***
— Гэндальф, у меня дом кишит гномами! — Не стоит столь резко реагировать на их появление, дитя мое. Они добрый народ, хотя, должен признать, порой немного шумный… — Гэндальф, они разносят в хлам мою кладовую! — Брехта как-то болезненно кривится и чуть ли не скрипит зубами, когда из дома доносятся звуки падающей на пол глиняной посуды. — И портят мое имущество! Волшебник сидит на крыльце, меланхолично пуская облачки дыма в воздух. Он снял свою шляпу, и седые длинные волосы свободно рассыпались по сутулым плечам и сгорбленной от тяжести долгого бремени спине. Брехта садится рядом, поджав ноги под себя, и взгляд ее устремляется в лесную чащу, где израненное девичье сердце некогда нашло приют. — Сегодня было бы десять лет, как ее не стало. — Голос Брехты такой тихий и такой усталый, а в глазах затаена немного стихшая, но все еще не забытая боль. — А через пару дней — два года, как я здесь живу. Она чувствует тяжелую руку Гэндальфа на своем плече и это действует успокаивающе, прогоняя грустные мысли прочь и словно вселяя надежду. Но надежду на что? — Люди лишь песчинки в большом и непознанном мире, законы которого кажутся им несправедливыми, но которых невозможно избежать, ведь именно они являются теми уроками, что несет в себе жизнь. Брехта хотела было съязвить, но смолчала, лишь тихонько фыркнув на подобное утверждение. Она слабо понимала, какой урок должна была извлечь из своих злоключений, но спорить с Гэндальфом было бесполезно. Он помог ей, оборванке, что лишилась дома, а потом и воровке, что лезла в чужой карман даже за ломаной монетой, а потому она была ему должна, как бы не силилась это отрицать. — Твои мысли блуждают далеко, и я догадываюсь, что терзает твое сердце. Ты выбрала правильный путь, сумела обрести некогда утерянное. Неужели и они не заслуживают второго шанса? Волшебник кивает в сторону усиливающегося шума, доносящегося из лачуги, где гномы уже вовсю пировали, казалось вовсе забыв о существовании хозяйки жилища. — Но как я могу им помочь? На это Гэндальф лишь хмыкает себе в бороду и встает, жестом приглашая девушку последовать его примеру. — Никто не знает границ своих возможностей, дитя мое. А сейчас пойдем. Нам стоит присоединиться к честной компании, пока для нас осталось на кухне еще хоть что-то съестное. Брехта тяжело поднимается, словно на ее плечах уже висит тяжкий груз. Она заходит в лачугу и почти сразу же спотыкается о сидящего на полу гнома, которому из дальнего угла закидывали в рот маленькие кусочки яблока. — Бомбур, лови! — Усатый гном в теплой шапке-ушанке заливисто хохотал, словно юнец, когда веселый толстяк умудрился в очередной раз поймать ртом летящий фрукт. — А с закрытыми глазами можешь? Травница присаживается на маленький стульчик у печи и смотрит на происходящее то ли с ужасом, то ли интересом. Она решила оказать услугу Гэндальфу и принять его друзей в более-менее гостеприимной манере, а потому молчала вплоть до того момента, пока гномы не решили, развлечения ради, начать жонглировать едой и посудой. — Э, нет, братцы, это уже слишком. — Девушка попыталась усадить гостей и утихомирить их буйный нрав, но видя недовольство хозяйки дома, они лишь разошлись еще пуще. — Гэндальф, скажи им! В ответ послышался громкий смех собравшихся в доме мужчин, которые вдруг… «Гэндальф, гномам ты скажи И посуду отбери, Будем мы тарелки бить Чтоб хозяйку разозлить. Ложки мы согнем дугой, Стол сломаем дорогой, Будем песни громче петь, Чтоб хозяюшку задеть! Ты, красавица, не злись, Лучше к нам за стол садись!» Тарелки взмыли в воздух, следом полетели ложки. Вся посуда стала вертеться, кружиться вокруг стоящей столбом девушки, которая, будучи не в силах что-либо поделать, просто наблюдала за тем, как все в ее доме внезапно обратилось в движение. Но какого же было удивление травницы, когда вместо того, чтобы бить посуду, гномы стали ее вытирать и складывать аккуратной стопочкой, а следом и остальные столовые приборы, также убрав в миски остатки скромной провизии, сопровождая все это ненавязчивой и веселой песней. — С ума можно сойти… — Только и вымолвила Брехта, глядя на установившийся порядок и чистоту. — Глазам своим не верю. Мужчины весело рассмеялись, но тут послышался стук в дверь. Все словно окаменели, не в силах пошевелиться, и даже до сего момента бодро виляющий хвостом Гром сел у печи, напряженно всматриваясь в закрытую дверь. — Это он. — Шепчет Фили, поднимаясь из-за стола и гордо выпрямляясь, как солдат при виде своего главнокомандующего. — Кто? — Вопрошает Брехта, чувствуя, как внутри нее сжимается комок нервов. — Кто он? Когда Гэндальф открывает дверь, внутрь входит не просто гном. В лесную лачугу заходит Король под Горой.Часть 3
14 января 2021 г. в 20:33
" — Папа, она мне не нравится.
