомнить с каким блаженно-мученическим видом они щипали корпии, раздергивая ткань на отдельные нити, чтобы получить массу, используемую при перевязках в военных госпиталях, поскольку вату для подобных целей будут применять гораздо позже, не в этом веке. Но в один из таких вечеров, проводимых уже в Манор Хаус, под предводительством мадам Деверо, мне пришлось притворяться. Граф Сен-Жермен, появившись, как всегда, словно из воздуха, явно был бы не доволен тем, что я стараюсь поддерживать беседу с мужчинами, да еще и о науке, которая, по его мнению, была недоступна для глупых куриных девичьих мозгов. - Как вижу, вы хорошо проводите время, леди Бенфорд? – елейным голосом спросил он, прерывая мою тираду о неуслужливых портных. Я повернулась к нему, стараясь сохранять все то же наигранное приподнятое настроение. - Милорд, - я присела в недолгом поклоне. Мы теперь на одной ступеньке, старикашка! Выкуси! – Какая честь видеть Вас сегодня. Он ухмыльнулся, явно не веря моей радости. Весьма правильно, граф. Не верьте не единому моему слову, и я смогу говорить вам правду каждую секунду. Он увел меня в сторону от лишних ушей, но продолжал все так же непринужденно вести со мной беседу, словно ничего необычного не происходило. Мне оставалось лишь играть по его правилам. Бенедикт был отправлен на какое-то задание Хранителей, и я была абсолютно безоружна перед могуществом графа. Каждую секунду я ждала того момента, когда он вновь обрушится на мое сознание. Но ожидание сводило с ума. - Что-то случилось, милорд? Мой супруг, - я сделала ударение на последней слове, словно это чем-то могло мне помочь, - говорил, что вы все должны быть на каком-то важном собрании. Граф напрягся, словно я раскрыла все карты разом, и все они оказались тузами. - Надеюсь, мой дорогой друг не рассказывает вам больше, чем вы способны понять, милейшая, - сквозь зубы прошипел он, вперившись в меня взглядом. Я ухмыльнулась в ответ. - Бенедикт слишком верен Вам, чтобы даже упоминать о Ложе. - Что ж, он гораздо умнее Вас, - удовлетворенно произнес Сен-Жермен, чем еще больше вызвал мой гнев на него, - Но все же и он попался на удочку женского обаяния, что никогда не было его сильной стороной. Я старалась не смотреть ему в глаза, наблюдая за тем, как в центре зала танцуют пары. Они веселились, забывая о том, что где-то там за дверью, а возможно даже в пределах дома, есть темная сторона этой жизни. Что-то большее, чем они могли бы представить. Тайные ордены, заговоры и древняя, как время, магия. - Я знаю Ваше отношение к любви, граф Сен-Жермен, - вы разрушили однажды все то, чем я грезила. Вы дали ему повод стать тем, кто разбил мне сердце, - К сожалению, мне уже пришлось выслушать вас однажды. Это был не самый приятный разговор, смею заметить. Граф, однако, лишь рассмеялся. - Я что-то не припоминаю этого разговора. - И не припомните. Он состоится лишь в 1787 году. 30 лет спустя вас ожидают весьма интересные вещи, милорд. Например, осознание, что я обводила вас вокруг пальца все это время вовсе не в своих попытках убедить, что я – Рубин. Шарлотта Монтроуз выглядит совершенно по-другому. - Ваши попытки убедить меня в том, что вы последняя из двенадцати не увенчаются успехом, милая. Вы лишь мошенница. И не думайте, что ваше замужество сможет долго скрывать вас. Рано или поздно ваша голова окажется на плахе. В тот вечер мне совершенно не спалось. Я лежала на кровати, распластав руки в разные стороны, и считала линии на бордовом балдахине, стараясь не думать о будущем и о прошлом. Но мысли все равно пробивались сквозь мою защиту, внушая мне лишь страх. Я думала о том, как продолжали жить все те, кого я когда-то знала. Скучали ли они по мне так же яростно, как я? Смог ли Гидеон собрать кровь всех путешественников? Сильно ли менялся мир по другую сторону учебника истории, с каждой секундой обновляя базу данных всемирной сети? Настигнутая этой ностальгией, я бросилась к тумбе, где хранила свой старый школьный рюкзак – единственное напоминание о жизни, что у меня была. Что не давало мне усомниться в том, что это не сон, что 21 век вовсе мне не приснился. В нем лежали мои