Тепло семейного очага

      У каждого народа из века в век передаются разнообразные традиции и обряды, многие из которых поражают чужестранцев своей необычностью. Связаны они могли быть с самыми разными ситуациями, в том числе и со свадьбами.       По крайней мере, в Серебряных Городах сватовство к дочери Зехира стало своеобразным национальным квестом, пройти который до сих пор никому не удалось.       Лайла слыла настоящей красавицей не только в государстве магов — куда бы ни приезжал с послами Первый в Круге, в каждом народе не могли не отметить красоту его дочери: эту гордую уверенную поступь, эти темные глаза с золотистым проблеском, эту мягко-снисходительную улыбку тонких губ… казалось, ничего внешне от матери, темной эльфийки Илайи, девушка совершенно не переняла и полностью унаследовала выразительные черты внешности отца.       К сожалению, характер она тоже переняла от него. За внешней красотой скрывался острый и пытливый ум, помноженный на искрометную иронию, — а ещё ужасающая проницательность на грани упрямства и мнительности. Неудивительно, почему столь неприступную крепость чуть ли ни каждый второй архимаг Лиги пытался покорить, но всё тщетно.       Возможно, не будь Лайла столь начитанной и образованной, купилась бы на все эти дары и головокружительные речи, коими одаривали ее сватающиеся женихи… но нет сердца холоднее в жарких пустынях Серебряных Городов, чем сердце принцессы, — и никому из претендентов не удалось до сих пор его растопить.       И как бы Зехир ни пытался выяснить причины такой категоричности дочери, которая в лучшем случае ненавязчиво посылала ухажёров (хорошо хоть словесно) к Ургашу, — а в худшем натравливала на них ручного тигра или швырялась огненными шарами — это было всё равно что биться о глухую стену. Лайла умело уходила от ответа на вопрос, либо ненавязчиво заминала столь неприятный для себя разговор.       Однако даже у дипломатичного Первого в Круге чаша терпения далеко не бездонная — как и казна Серебряной Лиги, из которой постоянно приходилось выплачивать золотом за моральный, а порой и физический ущерб отвергнутым женихам.       — Упрямство — явно не лучшая твоя черта, — хмыкнул Зехир, опершись плечом о дверной косяк покоев дочери. Та сдавленно рыкнула, но тактично промолчала. Хотя по насупленному и весьма мрачному виду станет понятно любому: лучше к Лайле сейчас не лезть. Благо, данное правило не распространялось на самого Зехира.       Хотя порой ему казалось, что рано или поздно Лайла психанет и даже в него швырнет парочкой огненных шаров или ещё чем похуже.       — Простите, что я слишком эгоистична, о, Первый в Круге, — раздражённо выпалила девушка, угрюмо расчесывая растрепанные темные волосы перед зеркалом и напрочь игнорируя отца.       Зехир предупреждающе сузил глаза, раздраженно поджав губы, — Лайла никогда не говорила с ним таким тоном. Однако спокойно заметил:       — И не стыдно плеваться ядом на меня? — магиня опустила взгляд в пол так, что длинные волнистые волосы скрыли ее лицо, из-за чего Зехир продолжил уже более мягко, хотя и не без укора в голосе: — Лайла, в первую очередь, я для тебя отец, а не Первый в Круге. И меня беспокоит твоя… избирательность.       Она протяжно вздохнула, наконец, обернувшись и скрестив тощие руки под грудью, бренча многочисленными золотыми браслетами. Это больше не взгляд той милой девочки, которую Зехир баюкал на руках, когда ей особенно сложно было уснуть, — грозный взгляд взрослой женщины, которым Лайла не боялась смерить из-под нахмуренных бровей даже родного отца.       — Избирательность, значит? — сомнительно подведя бровью, хмыкнула девушка. — Так и скажи: мне надоело выплачивать компенсации дворянским семьям ухажёров, которых ты некрасиво отшила.       Зехир обреченно застонал, возведя глаза к потолку и из последних сил пытаясь не поддаться на провокации дочери, — не хватало им только рассориться на ровном месте.       — Деньги здесь вообще не причем, — тщательно подавляя закипающую злость, практически прорычал Первый в Круге, на что Лайла еще сильнее нахмурилась. Откровенно говоря, ему уже порядком поднадоело потакать ее капризам, особенно, когда сама Лайла даже не пытается проявить хоть немного дипломатии. — Я беспокоюсь о тебе.       Девушка заинтересованно склонила голову вбок, чуть взметнув брови:       — Да ну? И чём же плохо то, что я не хочу выходить замуж за этих идиотов?       — «Эти идиоты» одни из лучших магов Лиги, — веско напомнил Зехир. — Каждый из них готов взять тебя в жены, но никто не выносит твоего характера.       — А выносить его и не надо, — язвительно прошипела Лайла, — Пусть остается там, где ему и место.       — Не придирайся к словам, — нахмурился архимаг, на что та гордо вздернула подбородок — просто так сдаваться она явно не собиралась. Особенно, когда ее зажали в угол в столь неприятном разговоре, от которого ей столько раз удавалось удобно ускользать. — Может, уже объяснишь, наконец, в чём дело?       