without you

days, i've been locked in my thoughts i keep swimming against waves of support darling, i don't know where you've gone but my shoulders, now they're steady and strong

***

      — То есть вместе ходить на терапию Вы не хотите? — Сокджин хмурится, пристально вглядываясь в лицо сидящего напротив него пациента, а Юнги лишь кивает в ответ, — Но всё ещё общаетесь?       Юнги снова кивает, наблюдая за тем, как меняется выражение лица врача.       — Просто мы не хотим переводить свои отношения в плоскость «походов к семейному психологу», — говорит он, не скрывая улыбки, — По крайней мере, так сказала Джису, и я более чем согласен с ней.       Джин нервно хмыкает и трёт переносицу скорее устало, чем раздражённо, как обычно он делает тогда, когда пациент в чём-то с ним не согласен.       — У нас, может быть, и похожие проблемы, — Юнги ни на секунду не останавливается, будто слово «проблемы» больше не тревожит его, не вызывает неприятные ассоциации, — Но они всё же разные. Ну, или, скорее даже, просто это не общая проблема, которая требует совместного рассмотрения. Во всяком случае, пока что.       Подбирать правильные слова, которые хоть как-то бы объяснили принятое решение так, чтобы убедить Сокджина, оказывается сложнее, чем можно было предположить, поэтому Юнги беспомощно тянется к кружке зелёного чая с мелиссой, предложенной ему в самом начале разговора доктором. Он отпивает и морщится — невкусно совершенно, — а потом переводит взгляд на Джина, который, к его удивлению, не выглядит так, будто сомневается в здравости каждого принятого Юнги решения.       — Но да, мы до сих пор общаемся, — продолжает он и прежде, чем Сокджин сам задаст резонный вопрос «зачем», отвечает на него, — Просто приятно говорит с человеком, который действительно тебя понимает.       — Хорошо, — легко соглашается с принятым без него решением Джин, и Юнги недоверчиво хмурится, — Не вижу смысла заставлять Вас обоих делать то, чего Вы не хотите. По крайней мере, пока что.       Он улыбается, а Юнги фыркает.       — Думал, ты будешь против.       — Юнги, как я могу быть против чего-то, что помогает тебе преодолеть проблемы, вызванные пребыванием проекции, что даёт надежду на то, что ты сможешь жить дальше и справившись со всем?       Слова кажутся слишком громкими для такого маленького кабинета, в пределах которого проведены одни из худших моментов жизни Юнги, участником которых — по своей воле или нет — стал Сокджин. И они оба неловко замирают, словно только осознав, сколько на самом деле времени утекло с того момента, как они оказались здесь впервые вдвоём и как много всего изменилось, раз действительно появилось что-то, что «даёт надежду» на хоть какое-то — не ужасное — будущее.       — Хочешь избавиться от меня так быстро? — первым нарушает молчание Юнги, невесело хмыкая, — Спасибо, — и Джин, криво улыбнувшись шутке, кивает в ответ, подтягивая к себе ближе какие-то бумаги и бегло их просматривая.       — Тебе не нужно ещё снотворное? Я могу выписать рецепт — у того должен был закончиться срок действия.       Юнги качает головой.       — У меня ещё есть, и в ближайшее время оно не планирует заканчиваться.       Сокджин отрывается от бумаг, чтобы заглянуть ему в лицо, тщетно пытаясь скрыть собственное удивление. Юнги знает почему — они оба знают, что оно, по всем расчётам, с условием прошлой дозировки должно было закончиться ещё вчера.       — Я не чувствовал в нём необходимости, так что пил его меньше.       И это странно — Юнги уверен — хотя бы потому, что в этот раз он не врёт.       Сокджин кивает и улыбается ему искренне перед тем, как снова уткнуться в бумаги.       — Сегодня снова встретитесь? — неожиданно спрашивает он так, словно это как-то связано со всем сказанным ранее, — С Джису?       Юнги отводит взгляд в сторону, снова отпивая немного чая. Слишком горько. И пожимает плечами.

