Одной чертой

Он проводит черту мелом на каменном полу. И ещё одну. И ещё одну. Здесь нет никого, кроме него — лишь двумя зелеными огнями горят глаза Фрампкина — в них отражается пламя камина. Раньше здесь был еще и деревянный стул — теперь он откинут куда-то вдаль комнаты. Он проводит еще черту, сверяется с книгой, и продолжает заполнять круг магическими формулами, продолжает рисовать снова, и снова, и снова — стирая и переправляя, и заново стирая. Его пальцы немеют — он не замечает, когда мел ломается, и ему приходится доставать еще кусок. Его спина затекла — он не разгибался уже вечность. Плащ отброшен в сторону — он точно также скрылся в темноте. Вокруг есть только он и мел. Только он и формула. Только он и пламя. Калеб вздыхает, чувствуя, что он близок, он так близок. Здесь, в своей башне, пока вся остальная Майти Найн спит, он может работать. Он может продолжать. За этот год он научился многому — столь многому. Бесчисленные уроки, бесчисленные книги, засевшие в его голове — куски мозайки, которую он собирал всю жизнь — наконец то они сходились воедино. Он видел их — наконец-то, он впервые видел их так ясно, так четко. И поэтому он поднимался сюда, где не было ни одного живого существа, кроме него самого, и продолжал работать. Его предплечья болели. Шрамы отзывались жгучей болью, пронизывая всё его тело. Он получил их здесь же — не прямо здесь, но в точно таком же помещении. Конечно, никакого магического кота у него тогда не было. Зато у него была семья. Любимая. Друзья. Учитель. Родина. Тогда каждое из этих слов имело какое-то другое значение. И если бы Калеба спросили, что они значат теперь, а потом сравнили бы ответы — не было бы перемены более разительной во всей Империи. Он прочертил еще несколько линий и с шумом уселся на каменный пол. Закончит ли он сегодня? Глаза устало смотрят сквозь камин — треск поленьев отдаётся в его голове. Его друзья… его семья сейчас спит внизу, в его магической башне, которую он построил для них. Его учителя раскиданы по свету. Его родина горит изнутри, не подозревая об этом. Его любимая… об этом уже поздно думать. Он опускается ниже, пока затылок не касается холодного каменного пола. Он слышит — сотни маленьких кошачьих лапок, снующих сквозь стены. И кроме них — ничего, почти ничего. Если бы он мог, он бы рассказал им всю правду. Почти всю — какой её знаю Вет и Бо. Что он каждый день остается наедине с этой формулой не зря. Что ему дала сила. Знания. Возможность что-то исправить. Сначала он хотел исправить свою жизнь — так глупо, так эгоистично. Спасти двух дорогих ему людей, чтобы они перестали кричать в его голове. Чтобы пламя больше не трещало так громко, чтобы боль не была такой сильной. Хотел убрать руки с чужого горла, хотел заживить шрамы на своих предплечьях. Но эта сила слишком велика, чтобы тратить её на самого себя. Это он понял еще тогда, в тронном зале Королевы Джорхаса. Когда ты хочешь подчинить себе судьбу — ты не можешь быть мелочным. Если у тебя есть возможность что-то изменить, нужно идти ва-банк. Он возвращается снова и снова к этому недочерченному кругу, к этой неоконченной формуле, и пытается снова, и снова, и снова. Сколько всего он может изменить? Вытащить из могилы друга, чтобы тот снова усмехнулся и встал по одну сторону с ним, сверкая своей обычной парой насмешливых алых глаз. Спасти детей — таких же, как он сам — от жизни в боли, жизни без выбора. Жизни орудия, пешки в игре, правила которой им не рассказывают — и которые продолжают меняться по прихоти могущественных эгоистов, отравляющих жизнь близких ему людей. «Калеб Видогаст, неужели ты собираешься спасти мир, да ещё и в одиночку?» — спрашивает он себя насмешливо. Еще год назад они с Нотт были никем, бродягами с набором трюков и фокусов, которыми им приходилось как-то прокармливать себя. И кто он теперь? Может ли он назвать самого себя сильным? Калеб поднимается с пола и возвращается к работе, мел снова с громким чирканьем оставляет следы на каменной поверхности. Теперь у него появилось много — так много. Он не хочет от этого отказываться. Не хочет терять. Но ещё больше он не хочет. Чтобы что-то теряли они. Они — его семья, которой он не заслужил, и никогда не заслужит. Но он может сделать их жизнь лучше — сам, один, какой бы ни была цена. А цена должна быть велика. Он полностью поглощен формулой, пока не замечает, что рядом с немерцающей парой зелёных огоньков появилась ещё одна — пара пронзительно лазурных. Удивительно, но они также были неподвижны. Калеб усмехнулся под нос, чуть заметно, и отложил мел в сторону. — И давно ты тут? Огоньки подошли ближе — медленно и грациозно, явно дразня, пока в свете пламени не появилась кошка с поразительной красоты голубым мехом. Она громко мяукнула, присела рядом с Калебом — и спустя секунду Джестер в своём привычном обличье уже выглядывала из-за его спины. От неё пахло сладостями — карамелью, сдобным тестом и чем-то еще… голубикой? — В этих тоннелях для кошек невозможно ориентироваться! Я шла на кухню, а в