Бой на баррикадах

      Дождь продолжал заливать полные солдат и полицейских в тёмно-синей униформе и погрузившиеся в вечерний мрак улицы. Порой там встречались засохшие пятна крови на брусчатке и стенах домов. Со слов патрульных беглецы поняли, что восстание потерпело полный крах ещё днём. Последний очаг сопротивления коммунистов в Новиче пал в четыре часа дня. Именно тогда сдались красногвардейцы, оборонявшие ратушу. С того момента бои в городе окончательно прекратились, и началась охота на потерпевших поражение беглецов.       Власти приостановили время комендантского часа только на три часа, о чём поспешили сообщить солдаты и полицейские с рупорами. Радио тоже не молчало. Горожанам давалось три часа на то, чтобы вернуться домой. Как-никак, многие жители Новича застали начало восстания на своём рабочем месте или на пути к нему в другой конец города. Однако по дороге домой их ждали проверки документов постовыми и патрульными, которые выискивали коммунистов среди случайных прохожих.       Йозеф заметил, что на улицах рыскали и полицейские в штатском из отдела специальных расследований. У него на глазах они вывели из дома группу мужчин. Ему хотелось вмешаться и помочь арестованным людям, однако Гольке шёпотом приказал молодому коммунисту не вмешиваться и идти дальше, не привлекая внимания «ашников». Такое прозвище в компартии дали сотрудникам отдела «А» из-за буквы в его названии.       «С нами идёт глава городского комитета партии. Он человек заметный. Наверняка Василе находился в разработке у оэсэрщиков. Если они его увидят, то нам не избежать неприятностей», — добавил немец.       Беглецы шли осторожно, стремясь избегать встреч с патрулями и обходя посты. Тулбуре и Герман подсказывали немцу, как куда-то пройти или как обойти ту или иную улицу, где маячили фигуры солдат, офицеров военной контрразведки и полицейских в штатском.       Коммунисты держали путь на юг.       — Но зачем нам туда? — спросил у Гольке Герман. — Нам надо идти в рабочие кварталы.       — На Яблоневой улице есть конспиративная квартира. Там мы сможем переждать бурю. Нам нельзя появляться в рабочих кварталах. Сейчас там наверняка рыщут войска. А на южной окраине нас будут искать в последнюю очередь, — объяснил Гольке.