старые тетради с эссе, цветные ручки, крем для рук, парочка заколок и резинок и, конечно же, мой телефон, так уютно поместившийся в тайном кармане. Я поместила его туда в первый же день, понимая, что технологии скорее сойдут за магию, а значит, меня тут же отправят на костер. Я держала его в руках, как драгоценность, словно он был необычайно тонким хрусталем. Боялась, что вот еще секунда, и он растает в воздухе, как будто его никогда не было. Боялась и того, что он сломался, что экран не загорится, освещая темный угол, в котором я сидела, но вот приятный свет оповестил меня о том, что телефон всего лишь нужно разблокировать. Зарядки оставалось процента на два меньше, чем когда я его отключала – 75 %, хватит на весь день, при жесткой экономии даже на полтора. Но мне нужны были лишь фотографии. Все мои воспоминания. Мама, Лесли, Ник, Кэролайн. Тетя Мэдди. Шарлотта и тетя Гленда. Гидеон. Он даже не подозревал о том, что я его фотографирую. На его лице безмятежная улыбка, он лежит на софе в подвале 1956 года. Глаза закрыты – он слушал музыку. Прекрасен, как всегда. Такой далекий, совершенно не мой. Забыл меня, как и следовало, ведь я раскусила его план – план, который подсказал ему сам граф Сен-Жермен. Я по уши влюбилась в Алмаз, совершенно забывая, что Алмаз еще и Лев -хищник, что бросается на жертву, совершенно об этом не предупреждая. Я пала, как пала до этого Шарлотта. А я то, глупая, верила в то, что чувства искренни! Мое сердце вновь горело, оно иссыхало, рассыпалось пеплом и казалось, огонь распространяется и дальше по всему телу. Мне хотелось срастись со стеной, больше никогда ничего не чувствовать, стать никем, ничем и всем одновременно. Но огонь распространялся на весь этот мир, становясь для меня ядом. Убивая себя и дальше, я отыскала в рюкзаке наушники и включила на всю громкость единственное, что было сильнее простых воспоминаний. Закрыв глаза, я слушала Hallelujah, все сильнее убеждаясь в собственной беспомощности. До боли знакомые звуки песни, яркой вспышкой напомнили мне 21 век: с его вкусами, запахами, огнями, скоростями и родными мне людьми. Знаете, словно я была в темноте и глянула на свет, и увидела прекрасный мир, где много-много красок. И от этой красоты стоит адская резь в глазах, будто она ввинчивается через зрачок и глазное дно в самый центр моей головы, словно пытается запечатлеться там навсегда. Но стоит закрыть глаза, и я снова вижу образы, снова скучаю по свету и снова привыкаю к темноте… Я спала, когда кто-то аккуратно вытащил у меня из ушей наушники и тут же отбросил их в сторону. - Милая моя, что же случилось? – приятный голос, так похожий на голос Гидеона, окутывал меня словно теплое одеяло. Я открыла глаза, чтобы иллюзия рассеялась и увидела перед собой обеспокоенное лицо Бенедикта. Он чуть ли не с ужасом смотрел на включенный мобильный. - Будущее, - просто ответила я. Понимание озарило его лицо. - Но почему Вы плачете? - Потому что будущее мне больше не принадлежит, - я выключила телефон и забросила его в рюкзак, оставляя себя беззащитной. Чтобы не рассыпаться на части, я обняла себя руками. Было безумно холодно. Моей душе было невообразимо холодно. Бенедикт же просто убрал с моего лица выбившуюся прядь волос и улыбнулся так тепло, словно никогда и не было мороза. Его прикосновения были приятными. Они действовали на меня словно анестетик – все словно отходило на задний план, оставляя лишь эту гармонию между ним и мной. - Все что Вы пожелаете, будет принадлежать Вам. Удивительно, но сил хватило на то, чтобы усмехнуться в ответ на его слова. Как же все-таки самоуверенны мужчины этого века – все было в их власти. - Думаю, Вы, вряд ли, в этом веке сможете достать для меня капучино или зарядку для Iphone, а потом розетку. Или же шоколадный батончик, шампунь, машину. Ничего из этого не в Ваших силах, мой граф. - Шарлотта, - Бенедикт сел рядом, облокотившись о стену, и посмотрел на меня так, что на мгновение страх тут же вернулся ко мне. Таким голосом обычно сообщают о смерти, неудачах или же не очень приятном диагнозе. - Я знаю, все это воспринимается как бред безумной девушки, - поспешно