***
Римус очнулся уже после рассвета, чувствуя привычную ломоту в костях. Солнце уже давно взошло над горизонтом, пробиваясь сквозь заколоченные окна Визжащей Хижины. Какое-то время он просто лежит, скрючившись на полу в позе эмбриона, рассеянно наблюдая за тем, как неторопливо плавают в воздухе частички пыли, хорошо заметные на ярком свете, пытался прийти в себя. Это полнолуние было таким же ужасным, как и все предыдущие с тех пор, как они выпустились из школы — неразборчивые картинки прошедшей ночи всплывали в сознании красными вспышками, но отказывались складываться в полноценную картину. Оставалось только надеяться, что за это время он не навредил ни кому, кроме себя самого. Поежившись от утреннего холода, он поводит уставшими плечами и с удивлением обнаруживает накинутый на его тело колючий клетчатый плед. — Проснулся, наконец, соня? — он оборачивается на хриплый, заспанный голос. Зевая, Кира смотрит на него с усталой улыбкой, поднимая лохматую голову от старого стола. — Что ты?.. — он удивленно озирается по сторонам, все еще не оправившись от тяжелого, изнуряющего состояния. Голова немного кружится и гудит в висках, словно колокольным набатом. — Давно ты здесь? — Не волнуйся, пришла, как только луна скрылась, — потянувшись, девушка смотрит на него чуть насмешливо, подперев голову рукой. — Ты так сладко спал, что даже ничего не заметил. Не замерз? Молли дала плед. Он рассеянно пожимает плечами, вдруг осознает, что под пледом совершенно голый, словно младенец, смущенно кутается в его складки сильнее. Разминая затекшие руки и ноги, Кира поднимается со своего места. Вид у нее необычно болезненный: темные круги под глазами, кажется, стали выделяться еще сильнее на бледном лице, а щеки покрыты лиловыми порезами, еще совсем свежими. Где-то на задворках сознания, словно молнией, его поражает мысль о том, что это мог оставить на ней эти следы. Люпин испуганно оглядывает Поттер с ног до головы, но она кажется вполне целой. Кроме мятой, покрытой пылью одежды, да растрепанных волос, все кажется в порядке. — Я принесла сэндвичи с ветчиной, — на старом изодранном диване оказывается большая соломенная корзина для пикников. Опустившись рядом с ней, Поттер начинает рыться в ее содержимом, тактично стараясь не пялиться на полуголого друга. — И одежду. Твоя, кажется, совсем пришла в негодность… Девушка указывает на кучу изорванного тряпья, валяющуюся в дальнем углу комнаты. Мерлин, неужели когда она пришла сюда, он валялся на полу в том, в чем мать родила?! Выругавшись про себя, Римус смущенно отводит глаза. Он уже отвык просыпаться вот так, с друзьями в одной комнате, чьи теплые заботливые руки поддержат его слабое трясущееся тело и помогут из последних сил доковылять до замка, где можно будет остаток дня провести в спальне для мальчиков, восстанавливая силы. Все это было будто в другой жизни, обрывки которой иногда приходили к Римусу сказочными, будто нереальными видениями. Иногда ему кажется, что все это ему когда-то привиделось, что он выдумал все это для того, чтобы были силы поднимать свое никчемное, больное тело с земли. Последние два года его жизнь тянулась от полнолуния до полнолуния, разбавленная серыми днями и бесконечным одиночеством, больше похожем на затянувшийся кошмар. Даже несмотря на то, что он в сердцах наговорил ей, эта девушка все равно здесь, смотрит на него блестящими золотисто-карими глазами, не предлагает свою помощь, не ждет того, что Люпин ее примет, а не спрашивая берет все в свои руки. И по-прежнему относится к нему, как раньше — человеку, которого давно знает, которым… дорожит? — Кира, я… п-прости меня, пожалуйста, — сцепив зубы, он собирается с силами, чтобы посмотреть ей в лицо, несмотря на чувство вины, захлестнувшее резкой волной. — Я правда не заслуживаю того, что ты для меня делаешь. — Может, и не заслуживаешь, а может и заслуживаешь. Давай я сама это решу, — хмыкнув, она достает из корзины завернутые в фольгу сэндвичи, протягивает Римусу бледной рукой. Он замечает две тугие повязки, перевязывающие ладони девушки. Что могло произойти за эти два дня, что они не виделись? И самое главное, как он мог допустить, чтобы сестра его лучшего друга пострадала, пока он трусливо собирался с силами для того, чтобы принести извинения? — А теперь ешь. Путь до Кардиффа долгий, трансгрессировать в таком состоянии мы не можем. Сунув в руки растерянного Римуса сверток с бутербродами, девушка плюхается на софу напротив, подтягивает к груди тощие коленки. Наступает напряженная, неловкая тишина, и чтобы как-то занять себя, Люпин принимается за предложенные сэндвичи. Несмотря на слабость тела, аппетит в нем просыпается просто зверский. Не заметив, он в один миг разбирается со всеми бутербродами, жадно вгрызаясь в кусочки поджаренного хлеба. Кира наблюдает за ним с натянутой улыбкой где-то в самых уголках губ, кажется, думая о чем-то своем. Невольно вспоминается их неловкий разговор в один из вечеров на пятом курсе, после того, как девушка узнала его позорный секрет. Он был готов ко всему — что она, как и другие люди прежде, в отвращении отвергнет его предложение поговорить, что больше никогда не будет воспринимать Римуса как прежде, вместо этого начнет видеть в нем кровожадного монстра. И вспомнился их позорный поцелуй и последовавший за ним неловкий разговор. Он знал еще с самого начала, что не имеет