Твої гріхи

      Весь полёт Дан переваривал происходящие в последнее время события. Он испытывал чувство ненависти к Тине за то, что она встречается с ним не только в павильоне Голоса. Она, черт возьми, везде. Повсюду. Её слишком много стало. Кто она такая вообще, чтоб вот так врываться?       Люди дураки. Дураки, потому что редко признают, что нужно что-то менять. Им проще плыть по течению и жить по старой схеме. Даже если понимают, что эта самая идеально отработанная схема даёт сбой и уже не приводит к нужным результатам.       Теперь он ненавидит её не потому, что хочет и осознаёт причины, а потому, что, кажется, просто привык. Он больше не может ответить на вопрос «За что?». Просто потому что. Просто потому, что она Тина Кароль, а он Дан Балан, который, по меньшей мере, хочет её убить. Просто потому, что её духи въелись ему в лёгкие после пары раз, когда она могла находиться близко к нему. Потому, что он помнит каждую извилинку радужек её бездонных голубых океанов. Потому, что слышит везде её голос, пытаясь случайно уловить такой знакомый женский силуэт в толпе. Потому, что она ворвалась без спроса.       Система ломается и не подлежит ремонту или временной замене, и Дан ощущает это слишком ясно. Это его бесит. Он ненавидит, когда что-то идёт не по плану. Когда что-то внутри происходит без его контроля и, тем более, желания.       Девушка касается его плеча, что-то твердит о посадке, но Дан продолжает смотреть в одну точку, копаясь в своих воспоминаниях. Обычно он терпелив и сдержан, но не сегодня. С возмущением забирает багаж, вызывает такси и просит водителя прибавить скорость. Нет, он никуда не опаздывает, просто хочет покончить со всем этим как можно быстрее.       Забрасывает монеты в аппарат, в надежде получить дозу необходимого кофеина. Но машина, как и он сам, не поддаётся никаким воздействиям со стороны. Беспощадно жмёт на кнопки, а затем, полностью отдавшись эмоциям, бьёт ногой по холодному металлу. «Да что ж за день такой?» — с тяжёлым вздохом касается аппарата лбом и закрывает глаза. — Он уже неделю не работает, — из-за угла проносится знакомый голос. — Без сахара, как ты любишь, — Орлов протягивает руку, крепко сжимающую картонный стаканчик. — Спасибо, — горло обжигает приятный напиток, существовать в этом мире становится чуточку легче и привычнее. — Я не знаю, что входило в твои планы, и как ты это сделаешь… — очередной глоток, с которым уходит былое напряжение, — Но ты должен прекратить этот цирк. Это уже переходит все рамки! Я понимаю, если бы они просто выложили оригинал, но делать такое! Это же не страницы фанатов в Инстаграме, в конце концов! — Я прекрасно понимаю тебя, но что я могу здесь сделать? Если копнуть глубже, то это была ваша идея с Вовой, вот теперь и отгребайте. Между прочим, пострадавшая сторона здесь не одна, — Орлов по взгяду понимает, что параллель для Балана осталась непонятной. — Ей тоже неприятно. Но она, в отличие от некоторых, не истерит как восьмилетняя девчонка, — конечно, Паша не скажет ему о том, что она чуть не разнесла всю студию, увидев статью. Ровно как и о том, что убивалась почти месяц, безвылазно находясь в доме в гордом одиночестве. — Кстати, что она думает по этому поводу? — как бы невзначай интересуется, потирая затылок и допивая кофе. — Балан, — Орлов хмурится и притрагивается ладонью к его лбу, — ты здоров? С каких пор тебя начало интересовать, что ОНА думает по какому-либо поводу? — выделив интонацией местоимение, Паша удивленно распахнул глаза. — Ой, Орлов, давай без этого, — брюнет закатывает глаза, а внутри что-то неприятно и ехидно над ним посмеивается. И правда, чего это он? — это чисто рабочий вопрос, касающийся нас обоих, — ищет оправдания, не зная, куда деть взгляд, — к сожалению. — Ну, я так и понял, — Орлов редко улыбается, и в большинстве случаев это происходит от его внутреннего злорадства. Кажется, сейчас именно такой случай. — Ну, а что она думает, Дан? Как ты думаешь? Ей точно так же не нравится все это, как и тебе. По ее мнению, я тоже обязан «сделать хоть что-то», — цитирует свою драгоценную подругу, чем вызывает у Балана усмешку. — Хотя бы в этом вы с ней солидарны. А что я могу сделать? Я написал в редакцию, чтобы они не просто удалили, а опровергли эту информацию, но ты же понимаешь, что ждать ответа от них — гиблое дело. И конечно, Орлов обязательно должен с этим что-то сделать, — Дан хлопает Пашу по плечу, прерывая его эмоциональный, насколько это возможно для Орлова, монолог, смеясь. — Все-все, я понял, Паш, остановись. Я понял, — Паша осекается и усмехается в ответ, одергивая футболку и прокашливаясь.       