сказала я, уповая на то, что страшная правда так и не будет высказана вслух. Я отчего-то была уверена, что она лишь усугубит мое состояние, что дальше я уже не смогу сопротивляться этому противному чувству собственной беспомощности. - Нет, я хотел сказать не об этом. Шарлотта, - и снова этот тон, - что думают в Вашем времени о путешествиях в будущее? Вопрос застал меня врасплох. А я-то ожидала поучительную тираду о том, что пора прекращать витать в облаках. - Я не… - хотелось ответить, что «не знаю», но это бы враз испортило мою легенду о Рубине, не просто пренебрежительно относившемуся к урокам «сверх важного и секретного», а и вовсе ничего не знавшего о делах Хранителей. - Я не помню. Кажется, когда-то Гидеон и вправду что-то говорил об этом. Что мы не можем путешествовать в будущее, потому что оно еще не случилось. Что это наша временная линия. Именно поэтому, самая ближайшая дата, в которую мы можем отправиться, это за год до нашего рождения. - Мы можем попытаться. Я могу провести Вас к хронографу и мы сможем проверить эту сумасбродную идею, - голос графа, однако, совершенно не изменился. Он словно рассказывал мне о том, что я скоро умру. - Безумцы всех умнее? - я постаралась улыбнуться, но потом вспомнила, что граф никогда в жизни так и не увидит фильм Тима Бертона. И это было своего рода отправной точкой для отчаянной надежды. Без пятнадцати десять мы уже стояли у тайного входа в Темпл и постоянно испуганно озирались, завидев кого-нибудь особо подозрительного у поворота, который был скрыт за каретой, оставленной специально с этой целью. - Это безумие, - постоянно повторял Бенедикт, пробираясь сквозь темный коридор. – Факел должен быть где-то здесь. Он шел впереди меня, пропадая среди бесконечных поворотов, но тут же появляясь рядом, чтобы показать путь. Все это время страх опускался с головы до пяток, постепенно парализуя меня и отчаянно шепча мне в ухо, что пора делать ноги. Так что все мое мужество уходило на то, чтобы идти вслед за Бенедиктом. Но едва что-то пискнуло рядом, как я вскрикнула следом, представив, сколько же крыс может здесь водиться. В голове сразу же всплыла картинка шныряющих туда-сюда маленьких хвостатых грызунов. - Представь себе, что ты… Кто я? Кто не боится крыс? Доктор Кто уж наверняка их не боится, так ведь? – шептала я, еле-еле перебирая ногами, отчего вечно теряла Бенедикта из виду. Я старалась не споткнуться о чей-либо труп, например, незадачливого воришки, что заблудился в этих поворотах. - Что же Вы медлите? У нас мало времени! Я вскрикнула от очередного испуга, схватившись за сердце, когда Бенедикт появился рядом со мной. Из-за него я больно врезалась локтем в стену. - Нельзя же так пугать! – заорала я на него, потирая ушибленный локоть, - Так же и инфаркт получить можно! Бенедикта, однако, мои крики не особо затронули. Он смотрел на меня так, словно я была незадачливым ребенком, что разбил его вазу и теперь просто пытался понять, как это произошло. - Получите этот ваш енхарнт потом, чем бы он ни был. Сейчас нам нужно идти! Он грозно глянул в мою сторону и все же пошел дальше, держа перед собой освещающий дорогу факел. - Тебе лишь бы поскорее от меня избавиться и вновь по девкам гулять, - злобно пробурчала я в ответ, но все же пошла следом, уже гораздо быстрее передвигая ногами. В чем-то Бенедикт был абсолютно прав. Если мы хотели осуществить наш план, действовать нужно было быстро, пока Хранители всей своей дружной компанией разъехались кто куда. Когда мы наконец-то добрались до нужной нам лаборатории, где они хранили второй хронограф, выманенный недавно у мадам де Юрфе, прошло где-то около пятнадцати минут. Время наступало нам на пятки. Рано или поздно кто-нибудь вернется в Темпл и найдет здесь тех, кто быть здесь категорически не должен. Хронограф стоял на столе, совершенно не скрытый от глаз. Да и кто бы догадался, как им пользоваться? Даже тем, кто о нем знает, не ведают о тех непостижимых процессах, что происходят внутри этого «магического ящика». Им явно не хватает книг о Гарри Поттере. Может хоть бы они не волновались за свои драгоценные магические штучки. - Он