***

      Двух-трёхэтажные дома на Яблоневой улице со стороны напоминали куски торта с кремом. Йозеф помнил, что здесь жили преимущественно клерки, капиталисты и представители богемы, уставшие от жуткой суеты большого города и захотевшие затеряться где-нибудь на тихой окраине. В паре километров от Яблоневой улицы находился городской ипподром.       Беглецы все вместе зашли в конспиративную квартиру, не проронив ни слова, повесили верхнюю одежду сушиться и устроились в просторной гостиной, чьё окно выходило в сторону мрачной лесополосы, где заканчивалась городская черта. Тёмные силуэты деревьев за окном выглядели зловеще. Их ветви извивались самым странным образом, отдалённо походя на щупальца спрута. Павелке казалось, что где-то в самом центре лесополосы в глубокой норе притаилось страшное чудовище или живое воплощение абсолютного страха.       В гостиной же было полно пыли. Уборку там не делали, наверное, месяца два. Синие обои в тонкую полосу, люстра, похожая на букет белых роз, широкий светлый диван, украшенный узорами, круглый стол со стульями с мягкой обивкой недалеко от окна, тумба с радио в уголке рядом с ними, пара шкафов слева — гостиная была обставлена скромно, но со вкусом.       Йозеф сел за стол вместе с Гольке, Валенским и Тулбуре. Стоян, Ковачич и красногвардеец, имени которого Павелка не знал, устроились на диване.       — Я не появлялся здесь три месяца. Не было необходимости, — сказал немец.       — Прибраться бы тут не помешало, — произнёс Василе Тулбуре.       «Болеслав Маслек избран на второй срок!» — прочитал заголовок майского выпуска Слованской народной газеты Йозеф. Страницы успели пожелтеть. «По итогам голосования в Государственном собрании Болеслав Маслек одержал убедительную победу», — чуть ниже Павелка заметил текст самой статьи, а рядом с ним фотографию, на которой запечатлели вышедшего из президентского дворца, очень похожего на Шёнбрунн В Вене, но бывшего заметно меньше, рослого старика в шляпе и пальто с меховым воротником и свиту его верных соратников. Даже издалека за стёклами очков Маслека читалась мудрость сразу нескольких поколений. На другом снимке Йозеф увидел ликующую толпу сторонников избранного на второй срок президента на Болеславской площади в Вишневыграде.       «У нас в партии тогда рвали и метали от ярости. И ведь после избрания Маслека на второй срок пошли разговоры о том, что готовится расправа над нами, — вспомнилось Йозефу. — Неужели теперь сбудутся все наши кошмары? Мы не могли проиграть, я не верю. Быть такого не может. Наши товарищи не сдались. Не могло всё так быстро закончиться!»       — Вовремя мы пришли. Комендантский час вот-вот закончится. А выпуск новостей начнётся уже сейчас, — поговорил Гольке и подошёл к тумбе с радио.       Сначала он настроил приёмник на частоту общей волны «Радиогазеты». Там транслировались выпуски новостей, касавшихся всей Словании.       «Сегодняшний день стал тёмным для нашей страны», — из приёмника послышался голос премьер-министра Вереша, выступавшего по радио.       — Странно, почему вместо Маслека выступает Вереш? — спросил Валенский. — Старик никогда не трусил и не боялся ответственности.       — И правда, на Маслека это не похоже, — заметил Тулбуре.       «Коварство коммунистов, этих бандитов, и их московских кукловодов не знает границ! Они превратили всю Европу в поле боя незримой войны! — изрыгал огонь Вереш. — К сожалению, сегодня эта незримая война пришла и в наш дом. Нам не удалось избежать кровопролития.       Сегодняшний день стал большим ударом для слованской демократии и трагедией для всего нашего народа. Сегодня братья стреляли в братьев. Нам никогда не забыть жертв сегодняшней трагедии. Память о честных людях, погибших из-за бесчеловечной подлости коммунистов, будет вечно жить в наших сердцах.       Сегодня коммунистическая партия показал всей Словании своё истинное лицо. Это вовсе не защитники рабочего класса, а самые настоящие террористы и бандиты, приверженцы людоедской идеологии и шпионы Москвы! Им, этой банде Герёши, нет и не будет никакого прощения», — упомянул в своём выступлении Вереш и фамилию генерального секретаря ЦК КПС Матьяша Герёши, в бытность возглавлявшего крыло революционных социалистов в СДПС и стоявшего у истоков образования компартии Словании в 1919 году.       Общественность и простые люди воспринимали именно его как вождя коммунистов, их бессменного лидера и «слованского Ленина», хоть и в 1921–1924 годах пост генерального секретаря занимал Лукаш Ласек. Но он остался в тени Герёши, вновь ставшего генсеком спустя год.       «Однако попытка государственного переворота провалилась! Террористы и смутьяны, ведомые советскими шпионами, были разгромлены совместными усилиями наших доблестных защитников отечества и стражей порядка. Сегодня они показали себя с наилучшей стороны, защитив нашу Республику! — продолжил премьер-министр. — Именно благодаря их героизму в нашей стране не установилась власть тирании.       От имени правительства Словании я выражаю благодарность каждому солдату, каждому офицеру, каждому полицейскому — всем, кто сражался сегодня за свободу Словании. Вы не дали коммунистам превратить нашу страну в цитадель насилия. Погибшие сегодня солдаты и полицейские отстояли право для всех нас на свободу. Их подвиг не будет забыт, он будет воодушевлять наши будущие поколения. Военные и полицейские показали нам пример выдающегося героизма и вообще всё лучшее, что есть у нашего народа.       Сегодняшний день навсегда изменил нас. И мне очень хочется надеяться, что изменил только к лучшему».       Выслушав выступление премьер-министра Вереша, Янез в порыве ярости замахнулся кулаком. Он хотел ударить по подлокотнику дивана. Однако руку югослава успел перехватить Гольке.       — Тсс, нам лучше не шуметь. Иначе нам не избежать неприятностей, — сказал немец.       — Я не выдержать. Всё быть зря, напрасно. И я ещё хорош! Я не защитить товарищ Корвина.       — Тише. Нам уже ничего не изменить. Поздно махать руками. Теперь остаётся только замолкнуть.       Затем Гольке настроил радио на приём волны Новича. В крупных волнах Словании работали свои станции вещания «Радиогазеты».       «В заключение я хочу сказать, что мы одолели врага. Никто не поддержал смутьянов, жители Новича остались верны принципам нашей демократической Республики», — теперь из приёмника слышался голос мэра Новича Яна Тришки, тоже выступавшего по радио.       «Я вынужден также заявить о том, что комендантский час снова действует на улицах Новича и продлится до шести часов утра. Я приношу извинения за принесённые неудобства. Однако обстоятельства вынуждают нас идти на крайние меры. Некоторым террористам удалось ускользнуть, и их необходимо поймать всех до единого. Если вам что-нибудь известно об их местонахождении, или вы видели что-то подозрительное, то убедительная просьба позвонить в полицию и сообщить всю известную вам информацию», — говорил Тришка, чей голос, к удивлению коммунистов, выражал одно лишь спокойствие.       — Вот вам и наглядное доказательство, что мы не захватили городскую радиостанцию, — сказал Тулбуре.       — Так что же, всё пропало? Мы проиграли? — вопрошал Йозеф, не веря своим ушам. Он был потрясён услышанным.       — А разве не очевидно? — ответил вопросом Младенов. — Это поражение. Они снова победили, как и в прошлый раз. Я верил, я надеялся, что у вас в стране всё получится. Она ведь индустриально развита, у вас много рабочих. И система мягкая, не монархо-фашистская диктатура, как у нас. Никто в Словании не ждал нашего восстания. Мы могли победить. Но победили снова они. Всё конечно. — Стоян совсем пал духом.       — Мы опоздали, — с рассудительным видом сказал Василе Тулбуре. — Вот ударили бы мы три года назад… тогда у нас было больше шансов на успех. Но мы тогда решили действовать иначе.       — Не надо сдаваться. Не сегодня, так завтра мы победим. Не вышло с первого раза, зато выйдет с пятого, — Герман Валенский сохранил оптимизм даже в такой безрадостной ситуации.       — Что нам теперь делать? — задал вопрос Янез.       — Уезжать из Словании. Нужно добраться до Советского Союза, — ответил Гольке.       — Не впервой уже, — произнёс Стоян.       — Да, мне и раньше доводить ускользнуть, — сказал Ковачич. — Королевская полиция меня не поймать. Я перехитрить её. Мой знакомый, Иосип сказать мне как-то: «Ты неуловимый просто. Тебя скоро поймают. Срочно уезжай. Ti to сделать прямо сейчас». Ti to — так по нашему «ты это» будет.       — Пока нужно переждать бурю здесь. Из дома никому не выходить. Я всё беру на себя. Я знаю, что надо делать. Все наши труды пошли псу под хвост, но некогда горевать, — проговорил Гольке.       «Бежать в Советский Союз? Я даже не знаю. Не просто ведь сорваться с места. Но меня тут в тюрьму бросят. Да и когда ещё я увижу Страну Советов? — задумался Павелка. — Я хотел другого. Почему у нас ничего не вышло. Я хотел жить в Советской Словании, а не бежать из Словании буржуазной. И когда я потом вернусь домой?»

