Скок-прыг

      Длинная узкая гардеробная, в которой я затаилась среди вешалок с вечерними платьями, всегда чем-то напоминала мне удава, в брюхе которого нашли своё последнее пристанище туфли, сумочки, брюки, пиджаки, жилеты, платья, юбки, блузки, нижнее бельё на смену и многочисленные футболки множества размеров. Так и сейчас, зажимая рот рукой, чтобы случайно не издать ни звука, я представляла себя одной из колючих водолазок, попавших в брюхо хищника. Куда бы ни падал мой взгляд сквозь узкую щель между присыпанными стразами нарядами, я видела одежду разных стилей, сезонов, размеров и цветов. Пожалуй, единственная вещь, которой не было не только в гардеробной, но и во всём доме — верхняя тёплая одежда. В ней никто не нуждался, так как выходить наружу нам никогда не приходилось, да и было ли вообще хоть что-то за тяжёлой латунной дверью, гордо именуемой Вратами? Я здесь уже пять лет, и единственное, что мне известно: за Вратами всегда есть Заяц. И сегодня он вошёл в наш дом.       В давящей тишине заглушить собственные мысли не удавалось, и в перепуганном сознании набатом билась простая и давно привычная каждому из нас песенка. Та, что поётся здесь тише других…

Заяц скачет по дороге Скок-прыг, скок-прыг Ты привык и спать похоже Отвык, отвык И спустя один мой вскрик Скок-прыг, скок-прыг Придет следом… Наступает твой Миг, твой Миг Чёрный фрак его не выцвел Скок-прыг, скок-прыг Он один из самых грозных Владык, владык И один из нас сегодня… Скок-прыг, скок-прыг Он услышит напоследок Злой рык, злой рык Мы не знаем сколько длится Игра, игра Мы все были ещё живы Вчера, вчера

      Мы все были ещё живы… Ещё живы…живы, живы, живыживыживыживы! Последняя строчка как в заевшей пластинке, по роковой случайности сошедшей со своей оси, раскручивалась в моей голове от тихого шепота до вселенского крика, и казалось, что я ничего больше не слышу, кроме неё. Мы действительно были живы только вчера, казалось, ещё вчера были… А сегодня?       В кухне, через коридор и пять комнат налево от гардеробной, в полной тишине звонко звякнула о пол тарелка. Потеря не великая — есть, как и выходить на улицу, никому здесь тоже не приходилось. Но звук этот означал потерю иного толка — кто-то выдал себя. Чтобы спасти другого, потому что видел, что заяц слишком близко к чужому укрытию? От отчаяния? Случайно? Кто это? Алексия? Минта? Танис? Ксения? Джонас? Боже, нет! Только не…       — Вазилис! Нет… — Кричал, очевидно, Фобос. Его лучший друг.       Через минуту я услышала чьи-то глухие рыдания. Ещё через тридцать секунд поняла, что это мою грудь сотрясает горе утраты и ошеломление от нашего проигрыша. Выбираясь из вороха роскошных платьев, я видимо зацепилась рукавом вязаного свитера за бусины, нашитые на одном из них, и потащила за собой несколько соседних. Так меня и нашли: отчаянно рыдающую на полу, спрятанную в шалаш из органзы, шёлка и пайеток, с вешалкой на отказывающейся верить в реальность голове.       — Они ушли, — отыскав моё лицо и доверительно заглянув в глаза, тихо сообщила Минта. Она, как и все мы, могла больше не скрываться — заяц забирает только одного. Они ушли. Жертва и охотник.       — Нас всё меньше… — скорбно заметила Селена.       В гардеробной повисло молчание. Я слышала гомон в соседних комнатах — наш дом в полусотню комнат снова ожил. Ожил ценой потери одного из членов семьи.       — Что случилось?       Дополнять вопрос не имело смысла. Какие ещё обстоятельства произошедшего имели теперь хоть какое-то значение, кроме одного?       — Фобос уронил тарелку, и Вазилис вошел в кухню. Ты же знаешь, кого первого увидели… Фобос сначала не услышал шагов, а когда понял, что кто-то другой решил перетянуть неизбежное на себя, выскочил из-под стола, но было уже поздно. Он видел, как они уходили.       Рассказывая, Минта устало опустилась на пол рядом со мной и облокотилась на дверцы шкафа. Селена застыла в арке сквозного дверного проёма, подпирая бедром дверной косяк и будто бы не решаясь шевелиться вовсе. Вставать мне пока не хотелось.       Пять лет назад нас было двадцать три, двадцать три молодых мертвеца, чьи смерти были нелепой случайностью. Однако не чистилище, не Ад и не Рай встретили нас после того, как веки сомкнулись в последний раз. Дом в пятьдесят комнат и шанс исправить роковую ошибку судьбы-злодейки ожидали нас по ту сторону. Условия казались простыми: продержаться двенадцать Вторжений, во время которых никто не должен быть пойман. «И да воздастся каждому по делам его», не так ли говорилось? Взамен нам обещали второй шанс, вторую жизнь, в которой не было того поворота «Не туда» и все мы остались живы.       Сегодняшнее Вторжение было десятым. Следующее отныне будет первым — всё снова встало на круги своя, а нас теперь двадцать два. Гуси-лебеди. Ставьте бочонок на поле. Не окружённый больше собратьями, покинувший пенаты родного текстильного мешочка, он теперь ваш. И в эту минуту двадцать третий отыграл своё.