Осколки с отражением солнца

Оказывается, быть уверенным в себе — не самое приятное чувство. Куда страшнее, когда не можешь поручиться за кого-то другого. Вроде и привычным кажется кого-то терять в бесконечном цикле из побед и поражений, но есть что-то, чего нельзя допустить ни в коем случае. Это «что-то» беспечно тянет руки к солнцу, распуская вечно короткие волосы и давая им приятно кружиться на ветру. У неё приятные розовые глаза и прищуренный взгляд со скрытой ухмылкой, звонкий голос в такт звенящим колокольчикам. И бесконечный запах одурманивающих лилий. Вечная причина держаться настороженно и одновременно — единственный в жизни человек, с которым можно побыть собой. И вовсе не отражение в надтреснутом зеркале. Коори смотрит в прикрытые во сне глаза и разметавшиеся по подушке розовые волосы. Кончиками пальцев касается линий чужой ладони, так доверчиво лежащей рядом с его рукой. Клубящиеся в голове мысли не дают себя отпустить. Может, это последняя неделя, когда он видит её вновь живой? Он уверен за себя. Раз прошёл через всю войну-революцию однажды, пройдёт снова, и снова, и снова, и вообще, сколько потребуется. На обратной стороне жизни Хаиру Ихей в столь беспечный для них обоих момент лежала в холодной земле. И Коори точно знает — он не переживёт вторую её потерю. После первой на относительно небольшой срок непонятным образом остался жив, пусть и планировал похоронить себя павшим героем в кровавом месиве на Русиме. Во второй раз такое точно не повторится. — Что-то случилось? — Ихей сонно разлепляет веки. Уи не уверен даже в том, что она успела чётко увидеть его лицо, чтобы судить о каком-либо происшествии. Наверное, интуиция всё же имеет место быть. — Ничего, — потому что ничего действительно не случилось, так ведь? Пока что. Шестое чувство, от которого так хочется окреститься, неприятно царапает горло острыми когтями и пробирается ранящими шипами близко к сердцу. В этот раз он в любом случае окажется рядом. Даже если этого будет недостаточно. Хаиру обхватывает ладонями его лицо и прищуривает глаза. От её выученной внимательности так просто не укроешься. Но почему-то дальнейших вопросов не следует. Коори всегда говорили, что его трудно понять. Ихей каждую его эмоцию читала быстрее, чем он сам. Наверное, она тоже что-то чувствует. Безвозвратно утекающее сквозь пальцы время, омрачняющее краски рассветного солнца, пробирающегося сквозь тонкие занавески. *** Коори Уи понадобился год на осознание и нахождение правды о загадочной смерти Аримы. Честно — он особо не удивился, услышав о смерти Белого Жнеца от рук Канеки Кена. В настоящий шок его повергла информация о том, что на самом деле это было намеренное самоубийство. Теперь, зная о полулюдях куда больше, Коори понимал, из-за чего, собственно, Ариме и пришлось умереть. Гордость мало кому позволит на пороге сорока лет превратиться в беспомощного инвалида сугубо из-за того, что ты являешься неудачным экспериментом. И каждый раз его бросало в дрожь от мысли, что и с Хаиру рано или поздно произойдет подобное. Что настанет день, когда её тело достигнет своего предела, и она не сможет видеть или твëрдо стоять на ногах. Такая незавидная судьба была предрешена ей с рождения. Она жила с мыслью, что проведет оставшиеся восемь лет, вобрав в себя как можно больше от жизни, оболедшейся столь несправедливым образом. У Аримы-сана, кстати, вряд ли был такой стимул. Коори даже не думал отговаривать его — в конце-концов, никому это не нужно — ни тем более выяснять правдивость своих догадок. Странно, что он не чувствовал ничего, заведомо зная, что это последний раз, когда они могут встретиться и поговорить. В той жизни, вероятно, он испытал ещё большую боль от скорого расставания с ещё одним важным человеком. А сейчас смирение с неизбежным мастерски завершало своё дело. Лишь слабая дрожь и неуверенность в реальности происходящего. Коори победно ухмыляется: он живёт с чувством дежавю уже несколько месяцев.  — Ты вовремя зашёл. Я сам хотел пожелать вам удачи перед завтрашней миссией. У Аримы, как всегда, невозмутимость в голосе покрывает остальные эмоции, если те вообще существуют. Он столько раз провожал людей, зная, что они могут не вернуться, что утратил всякую связь с возможностью не увидеть их вновь. И Уи для него — ничуть не отличающийся человек из безразличной гаммы людей, может, только, чуть талантливее и способнее, взращенный под своим крылом, как-никак. В кабинете Аримы-сана всегда безжизненно и пусто: любая бумага разложена в месте, где кажется необходимой. Ни слабого аромата духов, всегда сопровождающих Хаиру, ни любой мелочи вроде бутылки на столе, показывающей, что в комнате кто-то есть. Ничего не меняется. — Да, спасибо, — Коори облокачивается о стол. Безумно хочется курить, — Арима-сан, я знаю, что мы видимся последний раз. Могу я попросить Вас об одолжении? *** Залитое солнцем бескрайнее поле, улыбка на чужих устах и мягкое прикосновение руки к своей макушки, наверное, почти единственное сохранившееся воспоминание из детства. И первое в своём роде — приятное. В Саду у детей была лишь одна игра, и та — на выживание. Она никогда не видела, чтобы Взрослые улыбались во время изнуряющих тренировок или наблюдая, как дети, не имеющие ни малейшего понятия о дальнейшей своей судьбе, резвятся в траве. Арима-сан был первым в своём роде человеком, старшим её, который подарил ей улыбку. Хаиру всегда мечтала быть на него похожей. Она улыбалась окружающим и согревала младших в холодные ночи, чтобы те не чувствовали морозной отчужденности. Их приучали к независимости — старательно лепили из малышей бесчувственный инструмент — а она всегда шла против правил. Ихей своего добилась, и через десяток лет её начали считать женской копией Аримы-сана. Она так же кривила губы на слове «женской»(как будто пол что-то меняет и влияет на приобретённые способности!) и безжалостно-равнодушно кромсала гулей на части, устилая свою дорогу кровяным потоком. Она потеряла надежду хоть раз получить его похвалу три года назад, когда во время операции по уничтожению «Совы» проявила себя одной из лучших. Она, наверное, не надеялась никогда. Просто нужен был стимул. Причина, чтобы чего-то добиться. Ведь Хаиру знала — ей такой же никогда не стать, её гены слабее, и она, к несчастью, рождена женщиной. Если Арима-сан в тридцать с лишним лет способен безжалостно убивать, она вряд ли в двадцать восемь увидит свет сквозь помутневшее зрение. — Удачи вам. Коори, Хаиру. Ихей скептически смотрит — звучит голос Аримы-сана как-то обреченно. Они желали друг другу удачи, но никогда не обращались по именам. И то инициатива исходила от неё. От взгляда Хаиру не укрывается эмоция, с которой Уи смотрит на с̶в̶о̶е̶г̶о̶ их наставника. И даже она не может её прочитать. — Спасибо, Арима-сан, — Хаиру от потрясения едва выдавливает слова. Может, надо ещё что-то сказать? Ей кажется, что не хватает воздуха, пусть окно и открыто. Его ладонь касается волос Хаиру, заставляя её вернуться в прожитые в далеком детстве моменты. Она уже давно не ребёнок, но и он — не подросток с красивыми синими волосами, её образ принца на белом коне. Ихей не может вернуться в реальность. Её отпускает чувство чужого тепла, и она вздергивает голову, чтобы стокнуться с пустым взглядом серых глаз. На неё как будто наложили заклятие молчания — столько невысказанных слов вихрем проносятся в голове, но не одно из них не оказывается произнесено вслух. Когда Арима-сан одергивает ладонь, внутри Хаиру что-то ломается. Её детские мечты, надежды, первая наивная любовь, никогда не являющаяся таковой — лишь эгоистичное желание быть замеченной и особенной. — Зачем он это сделал? С Коори они опять остаются вдвоём. Хаиру обессиленно падает на стул и, не моргая, смотрит на закрывшуюся дверь, а после переводит на него взгляд, полный смешанных эмоций. — Ты всегда этого хотела, разве нет? — недоумевающе спрашивает Уи, садясь рядом.  — У меня ощущение, что что-то произойдет. Я всегда показывала себя намного лучше. И, стоило мне только перестать гнаться за его вниманием, — она как можно легче выдыхает и оставляет ненужные слова, — твоё общество на меня влияет: такими темпами я тоже задумываюсь, что эта встреча может стать нам последней. — Не бери в голову: твои старания заметить мог разве что слепой, да и то если постарался бы. Сейчас просто подходящий момент: мы будем сражаться далеко друг от друга. Коори в одночасье хочет рассказать всю правду, но подавляет в себе этот порыв, сильнее сжимая в руках очередной документ. Хаиру… Никогда не должна узнать, слышишь? Никто из них не будет грустить в одиночестве. Но своего наставника они завтра уже не увидят.