***

      Следующие восемь дней беглецы провели на конспиративной квартире. Выходы из Новича оказались перекрыты войсками, в рабочих кварталах прошли массовые аресты. Продолжал действовать режим комендантского часа. Власти объявили о введении чрезвычайного положения на всей территории Словании. Однако группе коммунистов, укрывавшихся на Яблоневой улице, крупно повезло: они избежали облавы, а о их существовании все словно вообще забыли.       Мир красногвардейцев заметно сузился до пределов одной квартиры на втором этаже, которая стала для них вторым домом. Иногда Йозефу казалось, будто за её пределами ничего не существовало — ни рыщущих всюду солдат с полицейскими, ни павших товарищей, ни домов через дорогу напротив, ни лесополосы за окном, ни ипподрома, ни психбольницу, находившейся восточнее Яблоневой улицы. Одно только радио разрушало его иллюзию полной изоляции и защищённости. Беглецы не пропустили ни одного выпуска новостей.       Сначала они узнали, что ещё в день восстания, вечером, на границе с Австрией застрелили главу отдела пропаганды и агитации компартии, члена ЦК Тибора Шамуэли. Никто так толком и не понял, кто его убил — австрийские или слованские жандармы, или служащие Финансовой стражи, организации, подчинённой министерству финансов Словании и отвечавшей за таможню и пограничный контроль.       Потом по радио объяснили, почему президент Маслек не смог выступить вчера по радио: ближе к обеду, когда гремели выстрелы, и лилась кровь, у него прихватило сердце. Теперь он приходил в себя в больнице, а правительство действовало полностью по своей инициативе.       Следующей новостью стал арест последнего депутата-коммуниста Государственного собрания. Многие из них либо погибли на баррикадах, либо угодили в хищные лапы полиции. Василе Тулбуре говорил, что далеко не все парламентарии от компартии поддерживали идею вооружённого восстания и имели отношение к Красной гвардии.       В тот же день полиция поймала литовского коммуниста и гражданина СССР сразу с поддельными документами. Он быстро во всём сознался. Его поимка позволила властям во всеуслышание заявить об иностранном вмешательстве во внутренние дела Словании. Как ни странно, обвинения в этом адресовались не только советской стороне, но и, ко всеобщему удивлению, американцам, ведь у погибших красногвардейцев нашли произведённые в США ручные пулемёты Томпсона. Правда, потом в слованском министерстве иностранных дел узнали, что такое оружие в Америке можно было купить на законных основаниях в магазинах или напрямую у производителя.       Ещё через день в городе Онава начался суд над одной группой красногвардейцев. В день восстания они пытались захватить оружейный завод, но почти в полном составе угодили в руки полиции и жандармерии после получасовой перестрелки.       На восьмой день после восстания Гольке сказал собираться.       — А можно мне попрощаться с родителями? — поинтересовался Павелка. — Они ведь переживают за меня.       — Нет. Мы не можем рисковать. В рабочих кварталах нас могут поджидать. Пришлёте письмо из Советского Союза, — ответил немец.       Йозефу стало совсем грустно, и он опечалился. Перед уходом он увидел Германа. Тот водил пальцем по пыли на крышке одного небольшого шкафа. В его глазах Павелка заметил пугающий блеск. Волосы Валенского снова торчали, точно рога, из-за чего он напоминал чёрта. Присмотревшись, Йозеф понял, что его наставник что-то написал. «Мы ещё вернёмся», — прочитал Павелка.