Нарисуешь в небе солнце

      Что все это значит?! То есть, он был у них дома? Да в смысле? Нафига?       Лера позволила себе закрыть глаза, медленно вдохнуть и выдохнуть, только когда, спустившись по эскалатору, она бегом добралась до ближайшего, только что остановившегося вагона и плюхнулась на свободное место. Но унять поистине бешеное сердцебиение ей не удалось, как, впрочем, и привести в порядок мысли. Сколько же было вопросов к маман... да и не только к ней, по правде говоря. Может, это была шутка?       Достав из кармана куртки телефон с наушниками, утомленная в полном смысле слова и физически, и морально Лера апатично стала искать, какой трек ей сейчас послушать. Нет, только не мюзиклы и тем более не из театра оперетты. Надо что-нибудь такое нейтральное включить, то, чтобы не ассоциировалось с одним товарищем. Но уже было поздно, ибо появившийся на горизонте ее мыслей Маракулин тут же заполнил все пространство своей «непритязательной» персоной. Вот уж и впрямь молиться, что называется, бесполезно. И никакие треки тут не спасут. Но что-то послушать угрюмая Лерка все же включила, чтобы не было скучно в дороге. А в том-то как раз и был прикол, что ей вовсе не было скучно. Да и не сказать, чтобы уж прям весело. Словом, это было больше похоже на эмоциональные американские горки.       Дверь открыла мама. На сей раз она столкнулась с дочерью, что была на полголовы ниже предыдущего визитера и в такой же черной куртке, как и он. Вид у матери был, конечно, довольный и весьма загадочный. Лерке одного только взгляда на нее хватило, чтобы понять, что она все еще не отошла мыслями об этой встрече с Александром Леонидовичем и, если папа все еще искренне делал вид, будто бы не понимает, что его дочь нашла в этом артисте, то мама как раз-таки была с увлечением дочери полностью солидарна и всегда отвечала ей понимающей улыбкой.       – Рассказывай давай, как это было, – буркнула Лера.       – Что, прям так с порога?       – Можешь и прям тут. Он заходил вовнутрь?       – Ну а как иначе?       В прихожей брякнули ботинки, скинутые нетерпеливой Леркой, мама едва успела посторониться, чтобы та прошла в комнату бросить рюкзак, как вдруг дочь вновь явилась, сворачивая в ванную вымыть руки. На лице матери застыла все та же понимающая улыбка. В первый раз она видела столь бодро шагающую с деловым видом дочь, обычно Лера возвращалась домой никакая и предельно злющая, если что-то стряслось по учебе, например, очередной стычки с преподом, а тут! Электростанция на минималке. Нечасто такое увидишь.       – Да рассказывай же, не томи.       – Поела бы сначала. Чертыхнувшись, Лерка плюхнулась на стул, хоть и есть не особо хотелось, хотя обычно аппетит у нее после полностью отработанного дня был диким, но сегодня был явно особый случай, так сказать, исключительный. Даже при том, что на столе лежали только что разогретые макарошки, Лера их любила с детства. Особенно с сыром. Ну, или с соусом. А что, быстро и сытно.       – Не тяни резину, давай уже «с чувством, с толком, с расстановкой».       – Да и рассказывать-то особо нечего, – призналась мать, усевшись слева от нее, – позвонил в дверь. Сказал, что ему нужно поговорить. Он вообще-то, насколько я поняла, именно с тобой хотел поговорить, но тебя ж на месте не было, ну и...       – А о чем? – нахмурилась Лера, насаживая макароны на вилку. – Я-то ему нафига понадобилась?       – Ты меня спрашиваешь? Знаешь, о женской логике хотя бы говорят, а о мужской вообще никто не слышал. Тем более о логике твоего товарища. Вот уж у кого в жизни не догадаешься, что у него на уме.       – Он не мой товарищ, – огрызнулась та.       – Не язви мне тут. Жуй давай. В общем, спросил что-то насчет того самого случая, – она многозначительно приподняла и опустила брови, дескать, сама понимаешь, о чем я, – я ему что-то тараторила без конца, тараторила, как полная дура, он молча слушал. Он, знаешь, вообще был очень немногословен.       – Узнаю Леонидовича.       – Ага. Я сто сорок пятый раз извинилась перед ним, даже, кажется, пипец надоела ему своими извинениями. Что-то там даже о тебе рассказывала, ну не суть. Я, знаешь, вообще не помню толком, что ему наговорила, только болтала без конца, видимо, мозги отключились от шока.       – И что, послушал твои излияния и ушел?       – Ох, я ему и чай заварила, он даже не притронулся.       – Я бы на его месте поступила бы также, – перебила со смешком Лерка, – мало ли отравишь. А постой, ты ему какую кружку-то дала?!       Лерин взгляд вдруг стал не на шутку встревоженным, как если бы ей поручили присмотреть за маленьким ребенком в «Детском мире», а она упустила его из виду и потеряла в огромном магазине.       – Да не переживай, не ту, облезшую, – усмехнулась та.       Речь шла о кружке, которую она заказала в фотопечати для Леры с двумя фотографиями Маракулина и дурацкой надписью в центре. С надменным Вильфором из официальной фотосессии и еще какой-то фоткой, где он прям совсем молоденький. Сама дочь сначала крайне скептически отнеслась к такому подарку и уж точно бы не побежала делать подобное сама, ибо всякую там сувенирку в виде футболок, магнитиков, подушек и кружек с артистами Лерка считала зашкваром (впрочем, значки еще ничего) и подарок месяц стоял в книжном шкафу. Рука не поднималась из такого пить, Александра Леонидовича она все-таки, в первую очередь, уважала. Но потом эта кружка стала у нее одной из самой любимой и Лера долгое время пила только из нее. И Маракулин, словно не выдержав подобного кощунства, стал постепенно стираться и вот уже теперь его черты на кружке стали еле уловимы. Дома с тех пор то и дело шутили про «неуловимого Джо», что слинял, в полном смысле этого слова, даже с кружки.       -- Но подожди, давай рассудим, -- проговорила Лера, стараясь зацепить вилкой как можно больше упрямых макарошек, которые то и дело падали обратно вниз, -- единственное, что его связывает с нашим домом, это тот, кхм, эпизод. Зачем я бы на его месте сюда вернулась? Ну явно не за душевными разговорами о погоде. Может, он хотел пригрозить полицией?       -- А зачем ему тогда понадобилось приходить? Написал бы заявление и все. Ты все-таки, Лерка, молодец, правильно тогда среагировала, а то бы...       -- А самим догадаться было нельзя?!       -- А я-то что? Это все твой отец.       -- Перекладывать вину друг на друга очень по-взрослому, ага. Тогда что Леонидовичу понадобилось-то?       -- Не знаю, Лер, -- вздохнула та, -- знаешь, он пришел очень бледным, у него были такие уставшие глаза, сперва настроженные и нерешительные, как будто он сам не вполне понимает, что он делает и зачем оно ему надо. Так только собаки смотрят, у меня, как только я постепенно отходила от шока, сердце сжалось, глядя на его вид. На сцене он совсем не такой, как был сейчас тут. Может, он пытался как-то разобраться? Понять кто мы такие, например. Больше же узнать неоткуда.       -- Ну, может.       – Я ведь ему еще номер твой дала, – как бы между прочим заявила мама.       – Это еще зачем?       – Ну, он же все-таки тебя хотел видеть, не меня же. Нацарапала ему на клочочке быстренько и протянула.       – И что он?       – Да я тебе говорю, ни слова из него почти что не вытянешь! Что за человек такой, представляю, как его жене с ним трудно. А номер все же взял, поколебался,       правда, немного. И ушел. В неизвестном направлении.       Декабрь постепенно подходил к концу, впереди неудержимо надвигались праздники.       Под звонкий шум бокалов игристого новогоднего шампанского мама с напущенной торжественностью пожелала Лере незабываемого года, кучу ярких впечатлений и побольше встреч с «сама-знаешь-кем».       И что самое удивительное, все – на удивление – сбылось.       Наступал новый 2020 год.