Твой двойник, Уокер

       Хорошо, что место в самолёте я забронировала ещё вчера вечером, перед вылетом, и сейчас мне не нужно бегать по огромному аэропорту Нью-Йорка в поисках работающей кассы продажи билетов. Ещё совсем недавно я была уверена, что нашла свой дом в Нью-Йорке, то самое место, в которое хотелось возвращаться после длительного путешествия к родителям с сестрой, живущим в Лондоне, или подруге. То самое место, которое полно воспоминаний, как плохих, связанных с истериками, неудачами, предательством, да и просто порцией моральной боли, которую так недавно на меня буквально вылил человек, ранее бывшим одним из самых близких мне людей. Так и хороших, например, любовью, дружбой, хорошей работой. «И все это ты умудрилась растерять», — предательски напоминает подсознание. А в голове поселяется мысль, вернуться назад, выйти из самолёта и, наплевав на гордость, чувство собственной важности, прибежать к нему и попытаться все исправить. Поверить ему ещё раз и, возможно, он сохранит её доверие в этот раз. А затем просто пойти к начальнику, уволившему ни за что, и опять просить прощения, умолять вернуть на должность помощника главного реставратора с минимальной заработной платой, зная, что она достойна большего, но опять же наплевать на гордость. В этих мыслях стою между рядами самолёта не решаясь сдвинуться ни в одну, ни в другую сторону. Спасательным кругом становится стюардесса, улыбающаяся во все тридцать два явно фальшивой улыбкой, но ты этого не поймёшь, так как они играют, лучше, чем актёры на сцене какого-нибудь знаменитого театра, слишком сильно драматизируя или, наоборот, не воспринимая в серьёз ставящиеся на сцене произведения. Сказав что-то о скором взлёте самолёта, бортпроводница провожает меня в самый конец, к единственному свободному месту около иллюминатора. И сев в кресло желаю сделать два глубоких вдоха, наполняя грудь настоящим кислородом и смесью холодного, приготовленного для полёта воздуха. Успокаиваю себя и выгоняю из головы ненужные мысли, перекидываю взгляд на овальное окошко самолёта. Жестами работники, кутавшиеся в тёплые куртки из-за внезапного похолодания, такого привычного для Нью-Йорка что-то передают, вероятно, экипажу самолёта. Рядом со мной присаживается полноватая женщина, лет сорока с лёгкой проседью в волосах. Но сразу не акцентирую на неё должного внимания. Делая ещё два глубоких вдоха, окончательно отпускаю плохие мысли и настраиваюсь на хороший полет. Достаю из специально приготовленной сумки наушники и, уже собираюсь включить себе расслабляющую мелодию, как невольно скашиваю глаза в сторону соседнего сидения. Замечаю, как розовые губы моей соседки превратились в тонкую нить белого цвета, а румянец на щеках сменился болезненной бледностью. — Боитесь летать? — спрашиваю так обыденно, будто летать на самолётах было у меня в крови и я постоянно путешествовала только на них. Стараюсь разглядеть эмоции незнакомки, параллельно доставая из сумки две небольшие подушки. Женщина сглатывает и набирает через нос воздух. Чувствую, как самолёт ускоряется, таким образом, отмечаю, что он вот-вот начнет набирать высоту. — Страх с самого детства, — на выдохе дрожащий голосом отвечает соседка, до побеления костяшках сжимая руками подлокотники. Ей страшно, хоть она и взрослая женщина. Можно похвалить её за то, что она смотрит своему страху в лицо, при этом явно показывая его. — Скоро дочь замуж выходит, надо лететь на свадьбу, она же вроде билет оплатила, а сдавать и отказываться как-то неприлично. — Не переживайте, это как поездка на автобусе, — подкладываю подушки под шею и спину, так как именно эти мои конечности имеют свойство затекать, а потом болеть около двух дней. Подъём самолёта и я вижу, как незнакомка прикрывает глаза, полностью вжимаясь в кресло. А самой хочется усмехнуться со своей же фразы. Таким способом, я точно женщину не поддержу или успокою. — Давайте я с вами поговорю, тем самым отвлечетесь. Найдя самый оптимальный вариант, и она не произнося ни слова, но уверенно кивает головой, постепенно разжимая пальцы и возвращая естественный, здоровый цвет лица. Нужно начать диалог с чего-то