***

      Джису встаёт на носочки, чтобы дотянуться до вешалки и повесить пальто, а Юнги коротко улыбается, смотря на неё.       Идея перебраться из кофейни в его квартиру, пришедшая в светлую голову девушки, здесь, в его маленькой прихожей уже не кажется такой гениальной, но Джису, справившаяся с вешалкой, уже проходит мимо него в сторону кухни, не испытывая ни капли смущения. Оно осталось давно позади, после разговоров об их похожих, но совсем не общих «проблемах». Юнги заходит следом за ней и сразу же ставит чайник, собираясь налить гостье кофе, а Джису останавливается около подоконника, рассматривая лежащие на нём предметы, которые недавно туда перенёс сам хозяин квартиры. Запасные ключи с брелоком в виде плюшевого единорога, огромная чайная кружка с мордочкой кота, изображённой на ней, так и не вскрытая упаковка какао и горшок с поникшим цветком.       — Это и есть..? — спрашивает она, не оборачиваясь.       — Да.       Этого хватает, чтобы всё объяснить, потому что именно ради этих предметов они сюда и пришли, когда он о них рассказал. Джису смотрит на них ещё пару секунд, а потом аккуратно присаживается на ближайший стул — на самый краешек, словно боясь что-то спугнуть.       — Сахара нет, — говорит Юнги, ставя перед ней кружку кофе, — Так что вот печенье, если что.       И он пододвигает к девушке блюдце с печеньем, огромный контейнер которого притащил вчера Хосок, заходивший к нему домой, чтобы забрать свой ноутбук, которым временно пользовался Юнги, так как его был в ремонте. Печенье, естественно, передала Дженни, его испёкшая, и Джису улыбается, рассматривая разноцветные, украшенные узорами макаруны с шоколадной начинкой.       — Мог бы уже запомнить, что я пью без сахара, — беззлобно ворчит Джису, пробуя творение рук соулмейта Хосока.       Юнги улыбается в ответ.       — Так, что ты думаешь? — спрашивает он, устраиваясь напротив неё, — Мог ли я купить это всё и не помнить об этом ничего?       — Думаю, — Джису делает глоток из кружки, и Юнги морщится, ему никогда не понять, как можно есть что-то, запивая это кофе, — И да, и нет.       Она ставит чашку обратно на стол и тяжело вдыхает, набирая в лёгкие побольше воздуха, словно каждое последующее слово будет даваться невероятно тяжело.       — Нет, потому что это совершенно на тебя не похоже, насколько я могу посудить, — Джису окидывает его монохромно чёрную одежду и ухмыляется, — Розовые единороги явно не в твоём стиле. И я даже не могу представить, насколько ты должен быть не в себе, чтобы купить подобное. И не подумай, я совсем не против таких брелоков, вообще-то он довольно миленький, но…он просто не про тебя       Юнги кивает скорее себе, чем ей. Розовые единороги — это точно не про него.       — С другой стороны, да, — продолжает она, сверля взглядом ровную поверхность стола, — Я точно так же не могу представить ситуацию, при которой я покупаю блокнот с обложкой в виде картины Ван Гога, потому что я, чёрт возьми, ненавижу его картины, но именно такой блокнот лежит сейчас у меня в сумке, потому что его мне подарил Тэхён на нашем первом свидании, узнав, что я пишу стихи, — Джису выдыхает шумно, словно говорила это всё на одном дыхании, и продолжает уже тише, спокойнее, — Сказал писать их туда, ведь так мы будем связаны. Его любимая «Ночная терраса кафе» и мои глупые стихи. Он и я.       И да, это ещё одна причина, по которой они здесь — в квартире Юнги — Джису тоже начала находить у себя вещи, которые она однозначно не помнит, как покупала. Вещи Тэхёна.       