Они расходятся прямо на том углу. Паша идёт по своим делам, а Дан в ненавистный кабинет. Балан ещё какое-то время погружён в собственных мыслях. Снова не понимает, что с ним происходит. Может быть и правда заболел?       Ещё даже не подозревает, насколько он прав.       Заболел.       Неизлечимо.       Отсчёт его личной бомбы замедленного действия начат, а он и знать не знает об этом. И не узнаёт.       Он в ловушке. — Ну и зачем ты хотел меня видеть? — плюхается в кресло рядом с продюсером, закидывая ногу на ногу. — Я говорил, что не буду больше поддерживать твой цирк. Если бы не контракт, то и на Голосе не стал бы, — Дан примерно догадывался, что хочет от него Владимир, но был точно уверен, что больше он не не пойдёт на подобную авантюру ни за что. — Ты может быть послушаешь для начала? — цокает Завадюк, сохраняя не без труда привычное спокойствие. — Скоро начинаются наши Танцы. Тина ведущая, ты помнишь. Нам нужен экшн. И этот экшн лучше всего получится сделать именно с вами. Люди соскучились, они ждут вас на публике. Вы споёте, Дан. Дуэтом, — зрачки Дана приобретают совершенно не естественную форму, а из ушей вот-вот пойдёт пар. Кровь в жилах вот-вот закипит отдала испепеляющего гнева. — Нет, — максимально сдержанно, насколько это вообще возможно, четко отрезает Дан. — А ты хорошо подумай, — улыбается Завадюк, будто просчитав наперёд все возможные ходы Балана. — Я подумал, Вова. Нет, — ещё более уверенно. — А ты не о том думаешь, Данчик, — усмехается режиссёр. — Ты подумай о том, насколько важна тебе карьера в Украине. Ты ведь не просто так сюда приехал. Со мной и каналом твои шансы равны сотне процентов, как минимум… А без… Ну ты и сам все понимаешь, Балан. Нет смысла триста раз объяснять, — он нахально закатывает глаза и отпивает глоток воды. — Ну ты и мразь, — цедит артист сквозь зубы, сжимая кулаки. — Я не мразь. Я делаю свою работу. В шоу-бизнесе нет места морали, практически совсем. Я просто стараюсь соответствовать. До сих пор не понимаю, как такая белая овечка, как Кароль, держится здесь до сих пор. Но ты ведь не дурак и сам все прекрасно понимаешь, — он говорит совершенно спокойно и Балана это злит ещё больше. Ещё немного и тот врежет ему, и даже не задумается о возможных последствиях. Но пока он все ещё молчит. Думает. — Какую ты хочешь песню? — интересуется, понимая, что Вова прав, хоть и сейчас в его глазах мразь редкостная. — Есть там у тебя одна, — в глазах мужчины начинает сверкать недобрый огонёк. — «Домой», кажется… Мы как-то говорили с тобой о ней. И о возможном дуэте. — Завадюк, — едва сдерживаясь, цедит Дан, — ты же знаешь, что значит для меня эта песня. Ты знаешь, с кем я хотел петь ее дуэтом. Неужели ты думаешь… — Думаю, — перебивает, складывая руки на столе и упираясь на локти. — Вернее нет, не так, это мое условие. — Ты будешь ставить мне условия? — Дан смеётся вслух и подрывается с места. — Да пошёл ты, Завадюк, — выплевывает последние слова и хлопком едва не срывает дверь с петель. — А за порчу имущества ещё неустойку заплатишь! — не сдержавшись, выпаливает ему вслед Вова, тут же падая в своё кресло и закрывая ладонью лицо.       