небольшого и простого, что не будет касаться самолёта и полёта, а потому решив, что это может быть, что-то о себе начинаю: — А я, наоборот, возвращаюсь. Пять лет не была в родном городе, а сейчас снова переезжаю, — слегка улыбаясь, понимая, что делаю это в очередной раз. — Уже шестой раз и все еще не могу найти ни свое призвание, ни город, где хочу осесть, ни людей, удерживающих меня в этом городе, — встречаю взгляд женщины, что был с неким сожалением, а самолёт перестаёт трясти и теперь точно можно окунуться в царство Морфея, необходимое мне за последние пару дней новых истерик. С самого детства я недополучала любви родителей. Не то, чтобы меня гнобили или принижали на фоне младшей сестры Мари, но все же больше внимания уделялось подрастающей балерине, и, когда ей предложили место в Лондонском балетном колледже, родители, стараясь не упустить эту возможность, уехали в Лондон, оставив меня на родителей моей подруги Аниши. Закончив выпускной класс, я поступила в Бостонский колледж и благополучно покинула не только родительское крыло, но и дом любимой подруги. Позже я часто меняла города, учебные заведения, но так и не могла найти себя и в свои двадцать три года я совершенно не знаю, чего я хочу от жизни, хотя все вокруг убеждают, что ещё рано.

***

Наконец-то забрав свои не самые тяжёлые сумки, выхожу из аэропорта и вижу небольшую табличку «Виктория Уокер», которую заботливо держит моя подруга. Внутри расплывается теплота и какое-то чувство ностальгии, а уголки губ так и норовят подняться сами. Увидев меня, Аниша буквально налетает на меня с удушающими объятиями, заставляющими невольно все-таки улыбнуться и обнять её в ответ. Такими обычными и простыми, но такими крепкими и несущими уют. От неё как всегда пахнет её корицей. Все время наслаждалась пряным ароматом. И всегда именно этот запах напоминал мне наши подростковый годы вместе, когда мы сбегали из дома или школы, чтобы посмотреть боевик, который нам запрещали смотреть родители из-за показывающейся в нем жестокости. И вот, сквозь годы эти два любителя экстремальных проблем вновь вместе. Снова команда, кажется, вместе, снова в силе, снова бок о бок и неразлучны. Подходим к новой машине моей лучшей подруги и, перекладывая чемоданы в просторный багажник, Аниша с тяжёлым вздохом опуская очередную тяжёлую сумку, негромко произносит: — Готова поспорить, здесь не меньше десяти бутылочек лосьона для тела с ароматом клубники в шоколаде, — как всегда моя жизнерадостная подруга, смеясь, говорит, а я лишь утихомириваю свое негодование, возникшее из-за тяжёлого перелёта, и легонько улыбаюсь. Стараясь скрыть свою явную усталость и плохое настроение, мне ведь, правда, сейчас не до шуток. — Всего одна. Я решила сэкономить, — отвечаю подруге, а настроение медленно, нехотя ползёт вверх, и даже появляется надежда на какую-то спокойную поездку с давней подругой, прежде чем она улыбается. Хорошее и желанное возвращение всегда начинается с улыбки, а если тебе по-доброму улыбается твоя подруга, это ещё лучше. «Она меня ждала», — в голове проносится тонкая мысль и тут же заставляет тепло разлиться по всему телу. Мы двигаемся к дверям в машину. В далёком прошлом, мы с Анишей, как настоящие лучшие подруги ходили по магазинам, сплетничая про стерву из класса или случайных прохожих, представляя какая у них может быть красочная или скучная жизнь. И каждая наша прогулка заканчивалась покупкой как минимум пяти бутылочек лосьона для тела с невероятно приятным запахом клубники в шоколаде. Другие ароматы для меня не существовали. Они были слишком резкими, слишком приторными, слишком сладкими, слишком плохими. Странными или навязчивыми, но не такими как клубника в шоколаде. Этот аромат был будто маслом в огонь моего восприятия. — Ну, так что у вас с Томасом произошло? — спрашивает Аниша, когда мы уже начинаем выезжать на трассе, оставляя парковку позади, тем самым не давая мне право на капитуляцию. — Ты и так прекрасно знаешь, — перевожу свой взгляд на окошко, наслаждаясь лучиками солнца, чувствуя, как они пригревают итак загорелые щечки, и понимаю, как я сильно скучала по этому солнечному городу.