итоге оказалась здесь, — тифлинг обиженно надула щеки и ткнула Калеба в плечо — Я проголодалась! Он чуть-чуть улыбнулся краем губ. — Ja, но ты же помнишь что ты можешь вызывать любого из котов с любым блюдом, которое ты хочешь, к себе в комнату? — Для этого надо знать, чего я хочу! С этой логикой спорить было невозможно. — В любом случае, что у тебя тут? — Джестер в полутанце прокружилась вокруг нарисованного на полу круга, поднимая ветер полами своей юбки. Пламя в камине закружилось вслед за ней, и комната на секунду стала темнее. — Да… — Калеб почесал затылок устало, откладывая мел в сторону, — один проект. Новое заклинание. — Что-то суперсильное? Супер-разрушительное? — она картинно всплеснула руками, прижимая ладони к своим щекам — неужели что-то супер-извращенное? Калеб покачал головой указал пальцем на центр круга. — Если ты положишь книгу — например, скажем, Таск Лав — в центр этого круга, то появится портал и ты сможешь зайти внутрь. В глазах тифлинга теперь играют весёлые огоньки — шалость удалась. — ПРАВДА?! ПРАВДА-ПРАВДА?! -ему даже не хочется её разочаровывать, говоря, что это всё шутка, — МЫ ОБЯЗАТЕЛЬНО ДОЛЖНЫ ЗАТАЩИТЬ ВНУТРЬ ФОРДА! Комедийный потенциал Форда в порно был бы бесконечным, её правда. Но, к сожалению, тут придётся её остановить. — Как бы ни была заманчива идея, я пошутил. Он не для этого. — Оу. А для чего тогда? Он долго смотрит в её глаза, пытаясь понять, насколько он может раскрыть ей ещё один свой секрет. И ловит себя на мысли, что он… боится? Что она в нём разочаруется? Что она уйдёт? Или что с ней что-то случиться? Сердце начинает стучать быстрее, он чувствует. Непривычное волнение пронзает его, словно молния проходит через его тело раз за разом. Он всё-таки встаёт с пола и, проходя мимо неё, смотрит в огонь. — Джестер… Есть ли у тебя в жизни что-то, что бы ты хотела изменить — столь отчаянно, что всё остальное неважно? Она несколько секунд думает, кончиком носка пиная каменную кладку. — Ну… Я думаю я бы хотела, чтобы мой папа не тогда вернулся к маме? Чтобы мне не пришлось его искать снова? Или я бы хотела, чтобы Молли не умирал… — в голосе чувствуется легкая грусть, — но я не могу сказать, что всё остальное неважно. Оно ведь всё важно, Калеб. — Да, но… — огонь как будто становится более интенсивным, как будто вторя его мыслям. Он снова как будто чувствует запах гари, а пальцы жестко сжимают воздух, — … но если бы это было что-то… большое, что бы исправило всё, разом, не только для тебя, а для всех? Сделало бы жизнь всех чуть лучше? — Но мы же и так именно это и делаем? — она наклоняет голову чуть вбок, и маленькие колокольчики в её платье и на концах рогов отдаются чуть слышным звоном, — мы, Майти Найн, уже сделали столько всего! — Что, если этого всё еще недостаточно? — Калеб… Она подходит к нему и берёт его руки в свои ладони. Её тонкие пальцы переплетаются с его иссушенными, покрытыми мелом и сажей пальцами, но она как будто этого не замечает. Она смотрит на него — прямо в глаза, и он ловит себя на том, что не может отвести взгляд. Огонь вновь волнуется — его руки чуть дрожат, но она сжимает их сильнее, и по ним разливается тепло. Он смотрел на огонь. Теперь огонь остался позади, и он смотрит только на неё. — Этого всегда будет недостаточно, Калеб. Всегда будет казаться так. Но на самом деле это то, благодаря чему мы продолжаем делать мир чуть-чуть лучше, чем мы его нашли. Нам кажется, что он недостаточно хорош. И ты не можешь исправить мир одним большим заклятием, каким бы сильным оно ни было. Он молча кивает, бормоча под нос своё согласие. Она качает головой, и Калеб не знает, верит ли она ему. Он не знает, верит ли он себе. — Просто… пообещай, что ты не наделаешь глупостей с этим «исправило бы сразу всё»? — он ещё раз кивает, — знаешь ли, куча ошибок в итоге приводили к хорошим штукам — например мы все встретились потому что нас по ошибке арестовали! Её вот исправлять не надо, это отличная ошибка. Она улыбается — немного грустно — и целует его в небритую щеку — тепло от её дыхание разливается внутри него, заглушая боль. — Вот так, другое дело! — их руки расплетаются и Джестер прячет их за спину, — и только попробуй нарушить своё обещание — ты знаешь, что моя магия ещё сильнее твоей будет! — Естественно, — Калеб кивает, абсолютно серьёзно. Она хочет что-то ответить, но в итоге только смеётся в кулак тихонько, а затем летящей походкой выходит из комнаты. Он только и успевает заметить, как подол юбки скрывается за дверью. Нельзя исправить мир одним заклинанием, да? Калеб глубоко вдыхает — в воздухе всё ещё пахнет сладостями, совсем чуть-чуть, и этот запах сильнее гари из камина. Затем отходит назад, исчезая в темноте комнаты — лишь на пару секунд, чтобы подобрать валяющийся там стул. Одной рукой он легко ставит его в центр круга напротив камина и садится, закрывая лицо руками. Его мысли спокойны. Его руки перестали болеть. Кончиком носка ботинка он проводит по нарисованной на полу меловой черте и стирает её. И ещё одну. И ещё одну.