Дан сидел возле окна, а ткань футболки на плече аккуратно разглаживала женская рука. — Даш, я не буду, ты понимаешь? Ты вот как будто не знаешь, что для меня значит эта песня, — он дорожил карьерой в Украине и своими возможностями для развития в этой стране, но сейчас был готов рискнуть чуть ли не всем. — Не руби с плеча, Дан, — тихо говорит Даша, боясь ляпнуть лишнего и видя, что Дан на взводе совсем не на шутку. — Подумай лучше сам. Тина не худший кандидат на дуэтное исполнение твоей «Домой». Да, я помню, что ты хотел, чтоб это было больше, чем просто коммерческий дуэт. Но если так подумать и опустить все ваши личные неприязни — спеть дуэтом с Кароль, по меньшей мере, не стыдно точно. Вообще, не понимаю, откуда эта ненависть у тебя взялась, она… — хочет продолжить, но Дан резко сбрасывает со своего плеча руку подруги и подрывается с места. — Даш, хватит. Не начинай. Я сам как-нибудь разберусь, — подходит к окну и невидящим взглядом впивается в огни ночного города перед собой. — Зава писал мне, чтоб ты подумал. И я говорю. Как твой друг, даже не пиарщик. Подумай…       Даша Слесаренко обладала удивительным даром убеждения и уже через пару часов с разрешения Дана пишет Вове, сообщая о том, что будет ему дуэт. А Дан все ещё не понимает, что дар убеждения тут ни при чем.       Секундомер оповещает, что до взрыва осталось ничтожно мало времени, петля на шее затянута практически в тугую. Но все делают вид, что ничего не происходит. Никто ничего не видит. Или не хочет видеть.       Им уже не спастись.       Жестокость и отрицание — главная защита для любого человека. Он делает это бессознательно, не понимая, что не так, не понимая, что собственноручно надевает тысячи замков на своё сердце и параллельно зажимает на нем тиски. И комкает свою жизнь, как жалкий клочок бумаги. Добровольно прыгает в котёл ада, сгорая дотла от «ненависти». От ненависти, которой давно уже не существует.       Пытаться переубедить человека в этом- затянуть петлю на собственной шее, поэтому, как правило, никто не берётся. И в этом вся безысходность ситуации. В этом весь ужас.       Никто не поможет.       Тут нужно самому разобраться и все зависит только от силы человеческого сердца, с которой он способен сопротивляться безжалостным тискам и разорвать их к чертям. Но пока у Дана ее ничтожно мало, как и осознания того, что совершает огромную ошибку. Он не поймёт. Может быть когда-нибудь…       Он понимает, что что-то не так, понимает, что былая ненависть никуда не исчезла, но словно приобрела другой оттенок. Она стала другой. Как и он. Он чувствует, что больше не будет наслаждаться, видя, как в очередной раз вывел ее на эмоции, разозлил или довёл до слез. Он больше не получит и капли этого постыдного удовольствия от издевательства над девушкой.       Почему тогда не прекратит это?       Вы знаете, что с людьми делают привычки?       Именно из-за них мы совершаем большую часть глупостей. Потому что привыкли. Кто-то готов ради этих привычек распрощаться с родными и близкими, а иногда и с жизнью. Он прощается со всем сразу, потому что просто уже не может по-другому. Чувствует, что хоронит заживо себя и отголоски совести, но просто не понимает, как это прекратить. Не понимает, что именно нужно прекращать.       Со дня их последней встречи прошло достаточно времени, чтобы потеряться среди горы дел и забыть друг о друге. Но нужно ли? Возможно ли? Там, внутри, всё ещё болит, рана кровоточит и заживать не собирается. Её панацея, определенно, уже найдена, но только действует она не так, как нужно. Делает больнее, разрывает душу в клочья, порезы глубже, превращает клокочущее сердце в осколки прошлого, такого тёмного и совсем беспросветного. Парадокс. Тупик.       Тине с трудом даётся каждый шаг. Она идёт в сопровождении Паши, который, по её мнению, был единственным надёжным человеком. Не бросит. Не променяет. Не унизит. Не будет использовать. Не будет ругать. Будет. Ещё как. Но только потому, что так нужно, так правильно. Вставит мозги на нужное место. Скажет, в чём не права. А потом крепко обнимет и пообещает всего-всего. — Стой, — бегает глазами по его лицу, — я в машине забыла… — Тин, у тебя из вещей рюкзак, который висит у меня на плече, и телефон, чехол от которого ты скоро раскромсаешь, — накрывает свободной рукой бледные пальчики. — Успокойся. Это просто дуэт. Это твоя работа. Будь профессионалом.       