Сказания о Духах, Богах да Демонах

Бредёт ледяная дева по лесу, напрямик к дитя своему прекрасному идёт. Зима Белая, дева холодная, а тоже дитя ростит. Дитя её длинноухое, с хвостами пятью длинными пушистыми, по земле волочащимися, глазами яркими фиалковыми, нечеловеческими, волосами в косу длинную стянутыми. Лежит дитя в снегу и шевельнуться не хочет. Лишь когда подходит богиня к своему дитя, замечает её маленький лис, вскакивает проворно, сугробы хвостами размётывает, кидается на шею матери. Дитя у зимы - подстать ей, холодом обуревает, но в глубине глаз кроется и манит тепло его, детское, такое, что только у детей и бывает. Нечистые у дитя глаза, мёртвые, уши Кицунэ-демона и хвосты его же, но душа чистая, детская, и не скажешь, что уже десятки лет на земле этой живёт, что старше того демона огненного, что повстречала матушка недавно. Ласковой улыбкой сердце матери отогревая, улыбается лисёнок, потом ушки к голове прижимает, ластится. Гладит своё дитя зима по макушке, по ушам треплет, а тепла дать не может. Берёт она своё дитя под руку и ведёт по лесу, показывает владения северной снежной зимы, просит веточку снежком нарядить. Ладошки у дитя ледяные, но теплее материных, по снегу ступать дитя удобно, льдинки ножки не режут, белые хвосты норки зверюшек снегом сильнее присыпают, чтобы не замёрзло зверьё, рядом с зимними хозяюшками леса. Скучно кицунэ ледяному, духу божественному, юному ещё совсем, просто так по лесу гулять, да дела полезные делать, кружится он, смеётся озорно, снежинки к макушкам деревьев подбрасывает, танец начинает с ними. Матушке предлагает присоединится, да только задумчива совсем матушка стала, не хочет и смотреть на шалости сына своего. Обижается приемник богини смерти на неё из-за этого, хвостами обиженно виляет, хнычет почти, когда матушка идёт без него дальше, но один оставаться на прогулке не хочет, бежит вслед за ледяной своей богиней. - Матушка, Матушка!- звучит звонко детский голосок. - Смотри, милый мой,- наконец останавливается древняя сущность на поляне, ведёт рукой в сторону пьедестала большого в центре. А на пьедестале том сердце лежит. Живое, бьющееся, холодное, с вереницей узоров инея на боках, в огне ледяном, синем, светится. Вздрагивает дитя, помнит это место, ощущает его ауру сильную, здесь он и рождён был, создан из снега и крови снежной богини. Благоговея, за ладонь матери хватается, восхищаясь осматривается, пытается хоть что-то вспомнить о своём рождении, первом вздохе, первом взгляде на матушку. Поднимая взгляд от задорно хрустящего под ногами снега, кицунэ смотрит на зиму, что подходит к пьедесталу, сердце в руки берёт, махом ладони да ветром колючим в спину бьющим к себе подзывает. Идёт не спеша дитя к матери, смотрит внимательно, с восхищением, запоминает каждый миг, чай не маленький уже, тогдашние времена не помнит, но эти-то уж обязан запомнить. А зима всё манит дитя своё к себе, манит, подзывает тонкой ледяной ладонью, улыбается зазывающе. Говорит она: - Вот сердце моё, Мицунари. Смотри какое ледяное. Оно, самое величайшее сокровище, что у меня было. Восхищённо трепеща от восторга, маленький кицунэ пальчиками по кромке ладони матери проводит, сердца её касаться не смея, да зима хохочет, подбадривает, а синий огонёк горит равномерно, мерцает так, что лисёнок взгляд от него оторвать не может. - Было?- отмирает кицунэ, спрашивает, любопытно ему узнать о чём-нибудь новом. - Да. Потому что сейчас моё величайшее сокровище это ты.- улыбается зима и будто бы уже не так холодно в лесу, будто бы вся она оттаивает, теплее становится.- И я дарю тебе его, дитя моё. Смотрит дитя с восхищением, да застывает от слов материных, тëплых совсем не по зимнему, смотрит с недоверием, руки матери отталкивает. Неужели матушка погибели своей хочет? Неужели и жизнь ей надоела и не мила уже совсем? Смотрит детям со слезами на глазах, шмыгает носом, не понимает, что случилось с матушкой. - Давно бы пора тебе вырасти, Мицунари. А ты всë как дитя человеческое выглядишь. Тяготит это моë сердце, тяготит и то, что ради меня ты это делаешь. А мне уж и на покой пора давно, душа моя отсюда вон просится. Вкладывает в ладонь дитя своего сердце своë зима, да улыбается нежно, да пропадает в завывании ветра, пурге снежной. Слëзы по щекам кицунэ катятся, плачет он, да в руках нежно сияющее сердце сжимает, ощущает силу матери, что теперь его силы подпитывает. Исчезает голубое пламя с ладоней детских, да только в груди новая тяжесть прибавилась. Махает кицунэ шестью уже хвостами, махнëт рукой, уже взрослый лис на поляне стоит, махнëт рукой, уж и не человеческий облик примет, махнёт рукой, метель его в своих ветрах снежных скроет да слова его. - Прощай матушка, прощай, я не забуду тебя и всё что от тебя узнал. Утихла метель, да на поляне той никого уже не было. Ушёл лис шестихвостый с поляны. Средь леса его больше ничего не держало.