исправен? – спросила я, вспоминая, что Гидеон как-то упомянул, что в нашем веке используется именно второй хронограф, так как первый украли Люси и Пол. Именно поэтому всю кровавую работу пришлось начинать с самого начала. - Абсолютно. Граф Сен-Жермен лично убедился в этом, - удивленно ответил Бенедикт, смотря на меня, тем не менее, как на душевнобольную. Пожалуй, историю о сломанном хронографе я приберегу на потом. Если это потом когда-нибудь наступит для меня в этом веке. Наш план звучал проще простого. Пробраться в Темпл и попробовать с помощью хронографа отправить меня в будущее. Идея пришла внезапно. Все сводилось к тому, что Хранители 21 века, как, впрочем, и до них, были уверены, что мы могли отправляться лишь в прошлое, потому что оно уже случилось. А отправиться вперед не могли, потому что будущее еще не определено. Но этот круг изначально не имел ни начала, ни конца. Для прошлого, куда мы отправляемся, будущее также не определено. Технически, мы не могли бы возвращаться обратно. Для людей из прошлого – мы не существуем. Это означает одно – нам стоит попытаться. - Значит, дата… - Бенедикт уже стоял у стола и вопросительно смотрел на меня, - Когда ты пропала, жемчужина? - 13 октября, - воскресенье перед балом. - Но ты появилась в феврале. В будущем другой календарь? - Григорианский.* Он вновь повернулся к хронографу, а я уставилась на его спину, стараясь понять, что же именно происходило. Я собиралась покинуть этот век. Неожиданно, быстро, странно. Отъезды всегда представлялись мне невыносимой морокой. Собирание вещей, постоянная беготня по дому, в поисках забытых вещей, скука и невыносимая затягивающая пустота в груди оттого, что ты больше никогда не сможешь вернуться в это место. Мама после смерти отца постоянно бегала туда-сюда, собирая его вещи, складывая их в огромные коробки, которые мне казались пропастью в жизнь «без него», но мне нужно было понять, что без этого этот дом никогда не станет живым снова. Но вот я стою на пороге своей смерти в 18 веке. Как много вещей они схоронят также, вместе со мной? Я бы хотела взять с собой дневник, но позабыла его в спешке. Схватила лишь свой старый рюкзак да школьную форму. Никогда бы не подумала, что уходить отсюда будет так трудно. Все-таки я смогла прижиться здесь. Смогла понять этот мир и даже приобрела больше, чем могла бы приобрести в 21 веке. Вот стоит рядом мой принц. Мой прекрасный принц. Граф Бенедикт Бенфорд II и я, его супруга, Шарлотта Бенфорд. Мой муж, странный союз, новый дом, гувернантка, погони, балы, суаре. - Ты готова? - Да. Но я лгала. Ложь больше мне не в тягость. Я многому научилась за то время, пока была здесь. - Шарлотта… - начал Бенедикт, когда я все-таки собрала волю в кулак и засунула палец в хронограф. Игла неприятно кольнула в указательный палец. А вот от этого я уже явно отвыкла. Учитывая тот факт, что и привыкать то у меня не было достаточно времени – лишь суетливые Хранители раз за разом убеждали меня, что я скоро перестану вздрагивать. - Не волнуйся, я вернусь, как только все улажу, - я думала, что стараюсь успокоить его, хотя на самом деле успокаивала самую себя, - Ты и глазом не успеешь моргнуть. Уж я то постараюсь сделать это реальным, не оставляя его в неведении. Кровь докатилась до нужного камня и озарила ярким красным светом кабинет, превращая его в подвал дьявола. Я ожидала, что исчезну тут же, моментально, но время не спешило забирать меня к себе в объятия. Вместо этого меня словно разрывали на части. Страх пришел не сразу, его все еще не пропускала вовнутрь надежда, что теплилась в моем сердце. Что если в обратную сторону это работало по-другому? Лишь эта мысль все еще заставляла меня держать руку в хронографе. Воздух вокруг меня заискрился, внезапно онемела рука, а затем и все туловище, словно меня окутывала непроницаемая пленка. Бенедикт смотрел на меня с долей ужаса и удивления. Я знала, что он ведет меня сюда, чтобы я успокоилась, чтобы поняла, что будущее мне не светит, и мы бы смогли спокойно вернуться в наш дом и продолжить жить жизнью, которой ему бы хотелось жить. А я не могла это дать, потому что все еще