Музыка наполняет зал. Чарует своей красотой, приятной мелодией и бархатом мужского голоса. Перестаёт слушать кого-то, кроме него. Не смотрит, просто слушает. — Тина, ты сколько там стоять будешь? — Завадюк срывается с места и несётся в сторону Тины. Что-то пытается ей объяснить, кричит, машет руками. Она отскакивает, словно попрыгунчик, как только его рука касается плеча. Нервно дышит, поворачивает голову, лишь бы не сталкиваться с ним лицом к лицу. Ненавидит за этот низкий, бесчеловечный поступок. — Нет! — при упоминании его фамилии, коленки задрожали, но голос всё ещё держится. — Я не собираюсь принимать участие в твоей никчёмной идее, тем более с ним. Ищи кого-нибудь другого. — Тина, не усугубляй ситуацию. Просто подпиши эти бумаги и можешь быть свободна, — Вова раскачивается на стуле, чем ещё больше выводит Тину на эмоции. — Тебе сколько раз нужно повторить, что я не собираюсь в этом участвовать? Нет, Завадюк! Точка! — У тебя нет выбора, Тина, — начинает рыться в каких-то бумагах, выворачивает содержимое из папок прямо на стол. «Подонок» — проносится в голове, пока пальцы от волнения тянутся ко рту. Дурацкая привычка. — Читай внимательно. — Ты не сможешь… — в руках оказывает контракт, подписанный ею перед началом 9 сезона. Договор гласит, что Тина обязуется принимать участие в проектах Big entertainment shows на протяжении двух лет. — Смогу, Тин, ещё как смогу, — победно улыбается. — Ты просто обязана принять участие. — Сколько? — мысленно свернула этот лист в небольшой мячик и отправила в лицо Завадюка. — Что? — Сколько я должна тебя заплатить, чтобы ты отпустил меня? — Наивная, — заливается противным писклявым смехом, заставляя Тину зажмуриться. — Такие затраты очень сильно ударят по твоему кошельку. А ты одна, в добавок воспитываешь сына. Кстати, как там Веня? Как учёба? — Ты… Ты… — руки дрожат не меньше, чем коленки, холод пробирает всё её тело. — Я знаю, Кароль, я — гений в сфере продакшена. — Сволочь! — выкрикивает единственное слово и прячется за дверью. — Не трогай меня, — шипит еле слышно и уворачивается от его рук. — Можно сначала, пожалуйста? — улыбается команде и отходит на нужное место.       Музыка снова разливается приятными мурашками по телу. На этот раз она собрана, и, услышав нужные ноты, начинает идти в сторону платформы. Дан стоит слишком близко, чтобы не начать терять чувство контроля. Он помогает подняться, протягивая свою руку. Аккуратно вкладывает свою и в этот момент голос предательски дрожит. Сглатывает и убирает ладонь.       Балан терпеть не может эту резкую смену настроения. Сначала еле передвигает ногами, путается в подоле платья, а затем строит из себя неприступную королеву. «Ну признайся уже, что тебе нужна моя помощь» — закатывает глаза, не до конца понимая, чем вызвано это его действие. Случайно касается манящей шеи, чувствует каждой своей клеточкой табун мурашек на её спине. Давит нервный смешок.       Голос снова дрожит. Спазмы окутывают всё тело, забирая в заложники все органы и системы. Ощущает касания его горячей ладони. Текст моментом вылетает из головы. Глаза расширяются и бегают по лицам в поиске Орлова. Не находит. Становится страшно. Неужели оставил одну? — Ну разве сложно было выучить текст?! — Балан тоже бесится, недоволен тем, что уже во второй раз им приходится останавливать репетицию из-за глупых проблем. Из-за глупой Тины, которая не может держать себя в руках рядом с ним. — Прекратите на меня орать! — таймер остановился на цифре «0». Бомба взорвалась. Спускается с платформы и убегает.       Паша тут же летит в след за ней, останавливает почти у самой гримёрки. На удивление, не плачет. Вся дрожит, жуёт губы, совсем не напоминает народную артистку Тину Кароль. — Прости, я не могу, — жмётся в мужское тело, обхватывая руками талию. — Можешь, Тин, я знаю. Просто делай свою работу. Это у тебя получается лучше всего.       Она кивает под его подбородком, стоит так ещё несколько минут и сама тянет обратно в зал.       Паша видит разницу между тем Даном, который интересовался мнением Тины ещё пару дней назад, и между тем эгоистом, который сейчас снова пытается вывести её на эмоции. Имеет безграничную власть над ней. И Дан сам это неплохо понимает.       Балан старается не обращать внимание на её дрожащий голос, на вечно краснеющие щёки, когда он подходит максимально близко и, кажется, становится с ней одним целым. Не хочет больше ранить этого маленького капризного ребенка, но ничего не выходит. Кажется, он был рождён с целью бесить Тину Кароль.