***

Переехав в Нью-Йорк и найдя работу по специальности, а немного позже Кайру и Томаса. Эти два человека смогли заменить мне семью, живущую так далеко от меня. Кайра была очень отзывчива и добра, каждое её действие, каждый её шаг был с добрым намерением и даже слегка неуверенно. Хотя мне всегда казалось, что добрые люди немного не уверены в себе или в том, что живут по своим же правилам. И я со своим слегка развязным образом жизни дополняла её, и мы были как Инь и Ян. Были неразлучными, будто попугайчики. Схожи характерами, как две капли воды. Светились счастьем, словно два самых ярких лучика солнца, согревающих всех, кто находится вокруг них. Всё вместе. Неразлучны, неделимы, всегда вместе. Но все такая дружба продлилась относительно недолго, потому что, как только Кайра познакомилась с Томасом, моим парнем, она стала другой. Совсем другой. Постоянно, когда мы выбрались в торговый центр или просто погулять, она твердила мне о любовных похождениях моего парня, хотя сама не имела даже ни малейших доказательств настоящей измены. Я доверяла ей полностью, но в то же время и сомневалась в правдивости её слов. Её уверенность в словах напрягала, а слишком частые разговоры подобного характера заставляли вытягиваться, подобно струнке инструмента и находится все время в напряжение. Мне не хотелось рвать такие нужные, поддерживающие мою израненную душу отношения с Томасом, тем более меня настораживала уверенность слов подруги. Хотя, она сама с ним только недавно познакомилась и видела в своей жизни максимум раза два-три и мало, что могла сказать о нем дельного. Но на все мои аргументы в защиту бывшего парня, Кайра находит такие подходящие слова или же просто уходит от ответа. Сыплет общими фактами про то, что он слишком часто и изрядно долго задерживается на работе, и вообще, как я до сих пор ещё не поняла об его интрижке на стороне. Всё доводы подруги заставляли меня не на шутку задуматься над поведением Томаса, и я даже незаметно для самой себя начала следить за его действиями и телефоном. Хочу позвонить Анише и попросить у неё совета, но и здесь так называемая «подруга» успела меня отговорить. Говоря про то, что лучшая подруга моего детства никогда не видела Томаса, не знает всех тонкостей, да и вообще она из-за зависти может специально поддакнуть, желая разрушить наши отношения. Не знаю, кто был моим кукловодом в тот момент, но телефон я отложила и настроилась на серьёзный разговор с Томасом тогдашним вечером. Откладывать больше нельзя, надо все разъяснить. Как обычно Томас приходит домой поздно вечером, а на столе его ждёт горячий, только что приготовленный ужин. Зайдя на кухню, парень садится за стол и как ни в чем не бывало, принимается рассказывать о своем дне. Подробно описывая особенно важные моменты и опуская мелкие детали, вроде того, что в двенадцать часов тридцать три минуты спустился в столовую и взял себе поесть куриный суп. Завершает повествование вопросом о моем дне и я решаюсь и выкладываю ему все, что уже так давно терзает меня. Томас мгновенно вскипает, услышав неоправданные обвинения в измене в свою сторону. Вследствие за ним, гнев охватывает и моё сознание, и теперь, вместо того, чтобы извиниться и перейти на тему для спокойного разговора, мы кричим друг на друга, швыряемся посудой, желая сделать другому больно. А в итоге Том решительно уходит из дома, лишь хлопая напоследок дверью. Знаю, что сейчас он идёт в бар, но идти за ним не хочу, не позволяет гордость, взявшаяся из ниоткуда. А ведь разум затуманила гордость, которая скоро сменится необъяснимой грустью, слезами, заламыванием пальцев, тревогой, гневом на себя и подобными чувствами. До утра не ложусь спать, надеясь на приход Томаса. Представляю, как он придёт, как я перед ним извинюсь, и все будет хорошо. Время уже девять утра, а дома никого