права на эти чувства, никогда не позволял своим симпатиям зайти дальше наивных фантазий. Они обнаружились внезапно, в конце четвертого курса, когда она смеясь навалилась на него сзади, ущипнув за щеку, в шутливой манере спросила, что он хочет получить в качестве подарка на именины. Тогда Римус смущенно ответил, что ему ничего не нужно, к тому же, Джеймс и Сириус в тайне уже готовили для него какой-то сюрприз. Кира только тряхнула вихрастыми космами, будто и не слышала скомканных объяснений, и пообещала придумать что-то такое же особенное, прямо как он сам. Разумеется, это была только невинная дружеская шутка, но она почему-то заставила его расплыться в широкой улыбке, шутливо пихнуть ее локтем. «Буду ждать с нетерпением!» — в той же игривой манере ответил ей Римус, даже не заметив, что только что впервые в жизни флиртовал с девушкой. А после долго не мог выкинуть этот момент из головы, каждый раз покрываясь краской при воспоминании об этом вроде бы непринужденном, дружеском разговоре. Что-то в растянутой улыбке Киры, в том, как блеснули ее золотисто-карие глаза в ответ на его фразу заставили внутренности Римуса перевернуться, нервно похолодеть, а сердце наполниться странной, сладкой тоской. Ему нравилось проводить с ней время только вдвоем, без Джеймса и Сириуса, работая вместе над домашним заданием, либо гуляя по берегу Черного Озера, болтая о всякой ерунде. Было в этом что-то интимное, сокровенное. Иногда она резко останавливалась, тормозя пятками, необычно высокая по сравнению с Римусом, которого еще не затронула пора пубертата, уже похожая на молодую девушку, никак не на девочку, смотрела очень грустно, рассказывала о том, как ездила в больницу Святого Мунго к родителям. Выкручивая пальцы, Кира делилась с ним своими переживаниями о том, что Поттерам, похоже, не выкарабкаться. Что-то внутри подсказывало, что об этом девушка не рассказывала никому, кроме Люпина, даже лучшему другу Пруэтту, либо Джеймсу, с которым вместе навещала родителей. Осознание того, что она доверяет свои страхи кому-то вроде него, жалкому трусливому монстру, не делится ими с кем-то еще, наполняло его душу странным теплом. Неосознанно он тянулся к этому теплу, отвечал доверием на доверие. Было в этом что-то стыдливое, мерзкое, — пользоваться ее добротой и участием, скрывать свою истинную сущность, лелея в душе надежду, что эта дружба не кончится никогда. Следующим летом Римус резко возмужал, вымахал на целый фут, а когда вернулся в школу в начале пятого курса, то заметил, что изменился не только он. Что-то странное случилось с одноклассниками, глупые ребяческие задирания Джеймса по отношению к Лили превратились в ухаживания, а Сириус умудрился начать встречаться с тремя девчонками одновременно. Люпин же знал, что никогда не смеет надеяться на что-то подобное. Разговор с Кирой дал ему слабую надежду, — она приняла его, не оттолкнула, не изменила своего мнения. Он сам не понял, как поцеловал ее. Однако наивные мечты разбились в тот же вечер.***
Наблюдая за Римусом, я достала из корзины бутылку с тыквенным соком, глотнула немного, просто чтобы занять руки. Все прошло куда лучше, чем я ожидала. Трансгрессируя в Хогсмид, я успела напредставлять себе, как Люпин в очередной раз кричит на меня из-за непрошенной помощи, как прогоняет. Слова Уизли хоть и приободрили немного, внушая ложную надежду на то, что у меня еще есть шанс помочь ему. В голову резко пришло осознание того, что я совсем забыла расспросить Артура о Коннингтоне на том ужине, это ведь было самой главной причиной, почему я на него пришла! Тц, стоило только разговору зайти о Люпине, как из головы сразу же все вылетело. Неужели дают о себе знать ростки той наивной, школьной влюбленности, которой не суждено было чем-либо закончиться? В голове промелькнула шальная мысль о том, что шанс появился снова, но я сразу же отмахнулась от ней, стараясь игнорировать. С тех пор ничего не изменилось, стало только хуже. — Расскажи, что случилось? — наконец, дожевав последний сэндвич, Римус кивает на мои перевязанные руки. — Ты такой соня, умудрился проспать все самое интересное, — я натянуто улыбаюсь, вцепившись в бутылку. Рассказываю ему и о раннем вызове, на котором мы нашли Сэла, и о дуэли с человеком в мантии в берлоге Стоуна. Римус молча меня слушает, становясь все мрачнее. — Дамблдор знает об этом? — наконец, нервно сглотнув, спрашивает Люпин, когда заканчивается мой рассказ. — Ага, пока ждала, когда луна скроется, заглянула в Хогвартс, рассказала обо всем, что видела. Он думает, что дело никакого отношения к Гарри не имеет! — я фыркнула, вспоминая надменное лицо волшебника. Снова сорвалась на него, накричала. Думала, что старик придумает что-то с Коннингтоном, но вместо этого Дамблдор по каким-то причинам встал на его сторону. Еще и Снейп начал поддакивать, мол, мне лишь бы как собаке броситься на первого встречного, лишь бы мозгами не раскидывать. — Но у меня есть одна зацепка, которая, возможно, поможет. С ликующим видом я достала из внутреннего кармана мантии потрепанный дневник Сэлинджера, который умудрилась стянуть незаметно от Коннингтона. Быстро пролистав заметки контрабандиста, я убедилась, что дело того стоит. Туда он записывал все свои сделки. Учитывая, что мы уже неделю топчемся на месте, пока Гарри все еще угрожает секта Волан-де-Морта, сейчас любая ниточка будет полезной.