в том лете пахло костром и играли гитарные песни

Стайлз помнит детали и обрывки фраз, чувств и эмоций своей жизни, как сквозь толщу воды. Калейдоскоп воспоминаний меркнет, затейливые стекла внутри поблекли, перестали переливаться радугой и греть сердце в груди. Стайлз слышит Зов, и в крови, что течет по жилам, медленно-медленно тлеет, разгорается Искра. Наследие пробуждается, и сопротивляться ему практически нет сил. Стайлз устала, у Стайлз внутри холодает и нутро сковывает лед. Стайлз почти перестала улыбаться, а смех все чаще - вынужденный и ненастоящий, пластмассовый, блеклый, треснутый. Специальный агент Стилински нарушает все сроки и все дедлайны. Специальный агент Стилински пьет литры кофе и вдыхает кубы сигаретного дыма. И все чаще, закрывая глаза, она видит маму. Стайлз исполнилось семь. Клаудия Стилински еще не ушла за Грань, и учит малышку-дочь держать в руках вязальные спицы и нить. Алое полотно струится на ее коленях, а в нежных женских руках появляются на свет новые связанные воедино новые петли. Мама учит Мечиславу держать спицы в руках твердо и мягко, учит созидать и преумножать, а если не сходится, не получается, путается нить - распускать, уничтожать, перекраивать без жалости и сожаления. Мама успокаивает вечную непоседу, кутает в тепло своих объятий и рук, в тепло своей любви. Мягко целует в лоб, смеется на непутевое замечание и шепчет на ухо истории о Полотнах, что ткали когда-то богини судьбы. Стайлз всего семь. Стайлз слушает мамины сказки вполуха, размышляя, удастся ли стащить с кухни пару кусков лимонного пирога для Скотта, а потом умчаться с лучшим другом в ближайший лес строить форт и планы детской мести гадкому Джексону Уитмору. Рядом с мамой - папа. Еще не шериф, еще улыбается без затаенной грусти в карих глазах. Джон время от времени треплет малышку по голове, взъерошивая и без того длинные волосы, отчего Стилински младшая становится похожа на Пеппи Длинный Чулок. Стайлз в ответ на жесты отца лишь ластиться и думает, как бы не ляпнуть ему про пирог. Ведь нельзя, совершенно нельзя так спалиться. Джон глядит на женскую половину своей семьи и мечтает о появлении маленького мальчика. Он настраивает струны на старой гитаре и перебирает их огрубевшими пальцами. Выводя первые аккорды песни, он решает, что непременно заведет разговор о пополнении с женой. Нить, петля, нить, петля, отблеск металлических спиц. Стайлз двадцать семь. Она редко звонит друзьям и редко пишет отцу, а Клаудии Стилински нет в этом мире долгих семнадцать лет. В череде дней лицо нежно любимой мамы почти стерлось из памяти, и Стилински боится, что забудет и другие лица. Те, что забывать нельзя. Стайлз вдыхает сигаретный дым и делает глоток обжигающего кофе. Спицы в ее руках порхают, но нить не распутывает клубок. Полотно отдает лишь золотом, пеплом и кровью. В карих глазах бывшего друида стаи Истинного Альфы растекается жидким пламенем золотой огонь, а вены расчерчивает серым пеплом. Стайлз отныне принадлежит обоим мирам, но не себе самой. Наследие богини Дану неумолимо. Она улыбается уголками губ, пропуская сквозь пальцы мягкое полотно, чувствуя покалывание на самых кончиках пальцев, когда на сетчатке глаз отображается одно за одним детское полузабытое воспоминание. Лето, дом, теплый камин, гитарные папины песни, мамины руки. Нутро расчерчивает свет угасающих угольков тепла - остатков былой, человеческой, жизни. Нить, петля, нить, петля, отблеск металлических спиц. Полотно в тонких девичьих руках распускается, ненужным клубком падает к ногам и больше не переплетается узорами. Где-то далеко стираются имена, даты, воспоминания. Стайлз Стилински покидает мирскую жизнь. Для ребенка Короля, для потерянного дитя Холмов в ней нет более места. Петли распускаются, нити полотна перестают переплетаться. Стайлз далеко не богиня судьбы, но ей дана возможность подарить приятное забвение близким. Последний дар последнего дня ее человеческой жизни. Скотт, Лидия, папа, стая и каждый, кто хотя бы раз пересекался с ней, забудут ее глаза, ее смех, ее голос и ее лицо. Время и ветер унесут осколки былых воспоминаний. Но Мечислава будет помнить - каждого из них. Зашьет любовь к ним в самый укромный уголок нежного девичьего сердца, чтобы однажды на пути, пропитанного золотом, пеплом и кровью, не оступиться. Она будет помнить. В карих глазах растекается жидким пламенем золотой огонь, а вены расчерчивает серым пеплом. Нить, петля, нить, петля, отблеск металлических спиц.