надеялась. Но происходящее его удивило. Ужаснуло. Ведь только истинный Рубин смог бы воспользоваться хронографом. Только на него камень среагировал бы с такой силой. - Шарлотта, - его голос еще был слышен, но вся я уже словно растворялась в темноте. Он подошел неожиданно близко, и вот он схватил меня за подбородок и притянул к себе. И я понимала, что он прощался, боясь, что я никогда больше не вернусь в этот век. Просто забуду его, как страшный сон. Все еще ощущая его губы, я оказалась в темноте, но затем морок исчез, и я поняла, что нахожусь все там же. Но уже в 21 веке. Я стояла в пустом кабинете, заваленным книгами. Здесь было довольно пыльно, видимо хозяин давно перестал пытаться прибраться в этом месте. Но я лишь схватилась за сердце, счастье захватило меня так быстро, что я застыла на месте, не в силах сдвинуться даже на сантиметр. Я вернулась домой! Я снова в двадцать первом веке! - А эта юная леди и вправду недолюбливает вас, – послышался за дверью голос мистера Джорджа. Скрипнула дверь и голоса стали еще громче. - Да уж, она довольно яростно заявила камердинеру о том, что бы вы не имели доступа в их дом! – мистер Уитмен засмеялся, словно только что выдал какую-то шутку. Ответного смеха, однако, не прозвучало. Я уже было хотела кинуться к двери, но не смогла сделать и шагу, прикованная к месту. О чем они говорили? Гидеон добрался и до Шарлотты? Но только зачем она ему, если теперь вся роль жертвы должна была выпадать на мою шкуру? Это просто у него в крови – пришел ответ. - Чем же вы так ей насолили, мой мальчик? - продолжил мистер Уитмен, вдоволь насмеявшись над своей якобы удачной шуткой. – Помнится, ваша последняя пассия, Гвендолин, тоже была к вам враждебной. - Гвен – это Гвен , у нее вечно все не как у людей. Она сделала все, чтобы захоронить себя, - ответил ему столь знакомый мне голос. Низкий, но невероятно нежный, уверенный. Словно урчанье огромного зверя. Как же я раньше не замечала, какой у него прекрасный голос? Наверное, потому что и так была абсолютно поглощена всем им. Значит, время не прошло зря. Они думали, что я погибла. Да я и погибала сейчас, медленно утопая в фактах. Я все же смогла подойти к двери и тихонько приоткрыла ее, впуская в темное помещение полосу света. Голоса тут же умолкли, и скрип двери неприятно заполнил коридор. Себя я не показывала, оставаясь в темноте. - Разве мистер Шульц не должен был еще быть в командировке? – взволнованно спросил мистер Джордж. - Это всего лишь ветер, - ответил ему со вздохом Гидеон. Послышались шаги, и чья-то тень закрыла проем. Именно в этот момент, когда я уже собралась показаться этому негодяю, доказать, что я жива, как бы он не старался меня похоронить. Внезапно мое тело начало неметь. Воздух словно перекрыли – не вздохнуть, не выдохнуть. Все заискрилось, заполняя кабинет светом, и вот я снова пропадаю в темноту, все еще оставаясь на месте. - Не надейся, это всего лишь я. Та же комната. Та же реальность, но на несколько веков назад. Бенедикт стоял около двери и шокировано смотрел на меня, явно не понимая, что я здесь делаю. Он уже собрался уходить – это очевидно. Но вот я здесь. Едва я смогла это понять, как что-то громко треснуло и комнату озарило бесконечным количеством цветов, они сливались и переливались. Затем скомкались и пропали навсегда. Хронограф был сломан. Он сломался вместе со мной. Ноги подкосились, и я полетела вниз, больно ударяясь коленками об каменный пол. Бенедикт успел меня поймать прежде, чем я ударилась об него еще и головой. Темнота окутывала меня уже не впервые. И всякий раз неведомым образом рядом с этим невыносимым мужчиной с сухими и теплыми губами. - Вы дурно на меня влияете, граф Бенфорд, - прошептала я и провалилась в небытие. *Заметка для читателей: По идее, диалог, который Гвендолин услышала, произошел в ноябре. Но откуда она знала, что это уже ноябрь? Она опиралась только на те даты, которые знала. Поэтому ей невдомек, что хронограф из-за временного парадокс отнесет ее в настоящую точку, то есть туда, куда она должна вернуться. Иллюстрация к главе:http://static.diary.ru/userdir/2/7/0/2/2702624/80165414.png