так и нет. Работа у парня начинается в восемь, а значит, теперь я увижу его только вечером. Понимаю, что не усну сейчас, поэтому принимаюсь за уборку. Разбираю все, что попадается мне в пути, желая хотя бы так успокоить и без того расшатанные нервы и привести мысли в порядок. Вечер. Окончание работы закончилась час назад, а значит, что он вот-вот вернётся. На душе тревожно и ощущение, что что-то нехорошее произойдёт. Руки трясутся, а я стою по середины кухни, нервно пытаясь восстановить порядок мыслей, чей ход уже давно потерялся. Мне страшно, что он устроит скандал, скажет, что разлюбил, скажет ещё что-нибудь, что приведёт к нехорошему концу. Скажет, что такая, как я его не достойна или наоборот. Раздаётся не самый громкий хлопок двери, и я на ватных ногах иду к двери, где уже стоит мой возлюбленный. — Прости, я не должна была верить Кайре, из-за нервов голос сильно дрожит и переходит на еле слышный шёпот, но зная Томаса, он его слышит. Проходит, наверно, короткая и бесконечно длинная минута, с момента моего извинения, а из-за напряжённого молчания, повисшего после моих слов и это ещё больше играет по моим нервам, словно кто-то стучит по струнам. Становится настолько тихо, что слышно, как тикают, ранее казалось беззвучные, часы в зале. Тик-так-тик-так-тик-так. И каждый тик отдавался эхом в голове и ещё большим напряжением во мне. Словно я вот-вот лопну, как натянутая струна. — Нет, — мягкий, нежный, любящий голос моего молодого и доброго человека превратился в жестокий, грубый, с нотками стали и равнодушия. Впервые за эту минуту отрываю глаза от пола, куда смотрела, ища успокоение для души. Смотрю в его карие бывалые тёплыми глаза, которые теперь покрылись коркой непробиваемого и прозрачного льда. — Я не прощу тебя, и ты не простишь меня. На этом и разойдемся. — Что? — думаю, это розыгрыш. Просто бестолковый розыгрыш, да, именно так. От этого лезет нелепая улыбка на лицо, именно такая, будто какие-то недовольные черти вылезли из моей души наружу, чтобы высказать своё «не поняли». Сейчас он меня точно простит, затем скажет что-то типо «личное не публичное», и мы вместе сядем ужинать, смеясь над моей идиотской реакцией. — Я тебе изменил, на этот раз по настоящему, — все эмоции во мне смешались. Гнев, боль, шок, непонимание. Что это такое и как это есть? Информация очень неоднозначная, и я всё ещё не понимаю. Розыгрыш, да? Или уже нет…? Что-то очень неприятное разливается в душе и перерастает в очень неоднозначное. Не знаю, куда себя деть. Мне не нравится, что он сказал. — Врешь, ты врешь! — кричу во все горло я, понимая, что делаю что-то безрассудное. Но это вырывается прямо из души, как что-то необходимое, будто та самая боль. Те самые признания и клятвы в любви, что он приносил, дабы всегда быть рядом. Те самые обещания, когда говорил, что будет рядом. Все это вырывается, и я хочу, чтобы сейчас Томас подошёл, обнял, погладил по голове, сказал, как ему хорошо со мной. Но парень так и стоит возле двери, сверля меня своим холодным взглядом. Он делает мне больнее. — То ты верила своей подруге без доказательств, а теперь не веришь мне, когда я сам тебе об этом говорю, — в его голосе слышится неприкрытая издевка, а губы складываются в усмешку, которую так и хочется стереть с его излюбленного мною лица. Эти же слова и добивают меня, окончательно заставляя растерять все свои полномочия. — Уходи, — произношу я, глядя прямо ему в глаза, желая полностью выразить через свой взгляд всю боль. Как только Томас ушёл, моё тело рухнуло на пол, содрогаясь в ужасных и горьких рыданиях, мне не хватало воздуха, не хватало человека, который бы просто лёг сейчас рядом, и лежал, не произнося ни слова. Вспоминаю Анишу, с которой не общались уже, если не две, так три недели точно. Дрожащей рукой нахожу номер подруги в списке контактов.