Лайла до побеления сжала губы, явно не желая так просто сдаваться и говорить о причинах. Но в конечном счете протяжно вздохнула, прикрыв глаза на долгие мгновения. После затянувшегося молчания Зехир нехотя вздрогнул, когда она устремила на него полный отчаяния и невыносимой боли взгляд.       — А сам разве не догадываешься? — горько усмехнувшись, слабо просипела девушка.       Зехир в полной растерянности взирал на дочь — в робко пробивающихся сквозь окна прощальных лучах закатного солнца она выглядела измученным призраком, а на загорелом лице без труда читалась крайняя степень усталости. От бойкого упрямства не осталось и следа, из-за чего внутри у него всё предательски похолодело от нехорошего предчувствия.       Первый в Круге глухо сглотнул, тихо ответив:       — Боюсь ошибиться в догадках.       Лайла криво ухмыльнулась, но в этой ухмылке через край было безграничной боли и грусти. Заговорила она не сразу, словно пытаясь совладать с эмоциями и подобрать верные слова.       — Потому что все они не видят во мне меня, — дёрнула та острыми обнаженными плечами. — В их глазах я только дочь Первого в Круге, не более того.       Зехир удивленно взметнул брови, ощутив себя так, словно его окатили ледяной водой — так вот, что так тщательно скрывала от него собственная дочь. Совладав с удивлением, тем не менее, он осторожно попросил:       — Что ты хочешь этим сказать?..       — То и хочу.       Лайла неторопливо подошла вплотную к отцу, без тени страха или сожаления смотря ему в глаза — точно такие же, как у нее. Она подошла настолько близко, что Зехир мог разглядеть каждую черточку столь родного лица, в котором слишком много печали. Голос дочери едва заметно дрожал, тем не менее, та безжалостно отрезала:       — Ты не думал, что все стремятся жениться на мне только из желания получить твое одобрение и покровительство? Я дочь действующего правителя Серебряных Городов — неплохая партия для реализации своих амбиций и корыстных целей, — Лайла чуть сощурилась: она видела, что отец даже не допускал такой мысли, после чего прошипела рассерженной коброй: — Я не собираюсь становиться разменной монетой в политике Лиги. И уж тем более, не позволю жадным до власти ублюдкам через меня метить на нагретое место следующего Первого в Круге.       Было заметно, как она мелко дрожит, — от злости и отчаяния. К Лайле сватались женихи со всего государства с тех пор, как ей исполнилось шестнадцать, но даже сейчас в свои восемнадцать она оставалась гордой и неприступной. Зехир предполагал самые разные варианты, даже допускал мысли, что дочь ждёт какого-нибудь принца на белом коне и до сих пор верит в сказки про любовь…       …но даже не мог предположить, что Лайла настолько мнительна и в каждом действии видит лишь подвох и желание воспользоваться ею для собственной выгоды.       Взгляд Зехира значительно потеплел, когда он внимательно посмотрел на дочь, что выросла всего на полголовы ниже него, но взирала с такой ясной яростью во взгляде, что даже ему становилось не по себе.       — Уверен, не все желают жениться на тебе по этой причине, — на эти слова Лайла тяжело вздохнула, опустив голову и отведя взгляд в сторону:       — Но подавляющее большинство, — и еле слышно добавила: — Может, будь я немного глупее, повелась на это всё… но ты воспитал меня слишком умной.       В далеком детстве Лайла бы в первую очередь обратилась с проблемами к отцу, не откладывая такие тяжелые разговоры до последнего — может, выплакалась бы даже, прижалась, ненавязчиво прося успокаивающих объятий… но не теперь. Потому что, когда Зехир в защитном жесте хотел протянуть руки и обнять ее, дочь, по-прежнему не поднимая взгляд, сделала шаг назад — и это оказалось всё равно что жгучая пощечина.       Крепко стиснув зубы и с болью прикрыв глаза, Лайла направилась прочь из покоев, небрежно бросив:       — Пойду прогуляюсь перед сном — буду в саду, если что.       Никаких больше объяснений, ничего больше — лишь сухая констатация факта: разговор закончен и даже не думай его снова заводить. Лайла больше не беспомощный ребенок, который с огромным удовольствием принимал родительскую заботу. Бремя дочери Первого в Круге нещадно давило на хрупкие плечи с каждым годом, из-за чего она предпочла замкнуться в себе, отстраниться даже от тех, кто ей особенно дорог.       Даже если видит, какой болью полыхнул взгляд отца, когда она не позволяет себя обнимать, не позволяет себе довериться даже ему — всю боль Лайла предпочитает хранить при себе, не желая делиться своими проблемами ни с кем. С возрастом стала она больше требовать независимости и личного пространства — даже если в душе всё болезненно ломалось и хотелось, забыв о своих принципах, крепко прижаться к отцу, разреветься, уткнувшись носом в его грудь.       Но всё-таки каждый шаг, эхом отдающийся от дворцовых стен, напоминает ей — она дочь Первого в Круге. А значит, должна уметь справляться своими силами.       Даже если сил-то этих уже давным-давно не осталось.