— Ты ее просто совсем не знаешь. Вот увидишь, ты полюбишь ее как вторую маму!
Она никогда не заменит мне маму, думает про себя девочка, постоянно ловя на себе злобный взгляд ядовито-зеленых глаз женщины, что пришла в их дом на правах новой хозяйки. Когда та подходит ближе и берет ребенка за подбородок, острые ногти больно вонзаются в нежную кожу, словно стремятся достать до самой плоти.
— Милый ребенок. Когда вырастет, будет красавицей.
Слова, брошенные с ничем не прикрытой неприязнью, сбываются спустя уже четыре года, когда на смену щекастому ребенку приходит стройная девушка с миловидным лицом, изящные одеяния которой лишь подчеркивали ее достоинства и делали столь похожей на покойную матушку.
— Она ничего не делает по дому! Скажи ей, пускай начнет заниматься хозяйством. Целыми днями только в лесу пропадает да цветочки на лугу собирает, а ведь ей скоро замуж выходить!
Подслушивать не хорошо и девушка это знает, но мачеха так громко разговаривает, словно желает, чтобы ее услышали все домашние, а в особенности ненавистная падчерица, которую защищает только отец, да и то не смеющий чересчур перечить молодой жене. Поэтому он не возражает, когда хрупкие руки начинают таскать тяжелые ведра с водой и скрести пол, сам все чаще бывая в разъездах по делам торговли. Раньше он и дочь учил своему ремеслу, но мачеха запретила подобные занятия, считая их не женским делом. Зато охотно в очередную отлучку мужа навесила на девушку еще и дела на кухне, уволив почти всю прислугу и заменив их на одну несчастную душу.
— Чтобы больше никакого зверья в доме! Олени должны служить нам пищей, а не спать на тюфяке.
— Но он раненый и еще совсем…
— Довольно, я сказала! Чтобы к утру его не было здесь, иначе я отрежу ему голову и повешу над камином!
Девушка горько плачет, уткнувшись в звериную шерсть, гадая, что сказал бы на это отец. Защитил бы ее? А может вновь смолчал и уехал, чтобы более никогда не вернуться.
— Госпожа, я не могу. Она еще совсем дитя…
— Это дитя уже вошло в тот возраст, когда рожают сыновей, а мерзавка только ходит вилять бедрами перед мужиками на базаре! Красавицей она слывет, как же! Чем я дурнее этой замарашки?
— Ничем, моя госпожа.
— Тогда докажи мне свою преданность и принеси ее сердце. Возможно, после этого я дам тебе то, что ты так жаждешь.
Она видит все. Видит, как мачеха сама обхватывает лицо верного слуги ладонями и пылко целует, позволяя его рукам блуждать по ее телу. Видит, как он падает перед ней на колени и покорно принимает из ее рук ларец и кинжал. А потом девушка чувствует на себе взгляд злобных ядовито-зеленых глаз и понимает, что слишком широко приоткрыла дверь.
— Она все слышала. Поймать ее!
И она бежит…»