***

— И что ты теперь будешь делать? — спрашивает Аниша, выводя меня из раздумий и ставя этим вопросом даже в неловкое положение. И, правда, что я буду делать? Вот, я приехала в Лос-Анджелес и что дальше? Не буду же я сидеть все время на шее у любимой подруги. Мне нужна квартира и работа. А что дальше? Мне уже двадцать три года, скоро двадцать четыре, мои ровесники уже активно заводят семью, а я так и не могу найти свое призвание. То самое, которого мне всегда не хватало. Да, что там призвание, я не могу найти даже город, в котором я хочу осесть. Ни одно место я не могу назвать домом, хоть и знаю, что если скажу это Анише, она возмутился и начнёт доказывать, что здесь меня все ждут, здесь мне все рады, а я лишь буду утвердительно качать головой, осознавая, что это так, но, не принимая это. — Найду работу, потом квартиру, — говорю я, так будто сделать это для меня не составит и труда. — Мама с папой зовут к себе на ужин. Они так обрадовались, когда узнали, что ты переезжаешь, — родители Аниши — замечательные люди, которые обеспечивали меня и заботились обо мне с того момента, как мои родители с Мари уехали в Лондон. Относились ко мне, как к своей дочери, ни унижали, ни возвышали. Относились так же, как и к Анише. И если она получала полную родительскую заботу, то я ее получала тоже, но не от своих собственных. — Я думаю, сегодня не в состоянии есть брюссельскую капусту, — слегка смеясь, говорю я. Мама подруги постоянно кормит всех овощами, ведь без них не сформируется полноценное тело, по её словам это было необходимым. Мама Аниши всегда следила не только за своим здоровьем, но и за нашим. Иногда составляла нам рацион на день, неделю, месяц. Готовила полезную и правильную пишу, что позволяла нам всегда чувствовать себя прекрасно. Оставшуюся дорогу вспоминаем прошлое. То как мы ходили в кино, как в зоопарке наплевав на запрет, кормили животных, и как потом убегали от охраны. Как пили по ночам алкоголь, а на утро делали вид, что не выспались. Как баловались, смотрели фильмы, помогали друг другу с домашкой.