Юнги поднимает глаза, чтобы столкнуться с ней взглядом, и ничего не говорит, но вовсе не потому, что ему не хочется её утешить или попытаться что-то объяснить, а потому, что этого бессловесного диалога достаточно. Они оба и так всё прекрасно понимают, знают, что все эти вещи значат.       — А ещё я думаю, — Джису разрывает зрительный контакт и улыбается, — Что печенье очень вкусное.       Юнги усмехается в ответ, и краем глаза замечает движение где-то в дверях. Это Лили пришла знакомиться с гостьей.       — А ты не думаешь, что эти вещи нужно выбросить? — этот вопрос тревожит его уже несколько месяцев, но Юнги никак не отваживался задать его даже себе, но Джису — совершенно другое дело. — Эй, Лили!       Кошка, не смутившаяся присутствием другого — чужого — человека и совершено не испугавшаяся, уже успела запрыгнуть к девушке на колени, бесстыдно выпрашивая печенье.       — Нет, — отвечает Джису на заданный вопрос, смотря исключительно на Лили, заглядывающей ей в глаза, ожидая угощения, — Думаю, что когда-то они сами заместятся другими вещами.       «Других людей» повисает в воздухе, но они оба игнорируют эти пока что болезненные слова, не решаясь их произнести, ведь, сколько бы они друг друга не понимали — они никогда не решаться сказать подобное, потому что знают, что это та правда, о которой стоит молчать до тех пор, пока это действительно не произойдёт. Пока «другие люди» не появятся, они оба предпочитают думать, что этих «других людей» попросту нет.       Пока что.       — И я так говорю не потому, что не хочу выбрасывать блокнот и ещё то, что, возможно, скоро обнаружу, хотя я и не хочу ни обнаруживать, ни выбрасывать, — Джису чешет кошку за ушком, и та прикрывает глаза от удовольствия, — А потому, что — как бы тупо это не звучало — если мы выкинем эти вещи, легче не станет. Это ничего не изменит. Только будем жалеть о содеянном.       — А если оставим, — продолжает её мысль Юнги, — Сможем всё вспомнить, понять и принять случившиеся и…       — Жить дальше, — заканчивает Джису и неожиданно звонко чихает, пугая Лили, тут же соскочившую с её коленей.       — Будь здорова.       — У меня аллергия на кошек, прости, Лили! — смеясь, говорит она, — Так, тебе тоже подобное говорит твой «врач»?       Джису показывает кавычки пальцами, и Юнги усмехается.       — Ещё бы! Мне порой Сокджин такие лекции про это «жить дальше» загоняет, что аж до слёз пронимает. Ты ещё наслушаешься!       Джису картинно хватается за сердце, и они смеются так, будто говорят о чём-то действительно хоть сколько-нибудь смешном.       — Кстати, про «жить дальше», — отсмеявшись, говорит девушка, — Что с тем цветком?       Джису слегка кивает головой вправо, и Юнги невольно прослеживает её движение взглядом, натыкаясь на заметно поникшую азалию, стоящую на подоконнике прямо за правым плечом девушки.       — Кажется, его придётся заместить первым.       — А что он означает?       — Это азалия, — говорит Юнги, ожидавший этот странный вопрос, который любой другой не задал бы, так, будто это что-то объясняет, — Символ преданности и печали. Кажется, такие цветы дарят перед длительной разлукой.       В глазах Джису не появляется ни жалость, ни боль, ни скорбь. Она не выглядит сконфуженной из-за того, что задала настолько неудобный своим ответом вопрос. И Юнги нравится это в ней. Понимание.       — Быть может, его ещё можно спасти, — говорит Джису и тянется к кружке кофе.       И Юнги не совсем уверен в том, что она говорит о цветке, но он всё равно кивает. Что-то однозначно можно спасти, даже если придётся «жить дальше».