***

— Может, сходим сегодня в клуб? — спрашивает подруга, появляясь в дверях моей новой комнаты её квартиры. — Развеемся. В клубе последний раз я была года два назад. Вместе с Томасом, там мы как раз и познакомились. Я отмечала свой переезд, а он свадьбу друга. Вот так, случайно пролив шот на его футболку мы и познакомились. — Пойдём, — немного подумав и решив, что и мне и вправду нужна прогулка, чтобы развеяться, я соглашаюсь. Мне нужны новые воспоминания. Шедшая за подругой, вхожу в ранее неизвестное мне помещение, в котором сейчас располагается один из лучших клубов Лос-Анджелеса. И как удачно, что у Аниши оказались два пригласительных на сегодняшнюю вечеринку, хотя я уверена, она потратила уйму времени и денег, лишь бы я увидела, как сильно она рада меня видеть, и как сильно она скучала по мне все эти годы. Чтобы поняла, что она ждала меня, пока я искала себя, переезжая с места на место. Подхожу к барной стойке и для начала заказываю себе немного колумбийского рома. Но мои планы не напиваться падают, разбиваясь вдребезги, когда Аниша вырастает рядом и сразу же требует заменить мой напиток, на стакан крепкого бренди. Что мужчина за стойкой делает моментально, Жгучий напиток разливается по горлу, вызывая приятное и такое нужное расслабление. Расширяя сосуды, заставляя кровь носиться по телу в бешеном темпе и притупляя правильный поток мыслей. Шумная музыка, приглушенный свет, алкогольные напитки наконец-то дают мне возможность хотя бы на время отпустить обиды, переживания и просто насладится вечером в приятной компании моей подруги Аниши и ещё каких-то двоих молодых человека, которые подсели за наш столик, угостив нас при этом двумя восхитительными шотами. Голова уже давно не соображает, действую на поводу инстинктов, и на данный момент моё тело просит танцев. Выхожу на танцпол под какую-то нежную мелодию и начинаю двигать бёдрами, полностью отдавая себя танцу. Чувствую горячее прикосновение на талии, которое требовательно прижимает к телу, от которого исходит, кажется, такой жар, что сам Ад расплавился бы. И мне так плевать кто это. Он обжигает нежную кожу шеи горячим дыханием, а затем губы незнакомца легонько прикусывают область возле ключицы. От этих действий чувствую тяжёлый узел, который постепенно завязывается внизу живота. Оборачиваюсь лицом к мужчине и уже хочу притянуть его для поцелуя, переходящего в нечто большее, как тону в его рубиновых глазах. В моей голове не возникает вопросов о страшном цвете глаз, я лишь чувствую неведомую силу, тянущую меня к нему и невозможность отвести взгляд. Меня как будто насильно приковали к этим глазам, в которых так красиво отражаются огни ночного клуба. Словно я заложница этих глаз цвета крови. С трудом отвожу взгляд в сторону и вижу вдалеке позади мужчины изумленную девушку, как две капли воды похожую на меня. Точно такие же васильковые глаза, светлые, отдающие золотистым оттенком волосы, схожие черты лица. Но почему-то не придаю этому значения, думая, что это лишь зеркало, видимо ранее не замеченное мной, однако мои догадки рушатся с того момента, как моё отражение начинает делать неуверенные шаги мне навстречу. И этого я совсем не понимаю, даже сквозь затуманенный разум. Теперь уже и я изумленно смотрю на девушку, точно так же, как и чувствую сзади не понимающий взгляд от незнакомца. — Люцифер, такое вообще возможно? — осмотрев меня с ног до головы, спрашивает подобная мне девушка моим голосом, незнакомца, стоящего за спиной, как будто даже не замечая меня. — Я не встречал, — низкий, бархатистый голос парня заставляет меня развернуться к нему лицом и моментально ощутить на своем теле рой мурашек. Снова попасть в плен его рубиновых глаз, было ошибкой, теперь хочется молить кого-либо, чтобы разговаривать с ней о чем угодно, хоть о погоде на завтра, лишь бы только слышать этот басистый, с хрипотцой голос. — Вики…? — рядом раздаётся негромкий голос подруги, который заглушает новая заигравшая песня. Я моментально оборачиваюсь, думая о чем-то невозможном. Моего же двойника не может быть, верно? Думаю, не может… — У меня галлюцинации, или тебя и вправду две? — таким же тихим голосом задает вопрос подруга, и я слышу небольшой смешок с её стороны. А я и не знаю, что ей ответить. Лишь слышу глухой щелчок, рядом с собой. — Спать. Темнота затуманивает разум и мне ужасно хочется спать. Будто не по своей воле, я прикрываю глаза, и меня куда-то уносит.