***

      На следующий же день Юнги находит себя на одиннадцатом по счёту сайту для начинающих садоводов, пытаясь отыскать хоть какую-то полезную информацию, которая поможет ему спасти умирающий мучительной смертью цветок. И что-то даже начинает проясняться ровно до тех пор, пока он не осознаёт, что даже не удосужился понять, к какой разновидности азалий принадлежите его многострадальная.       Он долго и упорно рассматривает экран своего — такого же многострадального, только что из ремонта — ноутбука, тщетно пытаясь увидеть хоть малейшее различие между совершенно одинаковыми пёстрыми цветами якобы разных видов азалии, чтобы сдаться через пятнадцать минут, сфотографировать цветочный горшок и то, что в нём осталось и — так, как был, в спортивных штанах — выйти из квартиры. Спешит, потому что это отчего-то кажется важным, срочным, потому что, если успеть спасти цветок, быть может, можно успеть спасти и всё остальное?

***

      — Здравствуйте, Чеён, — девушка, стоящая спиной к двери за рабочим столом, вздрагивает и оборачивается. Должно быть, не услышала, как он открыл дверь магазина, войдя.       — О, это снова Вы! — девушка улыбается, будто действительно ему рада, — Юнги, кажется, да?       Юнги кивает, удивляясь тому, что она запомнила его имя, которое он ей назвал, когда забирал цветы для Дженни.       — Кому в этот раз навредили Ваши друзья? — Чеён поправляет светлую прядь, выбившуюся из хвоста, заправляя её за ухо, и Юнги, не отдавая себе в том отчёта, прослеживает её движение.       — Что ж, в этот раз кому-то навредил я, — говорит он и нервно отдёргивает домашнюю толстовку, в которой поспешил выйти на улицу, поздно это осознав, — Точнее чему-то. Я в прошлый раз купил здесь цветок…       — Азалию, да, помню, — Чеён кивает самой себе и улыбается Юнги, — Очень красивый цветок.       И он тут же тушуется. Как бы помягче сказать, что этот «очень красивый цветок» больше не очень красивый?       — Да, вот только я очень поздно осознал, что совсем не знаю, как за ним ухаживать, и это привело к фатальным последствиям, — Чеён хмурится и чуть наклоняет голову, из-за чего прядь, только заправленная ею за ухо, снова выбивается из причёски, привлекая его внимание, — И интернет меня в этот раз не спас, а только запутал.       — Всё настолько плохо?       — Боюсь, это почти клинический случай, — в доказательство он протягивает ей телефон, где азалия на фотографии выглядит действительно мёртвой.       — Да, — тянет девушка, рассматривая фото, — Её действительно нужно спасать.       Неожиданно хлопает дверь, заглушая колокольчик, висящий над ней, впуская новых посетителей, которые тут же углубляются в ряды, где стоят готовые букеты. Чеён смотрит в ту сторону несколько секунд, а потом переводит взгляд на Юнги, словно что-то решая про себя.       — Может, я расскажу Вам поподробнее о том, как ухаживать за Вашей азалией, за чашечкой кофе? Моя смена заканчивается через полчаса, — Чеён неловко опускает глаза, рассматривая свои руки, а Юнги краем глаза видит, как другие посетители уже выбрали несколько букетов.       — Да, я буду очень Вам признателен, — говорит Юнги и замирает на месте, подмечая, как слегка порозовели щёки девушки, всё ещё не смотрящей на него.       Безумная идея посещает его голову, и что-то — голосом недовольного его недалёкостью Сокджина — подсказывает, что он не ошибается в предположениях.       — Это…свидание? — голос не подводит его только потому, что он говорит почти шёпотом, боясь быть услышанным приближающимися к кассе другими покупателями.       Чеён улыбается нервно, но глаза поднимает, смотря прямо на него, будто с вызовом, и хмурится чуть-чуть.       — Если да, Вы откажетесь?       И что-то есть в этом вопросе и в этой девушке такого, что Юнги не видит причин отказываться. Быть может, Сокджин и Джису правы, и «жить дальше» возможно? Что если этот момент и есть его «жить дальше»?       — Нет, не откажусь.       Чеён ярко улыбается в ответ, что заставляет улыбнуться и его. И лишь когда она протягивает ему маленькую открытку, одну из таких, которые обычно вкладывают в цветы, с наспех написанным там номером телефона, он задумывается о том, правильно ли всё это.       И не может сдержаться от мыслей о том, что Чеён может оказаться для него тем самым «другим человеком», чьё присутствие вытеснит всё остальное.       Вот только возможно ли это вообще?

***

      «должен ли я чувствовать себя виноватым? ты ушла так давно, что я уже потерял счёт дням без тебя. но всё ещё не могу с этим справиться. хотя, наверное, хочу «жить дальше», даже если это невозможно, хочу попытаться. это эгоистично? это можно назвать предательством? это то, чего ты бы хотела?»       «если тебя не существовало, за что я вообще борюсь? за похищенную любовь? за своё нестабильное состояние? за наше счастье, которого не было? может быть, проще было бы, наконец-то, всё отпустить. хотя не то чтобы я знал, как это сделать»       «я поступаю правильно?»       «она не ты. она не ты. она не ты»       «всё совсем не так, как было с тобой, и я никак не могу понять плохо это или хорошо?»       «если я оставлю прошлое позади, оставит ли оно позади меня? или останется со мной навсегда?»       «что если я полюблю кого-то, кто не ты?»       «невозможно»

***

far from the world that i made i keep running from the lies that would drive me insane i was always holding on to the anger and pain but i'm finally letting go